Неточные совпадения
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня
жить несколько лет
в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня
удовольствия иметь о вас известии. Я теперь
в Москве,
прожив несколько лет
в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние
свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
В театрах, глядя на сцену сквозь стекла очков, он думал о необъяснимой глупости людей, которые находят
удовольствие в зрелище
своих страданий,
своего ничтожества и неумения
жить без нелепых драм любви и ревности.
Мы везде, где нам предложат капусты, моркови, молока, все берем с величайшим
удовольствием и щедро платим за все, лишь бы поддерживалась охота
в переселенцах
жить в этих новых местах, лишь бы не оставляла их надежда на сбыт
своих произведений.
Эта тонкая лесть и вся изящно-роскошная обстановка жизни
в доме генерала сделали то, что Нехлюдов весь отдался
удовольствию красивой обстановки, вкусной пищи и легкости и приятности отношений с благовоспитанными людьми
своего привычного круга, как будто всё то, среди чего он
жил в последнее время, был сон, от которого он проснулся к настоящей действительности.
Со времени
своего последнего посещения Масленникова,
в особенности после
своей поездки
в деревню, Нехлюдов не то что решил, но всем существом почувствовал отвращение к той
своей среде,
в которой он
жил до сих пор, к той среде, где так старательно скрыты были страдания, несомые миллионами людей для обеспечения удобств и
удовольствий малого числа, что люди этой среды не видят, не могут видеть этих страданий и потому жестокости и преступности
своей жизни.
— Мне тяжело ехать, собственно, не к Ляховскому, а
в этот старый дом, который построен дедом, Павлом Михайлычем. Вам, конечно, известна история тех безобразий, какие творились
в стенах этого дома. Моя мать заплатила
своей жизнью за
удовольствие жить в нем…
Он большой хлебосол и балагур;
живет, как говорится,
в свое удовольствие; зиму и лето ходит
в полосатом шлафроке на вате.
Но и тут главное отличие заключалось
в том, что одни
жили «
в свое удовольствие», то есть слаще ели, буйнее пили и проводили время
в безусловной праздности; другие, напротив, сжимались, ели с осторожностью, усчитывали себя, ухичивали, скопидомствовали.
Да ведь она начала с того, что
пожила, и
в свое удовольствие пожила;
поживи и ты.
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами и астрами, и ни одного большого дерева, никакой тени; но и этот сад доставлял нам
удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное состояние, величие красот божьего мира незаметно ложилось на детскую душу и
жило без моего ведома
в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания
свои прекрасные глазки,
в которых
в то же время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю».
Разве ты испытал, какое значение имеют слова:"
пожить в свое удовольствие"?
— А что, Яков Васильич, теперь у вас время свободное, а лето жаркое,
в городе душно, пыльно: не подарите ли вы нас этим месяцем и не погостите ли у меня
в деревне? Нам доставили бы вы этим большое
удовольствие, а себе, может быть, маленькое развлечение. У меня местоположение порядочное, есть тоже садишко, кое-какая речонка, а кстати вот mademoiselle Полина с
своей мамашей будут
жить по соседству от нас,
в своем замке…
— Разумеется, больно, — сердито сказал он. — Оставьте! мне хорошо, — и пальцы
в чулке зашевелились еще быстрее. — Здравствуйте! Как вас зовут, извините, — сказал он, обращаясь к Козельцову. — Ах, да, виноват, тут всё забудешь, — сказал он, когда тот сказал ему
свою фамилию. — Ведь мы с тобой вместе
жили, — прибавил он, без всякого выражения
удовольствия, вопросительно глядя на Володю.
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая на этом пути видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической реки Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого
удовольствия, потому что, как только мои путники вошли на пароход, то на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести
своего господина
в каюту; Сусанна же Николаевна осталась на палубе, где к ней обратился с разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки на горах называются разбойничьими гнездами, потому что
в них прежде
жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что
в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно на одном повороте Рейна раздался выстрел.
