Неточные совпадения
Люди позабыли прошедшее и не
задумывались о будущем.
«Оживлены убийством», — вспомнил он слова Митрофанова —
человека «здравого смысла», — слова, сказанные сыщиком по поводу радости, с которой Москва встретила смерть министра Плеве. И снова
задумался о Лидии.
Затем он снова
задумался о петербургском выстреле; что это: единоличное выступление озлобленного
человека, или народники, действительно, решили перейти «от слов к делу»? Он зевнул с мыслью, что террор, недопустимый морально, не может иметь и практического значения, как это обнаружилось двадцать лет тому назад. И, конечно, убийство министра возмутит всех здравомыслящих
людей.
«Почти старик уже. Он не видит, что эти
люди относятся к нему пренебрежительно. И тут чувствуется глупость: он должен бы для всех этих
людей быть ближе, понятнее студента». И,
задумавшись о Дьяконе, Клим впервые спросил себя: не тем ли Дьякон особенно неприятен, что он, коренной русский церковник, сочувствует революционерам?
Лютов, крепко потирая руки, усмехался, а Клим подумал, что чаще всего, да почти и всегда, ему приходится слышать хорошие мысли из уст неприятных
людей. Ему понравились крики Лютова
о необходимости свободы, ему казалось верным указание Туробоева на русское неуменье владеть мыслью.
Задумавшись, он не дослышал чего-то в речи Туробоева и был вспугнут криком Лютова...
Вспомнив эту сцену, Клим с раздражением
задумался о Томилине. Этот
человек должен знать и должен был сказать что-то успокоительное, разрешающее, что устранило бы стыд и страх. Несколько раз Клим — осторожно, а Макаров — напористо и резко пытались затеять с учителем беседу
о женщине, но Томилин был так странно глух к этой теме, что вызвал у Макарова сердитое замечание...
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и
задумался о презрении некоторых
людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право, мораль и все, чем живет большинство, что внушается
человеку государством, культурой? «Классовое государство ремонтирует старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника в гражданском процессе. В коридоре все еще беседовали, бас внушительно доказывал...
Но, сбросив маску, она часто зла, груба и даже страшна. Испугать и оскорбить ее нельзя, а она не
задумается, для мщения или для забавы, разрушить семейное счастье, спокойствие
человека, не говоря
о фортуне: разрушать экономическое благосостояние — ее призвание.
Уважать
человека сорок лет, называть его «серьезным», «почтенным», побаиваться его суда, пугать им других — и вдруг в одну минуту выгнать его вон! Она не раскаивалась в своем поступке, находя его справедливым, но
задумывалась прежде всего
о том, что сорок лет она добровольно терпела ложь и что внук ее… был… прав.
Длинный рассказ все тянулся
о том, как разгорались чувства молодых
людей и как родители усугубляли над ними надзор, придумывали нравственные истязания, чтоб разлучить их. У Марфеньки навертывались слезы, и Вера улыбалась изредка, а иногда и
задумывалась или хмурилась.
Но тем не менее сватанье девушки, заботы матери
о ее выдаче, разговоры
о женихах — все это может навести ужас на
человека, который
задумается над комедией…
Отец пошел на вспаханную, но еще не заборонованную десятину, стал что-то мерить своей палочкой и считать, а я, оглянувшись вокруг себя и увидя, что в разных местах много
людей и лошадей двигались так же мерно и в таком же порядке взад и вперед, — я крепко
задумался, сам хорошенько не зная
о чем.
Переодеваясь в своей комнате, она еще раз
задумалась о спокойствии этих
людей, об их способности быстро переживать страшное. Это отрезвляло ее, изгоняя страх из сердца. Когда она вошла в комнату, где лежал раненый, Софья, наклонясь над ним, говорила ему...
Я не смею
задуматься, — не говорю
о том, чтобы рассуждать вслух, —
о любви,
о красоте,
о моих отношениях к человечеству,
о природе,
о равенстве и счастии
людей,
о поэзии,
о Боге.
Веселым его не находили: «
Человек претерпел,
человек не то, что другие; есть
о чем и
задуматься».
— Я не понимаю, — сказала Биче,
задумавшись, — каким образом получилось такое грозное и грязное противоречие. С любовью был построен этот корабль. Он возник из внимания и заботы. Он был чист. Едва ли можно будет забыть
о его падении,
о тех историях, какие произошли на нем, закончившись гибелью троих
людей: Геза, Бутлера и Синкрайта, которого, конечно, арестуют.
Старуха
задумалась о том, куда девались из жизни сильные и красивые
люди, и, думая, осматривала темную степь, как бы ища в ней ответа.
Читая эти вдохновенные речи, мы, провинциалы,
задумываемся. Конечно, говорим мы себе, эти
люди невинны, но вместе с тем как они непреклонны! посмотрите, как они козыряют друг друга! Как они способны замучить друг друга по вопросу
о выеденном яйце!
