Неточные совпадения
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется
жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья
зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
— Я говорю Якову-то: товарищ, отпустил бы солдата, он — разве
злой? Дурак он, а — что убивать-то, дураков-то? Михайло — другое дело, он тут кругом всех знает — и Винокурова, и Лизаветы Константиновны племянника, и Затесовых, — всех! Он ведь покойника Митрия Петровича сын, — помните, чай, лысоватый,
во флигере у Распоповых
жил, Борисов — фамилия? Пьяный человек был, а умница, добряк.
— За то, что вы выдумали мучения. Я не выдумывала их, они случились, и я наслаждаюсь тем, что уж прошли, а вы готовили их и наслаждались заранее. Вы —
злой! за это я вас и упрекала. Потом… в письме вашем играют мысль, чувство… вы
жили эту ночь и утро не по-своему, а как хотел, чтоб вы
жили, ваш друг и я, — это во-вторых; наконец, в-третьих…
— Видал я господ всяких, Степан Романыч, а все-таки не пойму их никак… Не к тебе речь говорится, а вообще. Прежнее время взять, когда мужики за господами
жили, — правильные были господа, настоящие: зверь так зверь,
во всю меру, добрый так добрый, лакомый так лакомый. А все-таки не понимал я, как это всякую совесть в себе загасить… Про нынешних и говорить нечего: он и зла-то не может сделать, засилья нет, а так, одно званье что барин.
А наш Фарлаф?
Во рву остался,
Дохнуть не смея; про себя
Он, лежа, думал:
жив ли я?
Куда соперник
злой девался?
Вдруг слышит прямо над собой
Старухи голос гробовой:
«Встань, молодец: все тихо в поле;
Ты никого не встретишь боле;
Я привела тебе коня;
Вставай, послушайся меня».
С того дня, как умер сын его Джигангир и народ Самарканда встретил победителя
злых джеттов [Джетты — жители Моголистана, включавшего в себя Восточный Туркестан, Семиречье и Джунгарию.] одетый в черное и голубое, посыпав головы свои пылью и пеплом, с того дня и до часа встречи со Смертью в Отраре, [Тимур умер
во время похода к границам Китая, когда его армия прибыла в Отрар.] где она поборола его, — тридцать лет Тимур ни разу не улыбнулся — так
жил он, сомкнув губы, ни пред кем не склоняя головы, и сердце его было закрыто для сострадания тридцать лет!
Всю жизнь трудился Илья не покладая рук; печенегов, и татар, и разбойников извел великое множество; разных Тугаринов Змеевичей, и Идолищ Поганых, и полениц, и жидовинов побеждал; век
прожил в подвигах и на заставах, не пропуская
злого в крещеную Русь; и верил он
во Христа, и молился ему, и думал, что исполняет Христовы заповеди.
«Среди океана
живет морской змей в версту длиною. Редко, не более раза в десять лет, он подымается со дна на поверхность и дышит. Он одинок. Прежде их было много, самцов и самок, но столько они делали
зла мелкой рыбешке, что бог осудил их на вымирание, и теперь только один старый, тысячелетний змей-самец сиротливо доживает свои последние годы. Прежние моряки видели его — то здесь, то там —
во всех странах света и
во всех океанах.
Та призналася
во всем:
Так и так. Царица
злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не
жить,
Иль царевну погубить.
— Посмотрите, сосны точно прислушиваются к чему-то. Там среди них тихо-тихо. Мне иногда кажется, что лучше всего
жить вот так — в тишине. Но хорошо и в грозу… ах, как хорошо! Небо чёрное, молнии
злые, ветер воет… в это время выйти в поле, стоять там и петь — громко петь, или бежать под дождём, против ветра. И зимой. Вы знаете, однажды
во вьюгу я заблудилась и чуть не замёрзла.
Старик Осип рассказывал не спеша про то, как
жили до воли, как в этих самых местах, где теперь живется так скучно и бедно, охотились с гончими, с борзыми, с псковичами и
во время облав мужиков поили водкой, как в Москву ходили целые обозы с битою птицей для молодых господ, как
злых наказывали розгами или ссылали в тверскую вотчину, а добрых награждали.
«Я буду
жить с Лизою, как брат с сестрою, — думал он, — не употреблю
во зло любви ее и буду всегда счастлив!» — Безрассудный молодой человек!
— Помилуйте, — говорит, — Иван Семеныч, я в стольких домах
жила, мне везде детей поручали в полное распоряжение, и нигде еще я не употребляла
во зло этой доверенности; но, вы сами знаете, какой же я была гувернанткой в доме Настасьи Дмитриевны?
— Построить жизнь по идеалам добра и красоты! С этими людьми и с этим телом! — горько думала Елена. — Невозможно! Как замкнуться от людской пошлости, как уберечься от людей! Мы все вместе
живем, и как бы одна душа томится
во всем многоликом человечестве. Мир весь
во мне. Но страшно, что он таков, каков он есть, и как только его поймешь, так и увидишь, что он не должен быть, потому что он лежит в пороке и
во зле. Надо обречь его на казнь, и себя с ним.
— Мир
во зле лежит, и всяк человек есть ложь, — она молвила. — Что делать, Дунюшка? Не нами началось, милая, не нами и кончится. Надо терпеть. Такова уж людская судьба! Дело говорил тебе Марко Данилыч, что ты молоденька еще, не уходилась. Молодой-то умок, Дунюшка, что молодая брага — бродит. Погоди,
поживешь на свете, притерпишься.
— Каково-то мне горько в сиротстве
жить, каково-то мне
жить сиротой беззаступною!.. Натерпеться мне, сироте, всякой всячины: и холоду, и голоду, и горя-обиды великия!.. Зародила ты меня, матушка, нá горе, наделила меня участью горькою, что живу-то я, сиротинушка,
во злой во неволюшке, со чужими людьми со безжалостными!..
Они вместе покучивали, и когда я, зайдя раз в коттедж, где
жил Фехтер, не застал его дома, то его кухарка-француженка, обрадовавшись тому, что я из Парижа и ей есть с кем отвести душу, по-французски стала мне с сокрушением рассказывать, что"Monsieur"совсем бросил"Madame"и"Madame"с дочерью (уже взрослой девицей) уехали
во Францию, a"Monsieur"связался с актрисой,"толстой, рыжей англичанкой", с которой он играл в пьесе"de се Dikkenc", как она произносила имя Диккенса, и что от этого"Dikkenc"пошло все
зло, что он совратил"Monsieur", а сам он кутила и даже пьяница, как она бесцеремонно честила его.
«Вся жизнь моя есть желание себе блага», говорит себе человек пробудившийся, — «разум же мой говорит мне, что блага этого для меня быть не может, и что бы я ни делал, чего бы ни достигал, всё кончится одним и тем же: страданиями и смертью, уничтожением. Я хочу блага, я хочу жизни, я хочу разумного смысла, а
во мне и
во всем меня окружающем —
зло, смерть, бессмыслица… Как быть? Как
жить? Что делать?» И ответа нет.
Мир лежит
во зле, мир, в котором мы
живем, не признал величайшего из праведников и распял его, распял Сына Божьего, распял самого Бога.
— Пусть
во веки
живет доблестный Милий и пусть придет всякое
зло на строптивую Тению, жену разорителя многих, гордеца Фалалея.
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще
жил. Разбойник мог поверить тому, что спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что кроме жизни за гробом мне предстояла еще и жизнь здесь. А я не понимал этой жизни. Она мне казалась ужасна. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и жизнь и смерть перестали мне казаться
злом, и, вместо отчаяния, я испытал радость и счастье жизни, не нарушимые смертью.