Неточные совпадения
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
— Так вы нынче
ждете Степана Аркадьича? — сказал Сергей Иванович, очевидно не желая продолжать разговор о Вареньке. — Трудно найти двух свояков, менее похожих друг на друга, — сказал он с тонкою улыбкой. — Один подвижной, живущий только в обществе, как рыба в
воде; другой, наш Костя, живой, быстрый, чуткий на всё, но, как только в обществе, так или замрет или бьется бестолково, как рыба на земле.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та
вода, которую отец и педагог
ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель
ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед;
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону
вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами падая на брег.
Раскольников опустился на стул, но не спускал глаз с лица весьма неприятно удивленного Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг на друга и
ждали. Принесли
воды.
Народ расходился, полицейские возились еще с утопленницей, кто-то крикнул про контору… Раскольников смотрел на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко…
вода… не стоит, — бормотал он про себя. — Ничего не будет, — прибавил он, — нечего
ждать. Что это, контора… А зачем Заметов не в конторе? Контора в десятом часу отперта…» Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом себя.
В щель, в глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина. Глаза его прикованно остановились на светлом круге
воды в чане, —
вода покрылась рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а темное пятно в центре казалось неподвижным и уже не углубленным, а выпуклым. Самгин смотрел на это пятно,
ждал чего-то и соображал...
Разглядывая искаженное отражение своего лица, Люба ударила по нему веткой,
подождала, пока оно снова возникло в зеленоватой
воде, ударила еще и отвернулась.
Подождав, пока бак наполнится
водой, он спустил
воду еще раз; теперь все бумажки исчезли.
«Нашел свое, — думал он, глядя влюбленными глазами на деревья, на небо, на озеро, даже на поднимавшийся с
воды туман. — Дождался! Столько лет жажды чувства, терпения, экономии сил души! Как долго я
ждал — все награждено: вот оно, последнее счастье человека!»
— Нет, не всё: когда
ждешь скромно, сомневаешься, не забываешься, оно и упадет. Пуще всего не задирай головы и не подымай носа, побаивайся: ну, и дастся. Судьба любит осторожность, оттого и говорят: «Береженого Бог бережет». И тут не пересаливай: кто слишком трусливо пятится, она тоже не любит и подстережет. Кто
воды боится, весь век бегает реки, в лодку не сядет, судьба подкараулит: когда-нибудь да сядет, тут и бултыхнется в
воду.
«Наледи — это не замерзающие и при жестоком морозе ключи; они выбегают с гор в Лену;
вода стоит поверх льда; случится попасть туда — лошади не вытащат сразу, полозья и обмерзнут: тогда ямщику остается ехать на станцию за людьми и за свежими лошадями, а вам придется
ждать в мороз несколько часов, иногда полсутки…
Я хотел пробраться вверх, в свою или капитанскую каюту, и
ждал, пока
вода сбудет.
Хочешь освежить высохший язык —
вода теплая, положишь льду в нее —
жди воспаления.
Я не уехал ни на другой, ни на третий день. Дорогой на болотах и на реке Мае, едучи верхом и в лодке, при легких утренних морозах, я простудил ноги. На третий день по приезде в Якутск они распухли. Доктор сказал, что
водой по Лене мне ехать нельзя, что надо
подождать, пока пройдет опухоль.
— Что дочь? — рассуждал старик раскольник. — Дочь все одно, что вешняя
вода:
ждешь ее, радуешься, а она пришла и ушла…
— Не бойся его. Страшен величием пред нами, ужасен высотою своею, но милостив бесконечно, нам из любви уподобился и веселится с нами,
воду в вино превращает, чтобы не пресекалась радость гостей, новых гостей
ждет, новых беспрерывно зовет и уже на веки веков. Вон и вино несут новое, видишь, сосуды несут…»
Через несколько минут мы подошли к реке и на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на той стороне их
ждет обильный корм. Они сами вошли в
воду и переплыли на другую сторону реки.
Предоставив им заниматься своим делом, я пошел побродить по тайге. Опасаясь заблудиться, я направился по течению
воды, с тем чтобы назад вернуться по тому же ручью. Когда я возвратился на женьшеневую плантацию, китайцы уже окончили свою работу и
ждали меня. К фанзе мы подошли с другой стороны, из чего я заключил, что назад мы шли другой дорогой.