Думал в ней излить все мои чувства, всю мою душу, так, что, где бы ты ни была, я все бы был с тобой, беспрерывно бы напоминал
о себе моими стихами, и самая лучшая мечта моя была та, что ты
задумаешься наконец и скажешь: «Нет! он не такой дурной
человек, как я думала!» Глупо, Зиночка, глупо, не правда ли?
Я
задумывался над несправедливостью
людей, осуждавших меня за то, что я пегий, я
задумывался о непостоянстве материнской и вообще женской любви и зависимости ее от физических условий, и главное я
задумывался над свойствами той странной породы животных, с которыми мы так тесно связаны и которых мы называем
людьми — теми свойствами, из которых вытекала особенность моего положения на заводе, которую я чувствовал, но не мог понять.
И, снова чувствуя себя сильным и умным среди этого стада дураков, что так бессмысленно и нагло врываются в тайну грядущего, он
задумался о блаженстве неведения тяжелыми мыслями старого, больного, много испытавшего
человека.
Вообще же он думал трудно, а
задумываясь, двигался тяжело, как бы неся большую тяжесть, и, склонив голову, смотрел под ноги. Так шёл он и в ту ночь от Полины; поэтому и не заметил, откуда явилась пред ним приземистая, серая фигура, высоко взмахнула рукою. Яков быстро опустился на колено, тотчас выхватил револьвер из кармана пальто, ткнул в ногу нападавшего
человека, выстрелил; выстрел был глух и слаб, но
человек отскочил, ударился плечом
о забор, замычал и съехал по забору на землю.
И еще грустнее слушать тихо скользящие речи
людей, —
люди задумались о жизни и говорят каждый
о своем, почти не слушая друг друга. Сидя или лежа под кустами, они курят папиросы, изредка — не жадно — пьют водку, пиво и идут куда-то назад, по пути воспоминаний.
Если б эта грязь пачкала наглядно, осязательно, если б она изменяла наружность
человека, уничтожала ее элегантность, действовала тлетворным образом на зрение и обоняние соседей — тогда так! Тогда, конечно, и самый отчаянный
человек задумался бы, прежде чем окунуться в нее. Но ведь это грязь отвлеченная, метафизическая; грязь,
о которой ces dames дамы. даже понятия никакого не имеют!
Ходил Мухоедов необыкновенно быстро, вечно торопился куда-то, без всякой цели вскакивал с места и садился, часто
задумывался о чем-то и совершенно неожиданно улыбался самой безобидной улыбкой — словом, это был тип старого студента, беззаботного, как птица, вечно веселого, любившего побеседовать «с хорошим
человеком», выпить при случае, а потом по горло закопаться в университетские записки и просиживать за ними ночи напролет, чтобы с грехом пополам сдать курсовой экзамен; этот тип уже вывелся в русских университетах, уступив место другому, более соответствующему требованиям и условиям нового времени.
Скоро они разошлись. Она стала играть, а он, уйдя в свою комнату, лёг там и
задумался: какое представление
о нём сложилось у этой девушки? Что может нравиться ей в нём? Что-то привлекает её к нему — это очевидно. Но едва ли он имеет в её глазах цену как умный, учёный
человек; она так легко отбрасывает от себя все его теории, взгляды, поучения.
Попросить денег с первого слова было неудобно, и Савелий долго мучил благоприятеля всевозможной околесиной, пока самому не надоело. Когда он, оглядевшись, заговорил
о деньгах, Мишка отчаянно замахал руками. Какие у него деньги?.. Что и выдумают добрые
люди!.. Нашли денежного
человека… Когда Савелий рассказал свое горе начистоту, Мишка
задумался.
Ограничения эти все-таки, разумеется, не имели в виду пользу народа; но аристократы и государственные
люди сильно уже
задумывались о том, как бы дисциплинировать массы и, давши им право на кусок хлеба, сделать за то послушными орудиями в своих руках.
Молодой
человек затруднился ответом. Если заглавие непонятно, то что же сказать в объяснение? Как пояснить содержание трактата
о сложных «проклятых» вопросах, над которыми, быть может, никогда не
задумывался этот
человек, с трудом разбирающий по складам?
Она очень любила общество, любила разговоры
людей веселых и живых, любила шутки и смех, любила, чтоб ее заставляли хохотать, а не
задумываться, любила простые речи
о вещах ей доступных; а Шатов говорил протяжно, плавно, последовательно, очень складно и умно или, по крайней мере, рассудительно, но зато безжизненно, вяло, утомительно и беспрестанно сбивался на книжные, отвлеченные предметы.
— Да не так, не так! Я и прежде
задумывался: как это странно!.. «Не
о хлебе
человек жив», и «не беспокойтеся, что будете есть или пить», а тут вдруг прошение
о хлебе… Но теперь он мне открыл глаза.