Екатерина Филипповна
жила в довольно глухой местности,
в собственном наследственном доме, который, впрочем, она, по переезде
в Москву, сломала, к великому
удовольствию своих соседей, считавших прежде всего ее самое немножко за колдунью, а потом утверждавших, что
в доме ее издавна обитала нечистая сила, так как
в нем нередко по вечерам слышали возню и даже иногда видали как бы огонь.
Словом сказать,
живет Анна Ивановна
в свое удовольствие, а как это у нее выходит, ей до того дела нет.
— И прекрасно делаете. Книги — что
в них! Был бы человек здоров да
жил бы
в свое удовольствие — чего лучше! Безграмотные-то и никогда книг не читают, а разве не
живут?
— А деньги на что! презренный металл на что? Мало ста тысяч — двести бери! Я, брат, коли при деньгах, ничего не пожалею, только чтоб
в свое удовольствие пожить! Я, признаться сказать, ей и
в ту пору через ефрейтора три целковеньких посулил — пять, бестия, запросила!
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п.,
живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа,
живут так, поглощая каждый ежедневно для
своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают
свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их,
свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям
в богатых одеждах, на богатых экипажах едут
в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады,
в ризах или без риз,
в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею
своею жизнью.
Ведь бывали же случаи, что люди присваивали себе чужое имя и
жили себе
в свое удовольствие.
— Не воротится! Насчёт посева
своей души на непаханной почве — это слова слабого давления! Все люди на Руси, батенька мой, хотят
жить так, чтобы получать как можно больше
удовольствия, затрачивая как можно менее труда. Это — от востока дано
в плоть нам, стремление к
удовольствиям без затраты усилий, пагубнейшее стремление! Вот поп как раз очень предан защите оного…
— Ох, батенька Андрей Ильич, давайте-ка полечим наши нервы. Никуда они у нас не годятся… Послушайтесь моего совета: берите отпуск да махните куда-нибудь за границу… Ну, что вам себя здесь растравлять?
Поживите полгодика
в свое удовольствие: пейте хорошее вино, ездите верхом побольше, насчет ламура [Любви (от франц. l'amour).] пройдитесь…
Костылев. Зачем тебя давить? Кому от этого польза? Господь с тобой,
живи знай
в свое удовольствие… А я на тебя полтинку накину, — маслица
в лампаду куплю… и будет перед святой иконой жертва моя гореть… И за меня жертва пойдет,
в воздаяние грехов моих, и за тебя тоже. Ведь сам ты о грехах
своих не думаешь… ну вот… Эх, Андрюшка, злой ты человек! Жена твоя зачахла от твоего злодейства… никто тебя не любит, не уважает… работа твоя скрипучая, беспокойная для всех…
— Ну, что его жалеть! Пожил-таки
в свое удовольствие, старости лет сподобился — чего ему, псу, еще надо? Лежи да полеживай, а то на-тко что вздумал! Ну, хорошо; получили мы этта деньги, и так мне захотелось опять
в Ворошилово, так захотелось! так захотелось! Только об одном и думаю: попрошу у барыни полдесятинки за старую услугу отрезать, выстрою питейный да лавочку и стану помаленьку торговать. Так что ж бы вы думали, Ератидушка-то моя? — зажала деньги
в руку и не отдает!
Петр. А… меня раздражает всё это! Если они любят
жить так… если находят
в этом
удовольствие — пожалуйста! Я не мешаю… я не хочу никому мешать, но не мешайте и мне
жить так, как я хочу! Зачем они влагают
в свои действия какой-то особый смысл… Зачем говорят мне, что я трус, эгоист…
Ипатов
жил, как говорится,
в свое удовольствие.
Я, сохраняя с
своей стороны здоровье, проездил более назначенного времени и, при возвращении, встречен был женою, со всеми искренними ласками, и обоими гостьми. Они, спасибо им,
прожили у нас несколько дней,
в кои я поддерживал
свое здоровье прогулкою по полям и, возвращаясь, имел
удовольствие находить жену всегда веселую, приятную и ласковую ко мне, а не менее также и гостей моих.
