Неточные совпадения
В
театрах, глядя на сцену сквозь стекла очков, он думал о необъяснимой глупости людей, которые находят удовольствие в зрелище своих страданий, своего ничтожества и неумения
жить без нелепых драм любви и ревности.
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных
театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество Варваре, ее дочери. Теперь дядя Хрисанф
живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
Несколько дней он
прожил плутая по музеям, вечерами сидя в
театрах, испытывая приятное чувство независимости от множества людей, населяющих огромный город.
Клим видел, что в ней кипит детская радость
жить, и хотя эта радость казалась ему наивной, но все-таки завидно было уменье Сомовой любоваться людями, домами, картинами Третьяковской галереи, Кремлем,
театрами и вообще всем этим миром, о котором Варвара тоже с наивностью, но лукавой, рассказывала иное.
— Как же здесь
живут зимою?
Театр, карты, маленькие романы от скуки, сплетни — да? Я бы предпочла
жить в Москве, к ней, вероятно, не скоро привыкнешь. Вы еще не обзавелись привычками?
Старик шутя
проживал жизнь, всегда смеялся, рассказывал только веселое, даже на драму в
театре смотрел с улыбкой, любуясь ножкой или лорнируя la gorge [грудь (фр.).] актрисы.
Изредка отпускал он меня с Сенатором в французский
театр, это было для меня высшее наслаждение; я страстно любил представления, но и это удовольствие приносило мне столько же горя, сколько радости. Сенатор приезжал со мною в полпиесы и, вечно куда-нибудь званный, увозил меня прежде конца.
Театр был у Арбатских ворот, в доме Апраксина, мы
жили в Старой Конюшенной, то есть очень близко, но отец мой строго запретил возвращаться без Сенатора.
За десятки лет после левачевской перестройки снова грязь и густые нечистоты образовали пробку в повороте канала под Китайским проездом, около Малого
театра. Во время войны наводнение было так сильно, что залило нижние
жилые этажи домов и торговые заведения, но никаких мер сонная хозяйка столицы — городская дума не принимала.
В 1876 году здесь
жил, еще будучи маленьким актером Малого
театра, М. В. Лентовский: бедный номеришко, на четвертом этаже, маленькие два окна, почти наравне с полом, выходившие во двор, а имущества всего — одно пальтишко, гитара и пустые бутылки.
— Настасья-то Филипповна? Да она никогда и не живала у Большого
театра, а отец никогда и не бывал у Настасьи Филипповны, если хотите знать; странно, что вы от него чего-нибудь ожидали. Она
живет близ Владимирской, у Пяти Углов, это гораздо ближе отсюда. Вам сейчас? Теперь половина десятого. Извольте, я вас доведу.
— Видите ли вы эти освещенные бельэтажи, — говорил генерал, — здесь всё
живут мои товарищи, а я, я из них наиболее отслуживший и наиболее пострадавший, я бреду пешком к Большому
театру, в квартиру подозрительной женщины!
Визит к ней, — это пять минут, в этом доме я без церемонии, я тут почти что
живу, умоюсь, сделаю самый необходимый туалет, и тогда на извозчике мы пустимся к Большому
театру.
Любезный друг, вот тебе поручение — прошу тебя со свойственною тебе осторожностию приложенную при сем записку вручить своеручно коллежскому асессору Казимиру Казимировичу Рачинскому, который
живет у Каменного
театра, в доме Гаевского, и служит в иностранкой коллегии.
Измайлов до того был в заблуждении, что, благодаря меня за переводы, просил сообщить ему для его журнала известия о петербургском
театре: он был уверен, что я
живу в Петербурге и непременно театрал, между тем как я сидел еще на лицейской скамье.
Пахло вчерашним табаком, сыростью, кислятиной и еще чем-то особенным, неопределенным, нежилым, чем всегда пахнут по утрам помещения, в которых
живут только временно: пустые
театры, танцевальные залы, аудитории.
— Сейчас же убирайся отсюда, старая дура! Ветошка! Половая тряпка!.. Ваши приюты Магдалины-это хуже, чем тюрьма. Ваши секретари пользуются нами, как собаки падалью. Ваши отцы, мужья и братья приходят к нам, и мы заражаем их всякими болезнями… Нарочно!.. А они в свою очередь заражают вас. Ваши надзирательницы
живут с кучерами, дворниками и городовыми, а нас сажают в карцер за то, что мы рассмеемся или пошутим между собою. И вот, если вы приехали сюда, как в
театр, то вы должны выслушать правду прямо в лицо.
— Свет велик… А я жизнь люблю!.. Вот я так же и в монастыре,
жила,
жила, пела антифоны и залостойники, пока не отдохнула, не соскучилась вконец, а потом сразу хоп! и в кафешантан… Хорош скачок? Так и отсюда… В
театр пойду, в цирк, в кордебалет… а больше, знаешь, тянет меня, Женечка, все-таки воровское дело… Смелое, опасное, жуткое и какое-то пьяное… Тянет!.. Ты не гляди на меня, что я такая приличная и скромная и могу казаться воспитанной девицей. Я совсем-совсем другая.