Совершенная праздность, эти поцелуи среди белого дня, с оглядкой и страхом, как бы кто не увидел, жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, нарядных, сытых
людей точно переродили его; он говорил Анне Сергеевне
о том, как она хороша, как соблазнительна, был нетерпеливо страстен, не отходил от нее ни на шаг, а она часто
задумывалась и все просила его сознаться, что он ее не уважает, нисколько не любит, а только видит в ней пошлую женщину.
— Конечно, но он не сватается, да и чужды они как-то очень друг друга; может быть, теперь сблизятся. Он будет читать «Братья-разбойники», — пресмешной
человек…
О чем вы
задумались?
Задумается ли он
о расстроенных своих делах,
о болезни милого ему
человека: тотчас пошлая улыбка сопровождает пошлое восклицание: верно что-нибудь сочиняете!
«Вем
человека о Христе, который вознесен был на третье небо» [2 Кор. 12:2.]… Читали ли эти слова?
задумывались ли, что они означают? Если это не бред или самообман, если правда то, что здесь написано, и было, как написано, то что же это значит для видавшего? каким взором должен был он смотреть на мир после виденного, когда небо открылось!..
— Ты что же это ничего не трескаешь? — спросила его за обедом жена. —
О чем
задумался? Об амурах думаешь?
О Марфушке стосковался? Всё мне, махамет, известно! Открыли глаза
люди добрые! У-у-у… вварвар!
Старики
задумались. Думали они
о том, что в
человеке выше происхождения, выше сана, богатства и знаний, что последнего нищего приближает к богу:
о немощи
человека,
о его боли,
о терпении…
Страшные рассказы
о водобоязни имели свое действие. Охотники постепенно умолкли и продолжали пить молча. Каждый невольно
задумался о роковой зависимости жизни и счастья
человека от случайностей и пустяков, по-видимому, ничтожных, не стоящих, как говорится, яйца выеденного. Всем стало скучно и грустно.
В одном из городов, расположенных по ею сторону Уральского хребта, разнесся слух, что на днях прибыл в город и остановился в гостинице «Япония» персидский сановник Рахат-Хелам. Этот слух не произвел на обывателей никакого впечатления: приехал перс, ну и ладно. Один только городской голова, Степан Иванович Куцын, узнав от секретаря управы
о приезде восточного
человека,
задумался и спросил...
Наталья Федоровна тоже часто
задумывалась о причинах совершенного непосещения их дома молодым Зарудиным, но вместе с тем и была довольна этим обстоятельством: ей казалось, что время даст ей большую силу отказаться от любимого
человека, когда он сделает ей предложение, в чем она не сомневалась и что подтверждалось в ее глазах сравнительно частыми посещениями старика Зарудина, их таинственными переговорами с отцом и матерью, и странными взглядами, бросаемыми на нее этими последними.
Когда же, после трагической смерти брата, она осталась одна, под гнетом угрызений совести, когда все
люди вокруг сделались ей противны, она вспомнила
о Коле Лопухине и вспомнила, как, вероятно, не забыл читатель,
задумавшись о будущем, быть может ожидающем ее счастье, этом луче дивного утра, который должен был рассеять густой мрак окружавшей ее долгой ночи.
Роберт Бернгард,
о котором упоминал в своих рассуждениях Гримм, был более открытый претендент на руку Эммы фон-Ферзен. Красивый молодой
человек, отважный, храбрый, с честной, откровенной душой, он был любимцем Иоганна фон-Ферзен, и старик часто
задумывался о возможности породниться с ним, отдав ему свое сокровище — Эмму.
Вдруг без всякой причины стала грустить, да
задумываться, да метаться… видишь, добрый
человек, с того только, что приснился ей нехороший сон
о сынке…
Роберт Бернгард,
о котором упоминал в своих рассуждениях Гримм, был более открытый претендент на руку Эммы фон Ферзен. Красивый молодой
человек, отважный, храбрый, с честной, откровенной душой, он был любимцем Иоганна фон Ферзена, и старик часто
задумывался о возможности породниться с ним, отдав ему свое сокровище — Эмму.
Разошлись понемногу офицеры, городовые привыкли к обстановке, к двум полуголым
людям, и стояли сонно, с тем отсутствием видимой мысли, какая делает похожими лица всех сторожей. И, положив руки на стол,
задумался пристав глубоко и печально
о том, что заснуть сегодня уже не придется, что надо идти в участок и принимать дела. И еще
о чем-то, еще более печальном и скучном.
— Боже мой! Как же им не есть что у нас делать, когда у нас хотя
люди, с одной стороны, и смирные, но с другой, знаете, и они тоже порою, знаете,
о чем-то молчат. Вот! и
задумаются, и молчат, и пойдут в лес, да и Зилизняка или Гонту кличат — а инии и песню поют...