Моя жизнь горька, будущности у меня нет… я беден, так беден, что хожу
в стулья; я не могу раз
в год бросить 5 рублей для
своего удовольствия, я
живу жалованьем, без друзей, без родных — у меня одна мать, старушка… я всё для нее: я ее провидение и подпора.
Владимир. Есть люди, более достойные сожаленья, чем этот мужик. Несчастия внешние проходят, но тот, кто носит всю причину
своих страданий глубоко
в сердце,
в ком
живет червь, пожирающий малейшие искры
удовольствия… тот, кто желает и не надеется… тот, кто
в тягость всем, даже любящим его… тот! но для чего говорить об таких людях? им не могут сострадать: их никто, никто не понимает.
(Моя гордая, самолюбивая жена и ее родня
живут на мой счет, и жена при всем
своем желании не может отказаться от моих денег — это доставляло мне
удовольствие и было единственным утешением
в моем горе.)
Что принадлежит до Лизы, то она, совершенно ему отдавшись, им только
жила и дышала, во всем, как агнец, повиновалась его воле и
в удовольствии его полагала
свое счастие.
Я немедленно отыскал Какуева и, к
удовольствию моему, узнал, что Шушерин здоров и совершенно доволен
своим положением, что он
живет в переулке, близ церкви Смоленской божией матери,
в собственном домике, уже давно для него купленном и даже отделанном, разумеется все тем же его другом Какуевым.
Потом,
живя в Ялте, я видел, как эта красивая дама мчалась на иноходце, и за ней едва поспевали какие-то два офицера, и как она однажды утром, во фригийской шапочке и
в фартучке, писала красками этюд, сидя на набережной, и большая толпа стояла поодаль и любовалась ею. Познакомился и я с ней. Она крепко-крепко пожала мне руку и, глядя на меня с восхищением, поблагодарила сладко-певучим голосом за то
удовольствие, какое я доставляю ей
своими сочинениями.
Вихорев. Ведь этот народ не понимает самой простой истины… Что такое деньги?.. Ни больше ни меньше как средство
жить порядочно,
в свое удовольствие. А они стараются как можно больше копить и как можно меньше
проживать; а уж доказано всеми науками, что это вредно… для торговли… и для целого общества.
И зимой
жили хорошо. Сняли городской театр на всю зиму и сдавали его на короткие сроки то малороссийской труппе, то фокуснику, то местным любителям. Оленька полнела и вся сияла от
удовольствия, а Кукин худел и желтел и жаловался на страшные убытки, хотя всю зиму дела шли недурно. По ночам он кашлял, а она поила его малиной и липовым цветом, натирала одеколоном, кутала
в свои мягкие шали.
Правда, ему не раз приходило
в голову, что офицеру и дворянину не следовало бы знаться с особами вроде рижской уроженки и ее «тантушки», но Эмилия такая была хорошенькая, так забавно болтала, так ласково на него поглядывала, что он махнул рукой на
свое происхождение, звание и решился на этот раз
пожить в «собственное
удовольствие».
В первое время
своей жизни,
в детстве, человек
живет больше для тела: есть, пить, играть, веселиться. Это первая ступень. Что больше подрастает человек, то всё больше и больше начинает заботиться о суждении людей, среди которых
живет, и ради этого суждения забывает о требованиях тела: об еде, питье, играх, увеселениях. Это вторая ступень. Третья ступень, и последняя, это та, когда человек подчиняется больше всего требованиям души и для души пренебрегает и телесными
удовольствиями и славой людской.
Для того, чтобы люди могли
жить хорошо, им нужнее всего их разум, и потому им надо бы дорожить больше всего
своим разумом, а между тем люди находят
удовольствие именно
в том, чтобы заглушать этот разум табаком, вином, водкой, опиумом. Отчего это? А оттого, что люди хотят
жить дурною жизнью, а разум, если он не заглушен, показывает, что жизнь их дурная.
