Неточные совпадения
Вронский взял письмо и
записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от
матери с упреками за то, что он не приезжал, и
записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет на станцию, напишет ему
записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется
матери (не понимая ее страданий) на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
«Плохо! — подумал Вронский, поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет». Сидя в уединении закрытой коляски, он достал письмо
матери и
записку брата и прочел их.
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У девочки в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток,
матерей,
И дружба тяжкая мужей!
Он тотчас же написал моей
матери записку и уведомил ее, что я отдал все деньги не Катерине Ивановне, а Софье Семеновне, и при этом в самых подлых выражениях упомянул о… о характере Софьи Семеновны, то есть намекнул на характер отношений моих к Софье Семеновне.
— Да и юмор странный, — продолжал я, — гимназический условный язык между товарищами… Ну кто может в такую минуту и в такой
записке к несчастной
матери, — а
мать она ведь, оказывается, любила же, — написать: «прекратила мой жизненный дебют»!
Это была
записка от
матери Шустовой.
В Петербурге у Нехлюдова было три дела: кассационное прошение Масловой в Сенате, дело Федосьи Бирюковой в комиссии прошений и, по поручению Веры Богодуховской, дело в жандармском управлении или в 3-м отделении об освобождении Шустовой и о свидании
матери с сыном, содержащимся в крепости, о котором прислала ему
записку Вера Богодуховская.
Нынче вечером вы получите от моей
матери записку, что катанье наше расстроилось, потому что я больна.
Это было преступление без заранее обдуманного намерения: однажды вечером
мать ушла куда-то, оставив меня домовничать с ребенком; скучая, я развернул одну из книг отчима — «
Записки врача» Дюма-отца — и между страниц увидал два билета — в десять рублей и в рубль.
— Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы
мать. Мы сошлись сегодня с Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно в семь часов утра, вследствие ее вчерашнего приглашения. Она дала мне знать вчера вечером
запиской, что ей надо видеть меня и говорить со мной о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый час о делах, собственно одной Аглаи Ивановны касающихся; вот и всё.
— Именно, — с достоинством ответил пьяница, — и сегодня же в половине девятого, всего полчаса… нет-с, три четверти уже часа как известил благороднейшую
мать, что имею ей передать одно приключение… значительное.
Запиской известил чрез девушку, с заднего крыльца-с. Приняла.
На рассвете выл фабричный гудок, сын и Андрей наскоро пили чай, закусывали и уходили, оставляя
матери десяток поручений. И целый день она кружилась, как белка в колесе, варила обед, варила лиловый студень для прокламаций и клей для них, приходили какие-то люди, совали
записки для передачи Павлу и исчезали, заражая ее своим возбуждением.
Мать оглянулась и, быстро сунув
записку в руку Павла, облегченно вздохнула.
— Видишь ли, ты кричишь и бранишься, как и в прошлый четверг, ты свою палку хотел поднять, а ведь я документ-то тогда отыскал. Из любопытства весь вечер в чемодане прошарил. Правда, ничего нет точного, можешь утешиться. Это только
записка моей
матери к тому полячку. Но, судя по ее характеру…
Ему было очень тяжело; он бросил милую
записку доброго профессора на стол, прошелся раза два по комнатке и, совершенно уничтоженный горестью, бросился на свою кровать; слезы потихоньку скатывались со щек его; ему так живо представлялась убогая комната и в ней его
мать, страждущая, слабая, может быть, умирающая, — возле старик, печальный и убитый.
Она рассказала ей, как Миклаков прислал ей с объяснением в любви
записку, как он у нее был потом, и она сказала ему, что уезжает в Петербург к отцу и
матери.
Я очнулся ранним и свежим зимним утром. Тит сидел у стола и что-то читал. Я долго смотрел на него, на его лицо, склоненное на руки, внимательное, доброе и умное. С таким выражением Тит никогда не читал
записки. Так он читал только письма сестры и
матери. Все лицо его светилось тогда каким-то внутренним светом. Потом он поднял глаза на меня. В них был тот же свет.
Упадышевский также получил
записку:
мать просила отпустить меня с шести до девяти часов вечера, а если нельзя, то хотела приехать сама; к этому прибавляла она, что пробудет в Казани только до утра.
Часа через полтора он воротился с такой радостной
запиской, с такой горячей благодарностью Упадышевскому, что старик прослезился, прочитав письмецо моей
матери.
На другой день поутру, когда я стал одеваться, дядька мой Евсеич подал мне
записку:
мать прощалась со мной; она писала, что если я люблю ее и хочу, чтоб она была жива и спокойна, то не буду грустить и стану прилежно учиться.
Доктор был совершенно убежден в необходимости дозволить свидание
матери с сыном, особенно когда последний знал уже о ее приезде, но не смел этого сделать без разрешения главного надзирателя или директора; он послал
записки к обоим.
