Неточные совпадения
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто на ум не йдет,
Забылись музыкой, и время шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе
ждет из-за
угла.
Уклоняясь от игр, он угрюмо торчал в
углах и, с жадным напряжением следя
за Борисом,
ждал, как великой радости, не упадет ли Борис, не ушибется ли?
Потом он шагал в комнату, и
за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем людям в комнате, точно иконам в церкви, садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она в тот
угол, где потемнее, и как будто
ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
Размахивая палкой, делая даме в
углу приветственные жесты рукою в желтой перчатке, Корвин важно шел в
угол, встречу улыбке дамы, но, заметив фельетониста, остановился, нахмурил брови, и концы усов его грозно пошевелились, а матовые белки глаз налились кровью. Клим стоял, держась
за спинку стула, ожидая, что сейчас разразится скандал, по лицу Робинзона, по его растерянной улыбке он видел, что и фельетонист
ждет того же.
Она махала ему, чтобы шел скорее, и
ждала на месте, следя, идет ли он. А когда он повернул
за угол аллеи и потом проворно вернулся назад, чтобы еще сказать ей что-то, ее уже не было.
Я сообщил раз студенту, что Жан-Жак Руссо признается в своей «Исповеди», что он, уже юношей, любил потихоньку из-за
угла выставлять, обнажив их, обыкновенно закрываемые части тела и
поджидал в таком виде проходивших женщин.
Я с удовольствием наблюдал
за ними обоими, прячась в тени своего
угла. Вдруг отворилась дверь и вошел якут с дымящеюся кастрюлей, которую поставил перед стариком. Оказалось, что смотритель
ждал не нашего ужина. В то же мгновение Тимофей с торжественной радостью поставил передо мной рябчика. Об угощении и помину не было.
Он не пошел
за ней, а прямо в кабинет; холодно, медленно осмотрел стол, место подле стола; да, уж он несколько дней
ждал чего-нибудь подобного, разговора или письма, ну, вот оно, письмо, без адреса, но ее печать; ну, конечно, ведь она или искала его, чтоб уничтожить, или только что бросила, нет, искала: бумаги в беспорядке, но где ж ей било найти его, когда она, еще бросая его, была в такой судорожной тревоге, что оно, порывисто брошенное, как
уголь, жегший руку, проскользнуло через весь стол и упало на окно
за столом.
— Хочешь ли ты мне сослужить дружескую службу? Доставь немедленно, через Сашу или Костеньку, как можно скорей, вот эту записочку, понимаешь? Мы будем
ждать ответ в переулке
за углом, и ни полслова никому о том, что ты меня видел в Москве.
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один
угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево дверь открыта, оттуда слышны голоса Вари и Ани. Лопахин стоит,
ждет. Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик.
За сценой в глубине гул. Это пришли прощаться мужики. Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
Вот, обрядила я доченьку мою единую во что пришлось получше, вывела ее
за ворота, а
за углом тройка
ждала, села она, свистнул Максим — поехали!
— Тут
за углом,
за церковью, тебя барышня какая-то
ждет… На записку тебе.
Доктор мелькнул
за угол. Она
ждала. Глухо стукнула дверь. Тогда I медленно, медленно, все глубже вонзая мне в сердце острую, сладкую иглу — прижалась плечом, рукою, вся — и мы пошли вместе с нею, вместе с нею — двое — одно…
Вылупился, знаете, во всю мочь, и вижу, будто на меня из-за всех
углов темных разные мерзкие рожи на ножках смотрят, и дорогу мне перебегают, и на перекрестках стоят,
ждут и говорят: «Убьем его и возьмем сокровище».
Сердобольная Наталья Николаевна, сберегая покой мужа, ухаживала
за ним, боясь каким бы то ни было вопросом нарушить его строгие думы. Она шепотом велела девочке набить жуковским вакштафом и поставить в
угол на подносике обе трубки мужа и, подпершись ручкой под подбородок,
ждала, когда протоиерей выкушает свой стакан и попросит второй.
Марья Дмитриевна повернулась и пошла домой рядом с Бутлером. Месяц светил так ярко, что около тени, двигавшейся подле дороги, двигалось сияние вокруг головы. Бутлер смотрел на это сияние около своей головы и собирался сказать ей, что она все так же нравится ему, но не знал, как начать. Она
ждала, что он скажет. Так, молча, они совсем уж подходили к дому, когда из-за
угла выехали верховые. Ехал офицер с конвоем.
И вдруг его обожгло. Из-за первого же
угла, словно из-под земли, вырос квартальный и, гордый сознанием исполненного долга, делал рукою под козырек. В испуге он взглянул вперед: там в перспективе виднелся целый лес квартальных, которые, казалось, только и
ждали момента, чтоб вытянуться и сделать под козырек. Он понял, что и на сей раз его назначение, как помпадура, не будет выполнено.
