Неточные совпадения
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку
женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты,
закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
Закуривая, она делала необычные для нее жесты, было в них что-то надуманное, показное, какая-то смешная важность, этим она заставила Клима вспомнить комическую и жалкую фигуру богатой, но обнищавшей
женщины в одном из романов Диккенса. Чтоб забыть это сходство, он спросил о Спивак.
Литератор откинулся пред ним на спинку стула, его красивое лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки на столе папиросу,
женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил курить!», тогда он, швырнув папиросу на мокрый медный поднос, взял другую и
закурил, исподлобья и сквозь дым глядя на оратора.
— Революция направлена против безответственных, — вполголоса, но твердо говорил Иноков. Возразить ему Самгин не успел — подошел Макаров, сердито проворчал, что полиция во всех странах одинаково глупа, попросил папиросу. Элегантно одетый, стройный, седовласый, он зажег спичку, подержал ее вверх огнем, как свечу, и, не
закурив папиросу, погасил спичку, зажег другую, прислушиваясь к тихим голосам
женщин.
Закурив папиросу, она долго махала пред лицом своим спичкой, не желавшей угаснуть, отблески огонька блестели на стеклах ее пенсне. А когда спичка нагрела ей пальцы,
женщина, бросив ее в пепельницу, приложила палец к губам, как бы целуя его.
Послав Климу воздушный поцелуй, она исчезла, а он встал, сунув руки в карманы, прошелся по комнате, посмотрел на себя в зеркале,
закурил и усмехнулся, подумав, как легко эта
женщина помогла ему забыть кошмарного офицера.
Подавая ей портсигар, Самгин заметил, что рука его дрожит. В нем разрасталось негодование против этой непонятно маскированной
женщины. Сейчас он скажет ей кое-что по поводу идиотских «Размышлений» и этой операции с документами. Но Марина опередила его намерение.
Закурив, выдувая в потолок струю дыма и следя за ним, она заговорила вполголоса, медленно...
Позорное для
женщины слово он проглотил и, в темноте, сел на теплый диван,
закурил, прислушался к тишине. Снова и уже с болезненной остротою он чувствовал себя обманутым, одиноким и осужденным думать обо всем.
Пропустив нас,
женщина тоже вошла в юрту, села на корточки у огня и
закурила трубку, а дети остались на улице и принялись укладывать рыбу в амбар.
Старуха матроска, стоявшая на крыльце, как
женщина, не могла не присоединиться тоже к этой чувствительной сцене, начала утирать глаза грязным рукавом и приговаривать что-то о том, что уж на что господа, и те какие муки принимают, а что она, бедный человек, вдовой осталась, и рассказала в сотый раз пьяному Никите о своем горе: как ее мужа убили еще в первую бандировку и как ее домишко на слободке весь разбили (тот, в котором она жила, принадлежал не ей) и т. д. и т.д. — По уходе барина, Никита
закурил трубку, попросил хозяйскую девочку сходить за водкой и весьма скоро перестал плакать, а, напротив, побранился с старухой за какую-то ведерку, которую она ему будто бы раздавила.
— Я во всю жизнь мою, — снова продолжал Ченцов,
закурив при этом новую трубку табаку и хлопнув залпом стакан шампанского, — никогда не мог жить с одной
женщиной, и у меня всегда их было две и три!
— Нет, нету. Если допустить даже, что мужчина и предпочел бы известную
женщину на всю жизнь, то женщина-то, по всем вероятиям, предпочтет другого, и так всегда было и есть на свете, — сказал он и достал папиросочницу и стал
закуривать.
Поражало его умение ярмарочных
женщин высасывать деньги и какая-то бессмысленная трата ими заработка, достигнутого ценою бесстыдных, пьяных ночей. Ему сказали, что человек с собачьим лицом, крупнейший меховщик, тратил на Паулу Менотти десятки тысяч, платил ей по три тысячи каждый раз, когда она показывала себя голой. Другой, с лиловыми ушами,
закуривая сигары, зажигая на свече сторублевые билеты, совал за пазухи
женщин пачки кредиток.
Аркадина. Я не Юпитер, а
женщина. (
Закуривает.) Я не сержусь, мне только досадно, что молодой человек так скучно проводит время. Я не хотела его обидеть.
— Из всего, что вы мне, Сергей Петрович, говорили, — начала Варвара Александровна,
закурив другую папиросу, — я еще не могу вас оправдать; напротив, я вас обвиняю. Ваша Мари молода, неразвита, — это правда; но образуйте сами ее, сами разверните ее способности. Ах, Сергей Петрович!
Женщин, которые бы мыслили и глубоко чувствовали, очень немного на свете, и они, я вам скажу, самые несчастные существа, потому что мужья не понимают их, и потому все, что вы ни говорили мне, одни только слова, слова, слова…
Женщины встретили старика на берегу и отнесли в юрту его вещи. Войдя в помещение, шаман сел на цыновку и
закурил трубку. Удэхейцы стали ему рассказывать о больном. Он слушал их с бесстрастным лицом и только изредка задавал вопросы. Потом он велел
женщинам принести несколько камней, а сам пошел тихонько вдоль берега.
Дама села и
закурила папироску. Ногу она положила на ногу, и из-под короткой юбки видна была до половины голени красивая нога в телесно-розовом чулке и туфельке с высоким каблучком. От дамы пахло духами, в разрезе белого платья виднелись смуглые выпуклости грудей, и в Храброва шло от нее раздражающее электричество
женщины, тянущейся к любви и ждущей ее.
Аршаулов откашлялся звуком чахоточного, коротким и сухим,
закурил новую папиросу и так же спокойно, не спеша, добродушными нотами, вспоминал, как долго учился он азбуке арестантов, посредством стуков, и сколько бесед вел он таким способом со своими невидимыми соседями, узнавал, кто они, давно ли сидят, за что посажены, чего ждут, на что надеются. Были и мужчины и
женщины. От некоторых выслушивал он целые исповеди.