Так было до вечера. Вечером Линочка ушла к Жене Эгмонт вместе заниматься, а Саша читал
матери любимого обоими Байрона; и было уже не меньше десяти часов, когда Саше прислуга подала
записку от Колесникова: «Выйди сейчас же, очень важно».
Не полагаясь на собственный суд, мама тотчас отправила музыканта с
запискою во Мценск для испытания к о. Сергию, который отвечал, что посланный вполне может давать первоначальные уроки. Сказавши, что до приезда мужа она не может дать окончательного ответа,
мать разрешила музыканту, ночуя со слугами в передней, дождаться приезда барина, ожидаемого дня через два.
— И вы туда же! Стыдно быть таким малодушным, — продолжал Леонид. — Теперь
мать будет за меня проклинать Лиду; вразумите ее и растолкуйте, что та ни в чем не виновата. Она вчера, говорят, так ее бранила, что ту полумертвую увезли домой. Там, в моей шкатулке, найдете вы
записку, в которой я написал, чтобы Лиде отдали всю следующую мне часть из имения; настойте, чтобы это было сделано, а то она, пожалуй, без куска хлеба останется. Ой! Что-то хуже, слаб очень становлюсь… попросите ко мне
мать.
Я привез прочесть вам эту
записку: угодно выслушать?» Разумеется, мой отец и
мать усердно об этом просили.
Коротенькой
запиской отец с
матерью как будто говорили Сергею Андреичу: «Прими от родивших тебя тленное земное наследие, но за гробом нет тебе части с нами.
«Ведай, Флена Васильевна, что ты мне не токмо дщерь о Господе, но и по плоти родная дочь. Моли Бога о грешной твоей
матери, а покрыет он, Пресвятый, своим милосердием прегрешения ея вольные и невольные, явные и тайные. Родителя твоего имени не поведаю, нет тебе в том никакой надобности. Сохрани тайну в сердце своем, никому никогда ее не повеждь. Господом Богом в том заклинаю тебя. А
записку сию тем же часом, как прочитаешь, огню предай».
Да простит мне читатель (если таковой будет у моих
записок), да простит он мне, что я ниже этих строк сейчас приведу в дословном изложении разговор, последовавший между мною и моей
матерью.
Она знала и то, что еще год назад, перед тем как начали отниматься ноги у Елены Никифоровны,
мать безобразно притиралась, завивала волосы на лбу, пела фистулой, восторгалась оперными итальянцами, накупала их портретов у Дациаро и писала им
записки; а у заезжего испанского скрипача поцеловала руку, когда тот в Благородном собрании сходил с эстрады.
Потом она вспомнила
мать… Ей известно было, что государыня посылала наведаться о цыганке Мариуле: говорили, что бедной лучше, что она уж не кусается… Сердце Мариорицы облилось кровью при этой мысли. Чем же помочь?.. Фатализм увлек и
мать в бездну, где суждено было пасть дочери. Никто уж не поможет, кроме бога. Его и молит со слезами Мариорица облегчить участь несчастной, столько ее любившей.
Запиской, которую оставляет при письме к государыне, завещает Мариуле все свое добро.
Заняв свое место по правую сторону
матери, Талечка все-таки не была совершенно покойна. Мысль, что могут увидеть, как она передаст
записку Зарудину, заставляла ее по временам мысленно совершенно отказываться от задуманного плана, но затем воспоминание об ожидающей завтра ответа подруге изменило это решение.
Фанни Михайловна, с разрешения Герасима Сергеевича, исполнила просьбу неизвестной
матери, хотя об этом пришлось довести до сведения местной полиции, оставившей девочку на попечение дворянина Савина и отобравшей документы, выписку и
записку для справок.
Вчера вечером умерла
мать, а утром вчера она дрожащей рукой написала
записку: «Приди проститься». Не пошел Лазарь прощаться с умирающей торговкой, по странной случайности получившей право называться его
матерью. Прав ли он был?
При этом государь вспомнил, что еще будучи наследником престола, в поданной им покойной государыне, его
матери,
записке высказал мысль, что России следует отказаться от завоевательной политики и умножать только оборонительную военную силу.
— С появившейся так неожиданно для меня в моем, будуаре дамой сделалось дурно. Потрудитесь вместе с горничной привести ее в чувство и в моей карете отвезите ее обратно к ее
матери — Анжелике Сигизмундовне Вацлавской с моей
запиской.
— Свершилось все, дядюшка! — воскликнул Густав, целуя
записку и рыдая над нею. — По крайней мере, с этим залогом умереть не тяжело. Она меня любит!.. Чего ж мне более?.. Луиза моя!.. Сам Бог мне ее дал… Она придет к тебе в дом, Адольф, но не будет твоя. Ты не знаешь, что она сердцем сочеталась со мною прежде!.. Скоро уйдет она от тебя ко мне, к законному ее супругу. Ложе наше будет сладко… гроб! Из него уж не повлекут ее силою. В гробу ведь не знают власти
матери.