Неточные совпадения
— Пустите меня, я сам! курточку разорвете! —
кричала несчастная
жертва. Но эти крики отчаяния еще более воодушевляли нас; мы помирали со смеху; зеленая курточка трещала на всех швах.
— Мы должны идти впереди, —
кричал он, странно акцентируя. — Мы все должны идти не как свидетели, а как
жертвы, под пули, на штыки…
Жертве, конечно, ничего нельзя было сделать, не
кричать же ей: свидетелей нет, да и странно как-то жаловаться.
О, она поминутно в исступлении
кричит, что не признаёт за собой вины, что она
жертва людей,
жертва развратника и злодея; но что бы она вам ни говорила, знайте, что она сама, первая, не верит себе и что она всею совестью своею верит, напротив, что она… сама виновна.
Но всероссийские клоповники не думают об этом. У них на первом плане личные счеты и личные отмщения. Посевая смуту, они едва ли даже предусматривают, сколько
жертв она увлечет за собой: у них нет соответствующего органа, чтоб понять это. Они знают только одно: что лично они непременно вывернутся. Сегодня они злобно сеют смуту, а завтра, ежели смута примет беспокойные для них размеры, они будут, с тою же холодною злобой,
кричать: пали!
— Женишься на тридцать пятом году, — говорил Петр Иваныч, — это в порядке. А помнишь, как ты тут бесновался в конвульсиях,
кричал, что тебя возмущают неравные браки, что невесту влекут как
жертву, убранную цветами и алмазами, и толкают в объятия пожилого человека, большею частью некрасивого, с лысиной. Покажи-ка голову.
В настоящее время
жертвой ее был один молодой человек, года три перед тем проживший за границей М-lle Блоха, познакомившись с ним, начала его приглашать к себе, всюду вывозить с собой и всем
кричать, что это умнейший господин и вдобавок гегелианец.
Так принято; это считается и приличным и необходимым, и когда однажды
жертва не хотела
кричать, то исполнитель, которого я знал и который в других отношениях мог считаться человеком, пожалуй, и добрым, даже лично обиделся при этом случае.
Во всяком случае палач перед началом наказания чувствует себя в возбужденном состоянии духа, чувствует силу свою, сознает себя властелином; он в эту минуту актер; на него дивится и ужасается публика, и уж, конечно, не без наслаждения
кричит он своей
жертве перед первым ударом: «Поддержись, ожгу!» — обычные и роковые слова в этом случае.
— С повинной? человека убили? поджог устроили? почту ограбили? — сердито
закричал Авиновицкий, пропуская Передонова в зал. — Или сами стали
жертвой преступления, что более чем возможно в нашем городе? Город у нас скверный, а полиция в нем еще хуже. Удивляюсь еще я, отчего на этой вот площади каждое утро мертвые тела не валяются. Ну-с, прошу садиться. Так какое же дело? преступник вы или
жертва?
— Около двадцати лет в сутки! —
закричал Бобров. — Двое суток работы пожирают целого человека. Черт возьми! Вы помните из библии, что какие-то там ассирияне или моавитяне приносили своим богам человеческие
жертвы? Но ведь эти медные господа, Молох и Дагон, покраснели бы от стыда и от обиды перед теми цифрами, что я сейчас привел…
Он хотел написать матери, чтобы она во имя милосердного бога, в которого она верует, дала бы приют и согрела лаской несчастную, обесчещенную им женщину, одинокую, нищую и слабую, чтобы она забыла и простила все, все, все и
жертвою хотя отчасти искупила страшный грех сына; но он вспомнил, как его мать, полная, грузная старуха, в кружевном чепце, выходит утром из дома в сад, а за нею идет приживалка с болонкой, как мать
кричит повелительным голосом на садовника и на прислугу и как гордо, надменно ее лицо, — он вспомнил об этом и зачеркнул написанное слово.
— Молчи! —
крикнул Иоанн, поднимаясь. — Он сам хотел этой
жертвы. И
жертва его прекрасна!
— Разве есть прекрасная
жертва, что ты говоришь, любимый ученик? Где
жертва, там и палач, и предатели там!
Жертва — это страдания для одного и позор для всех. Предатели, предатели, что сделали вы с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут и
кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса! И плюют на нее — как я!
Наглядевшись на свою
жертву, Петр Демьяныч поставил мышеловку на пол и
крикнул...
— Да вы что
кричите! — перебил его больной. — Дверь-то хорошенько притворите, дверь… За каждой скважиной уши! И Христа ради потише… Не можете, что ли, тенор-то ваш сдержать?.. Подслушивает!.. Все ложь!.. Глазами и так и этак… И
жертву из себя… агнец на заклание… Улыбка-то одна все у меня внутри поворачивает! Ан и будет с фигой.
— Обругать его светлость! писать на него доносы! —
кричал Гроснот ломаным русским языком и сиплым от досады голосом, остря кулаки на свою
жертву. — Знаешь ли, с кем тягаешься?.. Мы всчешем тебе хохол курляндскою гребеночкой; мы собьем с тебя панскую спесь, поганый Мазепа!
Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко
крича то самое, на чтó намекнул государь накануне, спорил и
кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть
жертвою общей пользы.