— Тогда бабенька
за него замуж бы вышла. Говорят, будто семидесяти лет не позволяют — ну, да ведь в память Аракчеева… По крайней мере, повеселилась бы на свадьбе, а то что! Все ходят, словно скованные, по
углам, да результатов
ждут…
Естественно, опасаясь быть обнаруженным, я
ждал, что они проследуют мимо, хотя искушение выйти и заявить о себе было сильно, — я надеялся остаться снова один, на свой риск и страх и, как мог глубже, ушел в тень. Но, пройдя тупик, где я скрывался, Дигэ и Ганувер остановились — остановились так близко, что, высунув из-за
угла голову, я мог видеть их почти против себя.
В тот день, когда я увидел этого ребенка, в Петербурге
ждали наводнения; с моря сердито свистал порывистый ветер и носил по улицам целые облака холодных брызг, которыми раздобывался он где-то
за углом каждого дома, но где именно он собирал их — над крышей или
за цоколем — это оставалось его секретом, потому что с черного неба не падало ни одной капли дождя.
— А отчего же бы мне злым не быть-с, подобно всем другим? вскинулся вдруг Павел Павлович, точно выскочил из-за
угла; даже точно только того и
ждал, чтобы выскочить.
Я прилег к щелке подглядеть и вижу: он стоит с ножом в руках над бычком, бычок у его ног зарезан и связанными ногами брыкается, головой вскидывает; голова мотается на перерезанном горле, и кровь так и хлещет; а другой телок в темном
угле ножа
ждет, не то мычит, не то дрожит, а над парной кровью соловей в клетке яростно свищет, и вдали
за Окою гром погромыхивает.
Афоня. Батюшки! Сил моих нет! Как тут жить на свете?
За грехи это над нами! Ушла от мужа к чужому. Без куска хлеба в
углу сидела, мы ее призрели, нарядили на свои трудовые деньги! Брат у себя урывает, от семьи урывает, а ей на тряпки дает, а она теперь с чужим человеком ругается над нами
за нашу хлеб-соль. Тошно мне! Смерть моя! Не слезами я плачу, а кровью. Отогрели мы змею на своей груди. (Прислоняется к забору.) Буду
ждать, буду
ждать. Я ей все скажу, все, что на сердце накипело.
На Дуэском рейде на Сахалине поздно вечером остановился иностранный пароход и потребовал
угля. Просили командира
подождать до утра, но он не пожелал
ждать и одного часа, говоря, что если
за ночь погода испортится, то он рискует уйти без
угля. В Татарском проливе погода может резко измениться в какие-нибудь полчаса, и тогда сахалинские берега становятся опасны. А уже свежело и разводило порядочную волну.
Елена. Что же, мама… это для меня партия хорошая. Чего ж ждать-то? Мы живем на последнее, изо дня в день, а впереди нам грозит нищета. Ни к физическому, ни к умственному труду я не способна — я не так выросла, не так воспитана. (Со слезами). Я хочу жить, мама, жить, наслаждаться! Так лучше ведь идти
за Андрюшу, чем весь свой век сидеть в бедном
угле с бессильной злобой на людей.
Пароходы меж тем один
за другим причаливали. Других на это утро не
ждали… Но вот вдали
за широкой песчаной отмелью, из-за
угла выдавшейся в реку и стоящей красно-бурой стеною горы, задымился еще пароход. Алексеевы соседи тотчас на него взáрились.
— Сейчас.
Жди меня
за углом.
В столовой на серебре подавали, а для князя, для княгини и для генеральства ставились золотые приборы.
За каждым стулом по два лакея, по
углам шуты, немые, карлики и калмыки — все подачек
ждут и промеж себя дерутся да ругаются.
Прошу
подождать и продолжаю работу. Выхожу, совершенно забыв о просительнице. Из-за
угла выходит молодая длиннолицая, худая, очень бедно, холодно по погоде одетая крестьянка.
Я, Ольга и примкнувшая к нам Маруся Алсуфьева забиваемся в
угол и
ждем.
Ждем, как приговоренные к смерти, решения нашей судьбы. Теперь уже не до разговоров.
За плотно запертыми дверями решается судьба целой сотни людей. Собравшаяся «публика» тоже
ждет вместе с нами участи одиннадцати счастливцев и счастливиц, и она как будто заинтересована выбором достойных.
— Маша, я ее отыскал и сказал ей, чтобы она
подождала тебя завтра утром. Ты поедешь одна. Третий человек тут лишний, особливо мужчина. Никаких ни рекомендаций, ни объяснений вам не нужно. Вы облобызаете друг друга, поплачете, и прекрасно. Вот тебе адрес:
за Цепным мостом, на Дерптской улице № 27. Остановись у ворот, войдешь на двор, в левом
углу деревянный флигель, с такой галдарейкой, ты знаешь. Поднимись по лестнице, вторая дверь направо.
— Много, — сказал он. Он потому сказал «много», что так всегда говорили большие. —
Подожди, только зайди
за угол, — сказал он и побежал к няне.