— Господи Исусе! — причитала она. — И хлеб-от вздорожал, а к мясному и приступу нет; на что уж дрова, и те
в нынешнее время стали
в сапожках ходить. Бьемся, колотимся, а все ни сыты, ни голодны. Хуже самой смерти такая жизнь, просто сказать, мука одна, а богачи
живут да
живут в полное
свое удовольствие. Не гребтится им, что будут завтра есть; ни работы, ни заботы у них нет, а бедномy человеку от недостатков хоть петлю на шею надевай. За что ж это, Господи!
В Борисе все же хоть изредка, например, при встречах с Наташей, вспыхивает слабая искорка жизни. Совсем мертв и неподвижен
в «Войне и мире» великолепнейший Берг. Это даже не мертвец, а аккуратно сработанный автомат — без крови, без жизни, с единственной двигательной пружиной внутри —
жить, как все. Подлинный ницшевский «последний человек»: «он имеет
свое маленькое
удовольствие для дня и
свое маленькое
удовольствие для ночи. Мы изобрели счастье, — говорят последние люди и моргают».
Он понял одно, что старший брат не так понял слова:
живи, как я, и что не надо
жить только
в свое удовольствие.
Сестра его, нежная, белокурая девочка, болезненная и хрупкая на взгляд, с худенькими ручонками и впалыми щеками, казалась много моложе
своих одиннадцати лет. Леночка была очень слабого здоровья и постоянно ее лечили то от того, то от другого. Ради неё-то и проводила Нина Владимировна безвыездно зиму и лето
в своем имении «Райском». Доктора единогласно запретили Леночке
жить в городе и про город и его
удовольствия дети знали лишь понаслышке.
Зачем бежать? Почему не сказать мужу прямо: «Не хочу с тобой
жить, люблю другого и ухожу к нему?» Так будет прямее и выгоднее. Все станут на ее сторону, когда узнают, что он проиграл ее состояние. Да и не малое
удовольствие — кинуть ему прямо
в лицо
свой приговор. «А потом довести до развода и обвенчаться с Васей… Нынче такой исход самое обыкновенное дело. Не Бог знает что и стоит, каких — нибудь три, много четыре тысячи!» — подумала Серафима.
— Да что «увидим»? И видеть-то
в тебе стало уже нечего, когда ты весь заживо ссохся; а Сафроныч как
жил в простоте, так и кончил во всем
своем удовольствии.
На воспоминаниях
своего детства, когда он
жил до поступления
в корпус
в доме этой тетушки, Евгений Николаевич останавливался с особенными подробностями и
удовольствием.
Живя в веке развращенном,
в обществе,
в котором обольщение считалось молодечеством и пороки такого рода нянчились беззакониями временщика, свивавшего из них
свои вожжи и бичи; зараженный общим послаблением нравов и порабощенный
своей безрассудной любви, Волынской думал только об
удовольствиях, которые она ему готовит.
Да, мы хотим любить, и любить без всяких фраз и мелодрам! Мы хотим
жить и очень долго будем
жить «
в свое удовольствие!».
— И ничуть не жаль,
пожил человек во всю и будет… Еще неизвестно, что лучше,
прожить неделю
в свое удовольствие, или годы рассчитывая, примеряя, применяясь… И кто из двух таких людей — бедный?
С самого того срока, 12-го августа, когда он уверился
в том, что ему бояться нечего и некого, что Бога нет и что теперь ничто ему не помешает
жить вполне
в свое удовольствие, не только отпали все его
удовольствия, но из всех
удовольствий сделались мучения.
Обратя его
в самого битого дурня,
жила она на всей
своей вольной воле — немножко шинкуя, немножко промышляя то повитушеством, то продажею паляниц, то, наконец, просто «срывая цветы
удовольствий».