Чтобы кататься по Москве к Печкину, в
театр, в клубы, Вихров нанял помесячно от Тверских ворот лихача, извозчика Якова, ездившего на чистокровных рысаках; наконец, Павлу захотелось съездить куда-нибудь и в семейный дом; но к кому же? Эйсмонды были единственные в этом роде его знакомые. Мари тоже очень разбогатела: к ней перешло все состояние Еспера Иваныча и почти все имение княгини. Муж ее был уже генерал, и они в настоящее время
жили в Парке, на красивой даче.
Публика начала сбираться почти не позже актеров, и первая приехала одна дама с мужем, у которой, когда ее сыновья
жили еще при ней, тоже был в доме
театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это делали!» Про мужа ее, служившего контролером в той же казенной палате, где и Разумов, можно было сказать только одно, что он целый день пил и никогда не был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он был называем: «Гаврило Насосыч».
— А как жених узнает и скажет: «Зачем вы со студентами
театр играете?» Он и то уж Каролине Карловне говорил: «Зачем это она
живет в номерах со студентами?»
Поутру Павел получил от Неведомова письмо, в котором тот извещал его, что он не может участвовать в
театре, потому что уезжает
пожить к Троице.
Махин был гимназист с усами. Он играл в карты, знал женщин, и у него всегда были деньги. Он
жил с теткой. Митя знал, что Махин нехороший малый, но, когда он был с ним, он невольно подчинялся ему. Махин был дома и собирался в
театр: в грязной комнатке его пахло душистым мылом и одеколоном.
В селе Г., где сам граф изволил
жить, был огромный, великий домина, флигеля для приезду,
театр, особая кегельная галерея, псарня, живые медведи на столбу сидели, сады, свои певчие концерты пели, свои актеры всякие сцены представляли; были свои ткацкие, и всякие свои мастерства содержались; но более всего обращалось внимания на конный завод.
Театр представляет шоссированную улицу немецкой деревни. Мальчик в штанах стоит под деревом и размышляет о том, как ему
прожить на свете, не огорчая своих родителей. Внезапно в средину улицы вдвигается обыкновенная русская лужа, из которой выпрыгивает Мальчик без штанов.
Сами, может быть, ваше превосходительство, изволите знать: у других из их званья по два, по три за раз бывает, а у нас, что-что при
театре состоим,
живем словно в монастыре: мужского духу в доме не слыхать, сколь ни много на то соискателей, но ни к кому как-то из них наша барышня желанья не имеет.
При этих словах Калиновичу невольно вспомнилась Настенька, обреченная
жить в глуши и во всю жизнь, может быть, не увидающая ни балов, ни
театров. Ему стало невыносимо жаль бедной девушки, так что он задумался и замолчал.
— Мне совестно тогда было сказать о себе, — продолжал студент, — но я сам страстный любитель
театра, и страсть эта
живет во мне с детства и составляет мое величайшее блаженство и вместе мое несчастие.
Что если б страсти он имел причину, какую я имею, он залил бы слезами весь
театр, и воплем растерзал бы слух, и преступленьем ужаснул, и в
жилах у зрителей он заморозил кровь».
— И незачем! надо уметь и чувствовать и думать, словом
жить одному; со временем понадобится. Да еще тебе до
театра надо одеться прилично.
Да и негде было видеть сотрудников «Московских ведомостей» — они как-то
жили своей жизнью, не знались с сотрудниками других газет, и только один из них, театральный рецензент С.В. Флеров (Васильев), изящный и скромный, являлся на всех премьерах
театров, но он ни по наружности, ни по взглядам, ни по статьям не был похож на своих соратников по изданию, «птенцов гнезда Каткова» со Страстного бульвара.
Тому и другому пришлось оставить сотрудничество после следующего случая: П.И. Кичеев встретил в
театре репортера «Русского курьера», которому он не раз давал сведения для газеты, и рассказал ему, что сегодня лопнул самый большой колокол в Страстном монастыре, но это стараются скрыть, и второе, что вчера на Бронной у модистки родились близнецы, сросшиеся между собою спинами, мальчик и девочка, и оба живы-здоровы, и врачи определили, что они будут
жить.
В 1881 году я служил в
театре А.А. Бренко. Мой старый товарищ и друг, актер В.Н. Андреев-Бурлак, с которым мы тогда
жили вдвоем в квартирке, при
театре на Тверской, в доме Малкиеля, напечатал тогда в «Русской мысли» прекрасный рассказ «За отца», в котором был описан побег из крепости политического преступника.
Следующее лето было ужасно. Мало-помалу сестер начали возить по гостиницам к проезжающим господам, и на них установилась умеренная такса. Скандалы следовали за скандалами, побоища за побоищами, но сестры были живучи, как кошки, и все льнули, все желали
жить. Они напоминали тех жалких собачонок, которые, несмотря на ошпаривания, израненные, с перешибленными ногами, все-таки лезут в облюбованное место, визжат и лезут. Держать при
театре подобные личности оказывалось неудобным.
