Неточные совпадения
Проснулось эхо гулкое,
Пошло гулять-погуливать,
Пошло кричать-покрикивать,
Как будто подзадоривать
Упрямых мужиков.
Царю! — направо слышится,
Налево отзывается:
Попу! попу! попу!
Весь лес переполошился,
С летающими птицами,
Зверями быстроногими
И гадами ползущими, —
И стон, и рев, и гул!
Оказалось, что первым
проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они все время прыгали то на одну, то на другую сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул ее и в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный
зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понес ее в лес. Испуганная толчком, Альпа бросилась через огонь и попала ко мне на грудь. В это время я услышал крик Дерсу.
Долго сидели мы у костра и слушали рев
зверей. Изюбры не давали нам спать всю ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело
просыпался. У костра сидели казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, кружились и одна за другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли успокоиться. Они слонялись по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
Между тем Крейцберг поселился в доме Гурьева, в комнате при зверинце, вместе с ручной пантерой. В первую же ночь пантера забеспокоилась.
Проснулся укротитель и услышал страшный вой
зверей, обычно мирно спавших по ночам.
Во мне
проснулся зверь, отвратительный, разнузданный
зверь… и… я не устоял.
— Помните, я просила вас быть с ним сдержанным. Нет, нет, я не упрекаю. Вы не нарочно искали ссоры — я знаю это. Но неужели в то время, когда в вас
проснулся дикий
зверь, вы не могли хотя бы на минуту вспомнить обо мне и остановиться. Вы никогда не любили меня!
Ченцов начал сжимать ее в своих объятиях, целовать в голову, в шею: чувственный и любострастный
зверь в нем
проснулся окончательно, так что Людмила с большим усилием успела наконец вырваться из его объятий и убежала из своей комнаты.
В то же время откуда-то из тени человеческий голос сказал что-то по-английски резко и сердито. Матвею этот окрик показался хуже ворчания лесного
зверя. Он вздрогнул и пугливо пошел опять к опушке. Тут он остановился и погрозил кулаком. Кому? Неизвестно, но человек без языка чувствовал, что и в нем
просыпается что-то волчье…
Но во вчерашнем диком
звере сегодня уже
проснулся человек.
Тогда в нем
просыпалась другая душа — буйная и похотливая душа раздраженного голодом
зверя.
А Михайла опять: «
Просыпайся, что ли, нечистая душа! Вот мы вдвоем пришли тебя раздевать!» Да с этими словами моментально хвать у него одну подушку из-под головы. Тот ничего, только головой, как теленок, мотнул, всхлипнул и опять давай воздух ловить. Обернулся ко мне Михайла, страшный такой, точно
зверь. «Садись, говорит, на ноги и держи». А сам подушку ему на лицо и — навалился.
— Вера есть в каждом, но она затемнена… Без веры не человек, а
зверь. По нашей слабости нам нужно великое горе, чтобы душа
проснулась… Горе очищает душу, как огонь очищает злато.
Назавтра в Нехлюдове
просыпается древний
зверь — «животный человек».
И ему это не очень-то понравилось… Зверь-то в нем
проснулся несомненно и под уколом каких впечатлений? Память о влюбленности в милую девушку должна бы сделать ему отвратительным всякое сближение с пьющей и павшей бабенкой. Выходило, видно, наоборот.
В конце концов восторженные, огненные речи друга возымели свое действие на Николая Павловича; в нем
проснулся тот русский богатырь-солдат, который скрыт под тонким мундиром всякого честного офицера, и он с воодушевлением стал рисовать Андрею Павловичу картины их будущей бивачной жизни, заранее предвкушая сладость несомненной победы над «общеевропейским врагом», «палачом свободы», «насадителем военной тирании» Наполеоном, этим воплощенным
зверем Апокалипсиса.