Все мы лихорадочно
ждали, что с ними будет, но и они сначала как будто канули в
воду.
— Я просила вас сюда зайти, чтоб сказать вам, что я на старости лет дурой сделалась; наобещала вам, да ничего и не сделала; не спросясь броду-то, и не надобно соваться в
воду, знаете, по мужицкой пословице. Говорила вчера с Орловым об вашем деле, и не
ждите ничего…
В горах было особенно много снега, и ключевские мельники со страхом
ждали полой
воды, которая рвала и разносила по веснам их плотины.
Но если какой-нибудь глупенький, отбившийся от выводки и матери утенок или цыпленок, услыша издалека зов ее, вздумает переплыть материк или не заросшую травой заводь, то гибель
ждет его и сверху и снизу: в
воде широкое горло щуки или сома, на поверхности — длинные когти хищных птиц.
Когда
вода из лодки была выкачана, мы перебрали все наше имущество и вновь уложили его получше, прикрыв сверху брезентом и обвязав покрепче веревками. Затем мы закусили немного, оделись потеплее, сели на свои места в лодку и стали
ждать, когда ветер стихнет и море немного успокоится.
Ермошка
ждал вешней
воды не меньше балчуговских старателей, потому что самое бойкое кабацкое время было связано именно с летним сезоном, когда все промысла были в полном ходу.
Каждое утро у кабака Ермошки на лавочке собиралась целая толпа рабочих. Издали эта публика казалась ворохом живых лохмотьев — настоящая приисковая рвань. А солнышко уже светило по-весеннему, и рвань
ждала того рокового момента, когда «тронется вешняя
вода». Только бы
вода взялась, тогда всем будет работа… Это были именно чающие движения
воды.
— Что же, этого нужно
ждать: на Спасо-Колчеданской шахте красик пошел, значит и
вода близко… Помнишь, как Шишкаревскую шахту опустили? Ну и с этой то же будет…
Но потом все стихло, и стали
ждать повестки: легкое место сказать, два года с лишним как уехали и точно в
воду канули, — должна быть повестка.
Старушке казалось, что девушка как будто начала «припадать» к доктору, день ходит, как в
воду опущенная, и только
ждет вечера.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике
подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и
водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
— А крестьяне покудова проклажались, покудова что… Да и засилья настоящего у мужиков нет: всё в рассрочку да в годы —
жди тут! А Крестьян Иваныч — настоящий человек! вероятный! Он тебе вынул бумажник, отсчитал денежки — поезжай на все четыре стороны! Хошь — в Москве, хошь — в Питере, хошь — на теплых
водах живи! Болотце-то вот, которое просто в придачу, задаром пошло, Крестьян Иваныч нынче высушил да засеял — такая ли трава расчудесная пошла, что теперича этому болотцу и цены по нашему месту нет!
Она смотрит и думает: вы все, господа, благородны, умны, богаты, вы окружили меня, вы дорожите каждым моим словом, вы все готовы умереть у моих ног, я владею вами… а там, возле фонтана, возле этой плещущей
воды, стоит и
ждет меня тот, кого я люблю, кто мною владеет.
Медленно прошел день, бессонная ночь и еще более медленно другой день. Она
ждала кого-то, но никто не являлся. Наступил вечер. И — ночь. Вздыхал и шаркал по стене холодный дождь, в трубе гудело, под полом возилось что-то. С крыши капала
вода, и унылый звук ее падения странно сливался со стуком часов. Казалось, весь дом тихо качается, и все вокруг было ненужным, омертвело в тоске…
А утром, чуть свет, когда в доме все еще спали, я уж прокладывал росистый след в густой, высокой траве сада, перелезал через забор и шел к пруду, где меня
ждали с удочками такие же сорванцы-товарищи, или к мельнице, где сонный мельник только что отодвинул шлюзы и
вода, чутко вздрагивая на зеркальной поверхности, кидалась в «лотоки» и бодро принималась за дневную работу.
«Чего же мне лучше этого случая
ждать, чтобы жизнь кончить? благослови, господи, час мой!» — и вышел, разделся, «Отчу» прочитал, на все стороны начальству и товарищам в землю ударил и говорю в себе: «Ну, Груша, сестра моя названая, прими за себя кровь мою!» — да с тем взял в рот тонкую бечеву, на которой другим концом был канат привязан, да, разбежавшись с берегу, и юркнул в
воду.