В одной из квартир
жил закройщик лучшего портного в городе, тихий, скромный, нерусский человек. У него была маленькая, бездетная жена, которая день и ночь читала книги. На шумном дворе, в домах, тесно набитых пьяными людьми, эти двое
жили невидимо и безмолвно, гостей не принимали, сами никуда не ходили, только по праздникам в
театр.
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п.,
живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа,
живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы,
театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
— Хочешь? — продолжала Елена, — покатаемся по Canal Grande. [Большому каналу (ит.).] Ведь мы, с тех пор как здесь, хорошенько не видели Венеции. А вечером поедем в
театр: у меня есть два билета на ложу. Говорят, новую оперу дают. Хочешь, мы нынешний день отдадим друг другу, позабудем о политике, о войне, обо всем, будем знать только одно: что мы
живем, дышим, думаем вместе, что мы соединены навсегда… Хочешь?
morir si giovane!» (дай мне
жить… умереть такой молодой!), что весь
театр затрещал от бешеных рукоплесканий и восторженных криков.
Его видали в клубе, в
театре, в концертах — вообще везде, где собиралась хорошая публика; он был знаком со всем городом и всех знал, имел пару отличных вяток, барскую квартиру и
жил на холостую ногу.
Я
жил неподалеку от
театра с маленькими актерами Кариным и Симоновым.
До того времени столица в отношении
театров жила по регламенту Екатерины II, запрещавшему, во избежание конкуренции императорским
театрам, на всех других сценах «пляски, пение, представление комедиантов и скоморохов».
В надворном флигеле
жили служащие, старушки на пенсии с моськами и болонками и мелкие актеры казенных
театров. В главном же доме тоже десятилетиями квартировали учителя, профессора, адвокаты, более крупные служащие и чиновники. Так, помню, там
жили профессор-гинеколог Шатерников, известный детский врач В.Ф. Томас, сотрудник «Русских ведомостей» доктор В.А. Воробьев. Тихие были номера.
Жили скромно. Кто готовил на керосинке, кто брал готовые очень дешевые и очень хорошие обеды из кухни при номерах.
О чем, бывало, ни заговоришь с ним, он все сводит к одному: в городе душно и скучно
жить, у общества нет высших интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужны школы, местная газета с честным направлением,
театр, публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтоб общество сознало себя и ужаснулось.
А Юлия Сергеевна привыкла к своему горю, уже не ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не ездила по магазинам, не бывала в
театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или у себя в комнате, где у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на себя она почти не тратила и
проживала теперь так же мало, как когда-то в доме отца.
Лаптев же, как бы ни было, москвич, кончил в университете, говорит по-французски; он
живет в столице, где много умных, благородных, замечательных людей, где шумно, прекрасные
театры, музыкальные вечера, превосходные портнихи, кондитерские…
Дом свой весь переломал, все печи и перегородки разобрал и сделал из него
театр, а сам
живет в бане.
Он был холост.
Жил одиноко, в небольшом номере в доме Мосолова на Лубянке, поближе к Малому
театру, который был для него все с его студенческих времен. Он не играл в карты, не кутил, и одна неизменная любовь его была к драматическому искусству и к перлу его — Малому
театру. С юности до самой смерти он был верен Малому
театру. Неизменное доказательство последнего — его автограф, который случайно уцелел в моих бумагах и лежит предо мною.
Ваня Семилетов нашел нам квартиры дешевые, удобные, а кто хотел — и с харчами. Сам он
жил у отца Белова, которого и взял портным в
театр. Некоторые актеры встали на квартиры к местным жителям, любителям драматического искусства. В Тамбов приехали Казаковы и Львов-Дитю. Григорий Иванович был у больной дочери. Его роли перешли к Львову, и он в день открытия играл Городничего в «Ревизоре».
Изгнанный из
театра перед уходом на донские гирла, где отец и братья его были рыбаками, Семилетов пришел к Анне Николаевне, бросился в ноги и стал просить прощенья. На эту сцену случайно вошел Григорьев, произошло объяснение, закончившееся тем, что Григорьев простил его. Ваня поклялся, что никогда в жизни ни капли хмельного не выпьет. И сдержал свое слово: пока
жив был Григорий Иванович, он служил у него в
театре.
Служу в Воронеже. Прекрасный летний
театр, прекрасная труппа. Особый успех имеют Далматов и инженю М. И. Свободина-Барышова. Она, разойдясь со своим мужем, известным актером Свободиным-Козиенко, сошлась с Далматовым. Это была чудесная пара, на которую можно любоваться. С этого сезона они
прожили неразлучно несколько лет. Их особенно принимала избалованная воронежская публика, а сборов все-таки не было.
Ободряюще светила строчка: «Вперед без страха и сомненья на подвиг доблестный». Но в суете актерской и веселой жизни проходило и забывалось. Я
жил данным моментом:
театром в Воронеже.