На Александра довольно сильно подействовал нагоняй дяди. Он тут же, сидя с теткой, погрузился в мучительные думы. Казалось, спокойствие, которое она с таким трудом, так искусно водворила в его сердце, вдруг оставило его. Напрасно
ждала она какой-нибудь злой выходки, сама называлась на колкость и преусердно подводила под эпиграмму Петра Иваныча: Александр был глух и нем. На него как будто вылили ушат холодной
воды.
— Чтобы по приказанию, то этого не было-с ничьего, а я единственно человеколюбие ваше знамши, всему свету известное. Наши доходишки, сами знаете, либо сена клок, либо вилы в бок. Я вон в пятницу натрескался пирога, как Мартын мыла, да с тех пор день не ел, другой погодил, а на третий опять не ел.
Воды в реке сколько хошь, в брюхе карасей развел… Так вот не будет ли вашей милости от щедрот; а у меня тут как раз неподалеку кума
поджидает, только к ней без рублей не являйся.
—
Подождите говорить, Степан Трофимович,
подождите немного, пока отдохнете. Вот
вода. Да по-дож-ди-те же!
По расчету оказывается, что товар стоит уже ему очень дорого; а потому, для больших барышей, он переливает его еще раз, сызнова разбавляя еще раз
водой, чуть не наполовину, и, таким образом приготовившись совершенно,
ждет покупателя.
— Смачивай тряпку
водой и держи на голове, а я пойду, поищу того дурака. Черти, так и
жди, что до каторги допьются.
Он мыл руки, потом концы пальцев, брызгал
воду и бормотал слова молитвы, а девушка, видно, вспомнила что-то смешное и глядела на брата, который подошел к столу и
ждал, покачиваясь на каблуках.
— Засуха, любезный господин, вовсе не от меня, засуха — от оврагов, как говорили мне очень учёные господа! Овражки вы развели, господа хозяева, и спускаете
воду, — засухи весьма жестокие
ждут вас, судари мои!
Колеи дорог, полные
воды, светясь, лежали, как шёлковые ленты, и указывали путь в Окуров, — он скользил глазами по ним и
ждал: вот из-за холмов на красном небе явится чёрный всадник, — Шакир или Алексей, — хлопая локтями по бокам, поскачет между этих лент и ещё издали крикнет...
Из безводного и лесного села Троицкого, где было так мало лугов, что с трудом прокармливали по корове, да по лошади на тягло, где с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили землю, — переселились они на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой человека, на быструю, свежую и здоровую
воду с множеством родников и ключей, на широкий, проточный и рыбный пруд и на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы смолоть воз хлеба, да и то случалось несколько дней
ждать очереди.
Изредка поглядывая на реку и дальний берег, слабо отделявшийся от
воды при робком свете месяца, он уже перестал думать о чеченцах и только
ждал времени будить товарищей и итти в станицу.
— Мудреного нет, — продолжал рыбак, — того и
жди «внучка за дедом придет» [Так говорится о позднем весеннем снеге, который, падая на старый снег и тотчас же превращаясь в
воду, просачивает его насквозь и уносит с земли.
Дело в том, что с минуты на минуту
ждали возвращения Петра и Василия, которые обещали прийти на побывку за две недели до Святой: оставалась между тем одна неделя, а они все еще не являлись. Такое промедление было тем более неуместно с их стороны, что путь через Оку становился день ото дня опаснее. Уже поверхность ее затоплялась
водою, частию выступавшею из-под льда, частию приносимою потоками, которые с ревом и грохотом низвергались с нагорного берега.
— «Сиди смирно, Гвидо, — сказал отец, усмехаясь и стряхивая
воду с головы. — Какая польза ковырять море спичками? Береги силу, иначе тебя напрасно станут
ждать дома».
Карп с удивлением посмотрел на него, мигнул глазами и спокойно отвернулся в сторону. Хозяин угрюмо сдвинул брови и снова начал гладить бороду. Илья чувствовал, что происходит что-то странное, и напряжённо
ждал конца. В пахучем воздухе лавки жужжали мухи, был слышен тихий плеск
воды в чане с живой рыбой.
Дня через два меня уволили. Итак, за все время, пока я считаюсь взрослым, к великому огорчению моего отца, городского архитектора, я переменил девять должностей. Я служил по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как капли
воды: я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и
ждать, когда меня уволят.