Неточные совпадения
Мы
ехали по берегу той же протекающей
по городу
реки, которая
по нем, или город
по ней, называется Сингапур. Она мутна и не радует глаз, притом очень узка, но не мелка.
Мы отлично уснули и отдохнули. Можно бы
ехать и ночью, но не было готового хлеба, надо ждать до утра, иначе нам, в числе семи человек, трудно будет продовольствоваться
по станциям на берегах Маи. Теперь предстоит
ехать шестьсот верст
рекой, а потом опять сто восемьдесят верст верхом
по болотам. Есть и почтовые тарантасы, но все предпочитают
ехать верхом
по этой дороге, а потом до Якутска на колесах, всего тысячу верст. Всего!
Под проливным дождем, при резком, холодном ветре, в маленькой крытой китайской лодке, выточенной чисто, как игрушка, с украшениями из бамбука, устланной белыми циновками,
ехали мы
по реке Вусуну.
Ночью во сне я почувствовал, что как будто
еду опять верхом, скачу опять
по рытвинам: это потащили нас
по реке.
Иногда же, напротив,
едешь по Лене от станции до станции, любуешься то горами, то торосом, то есть буграми льда, где Лена встала неровно; иногда видишь в одном месте стоит пар над
рекой.
Приезжаете на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу леса,
едете по руслу
рек, горных потоков, у подошвы гор или взбираетесь на утесы
по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
Мая извивается игриво, песчаные мели выглядывают так гостеприимно, как будто говорят: «Мы вас задержим, задержим»; лес не темный и не мелкий частокол, как на болотах, но заметно покрупнел к
реке; стал чаще являться осинник и сосняк. Всему этому несказанно обрадовался Иван Григорьев. «Вон осинничек, вон соснячок!» — говорил он приветливо, указывая на знакомые деревья. Лодка готова, хлеб выпечен, мясо взято —
едем. Теперь платить будем прогоны
по числу людей, то есть сколько будет гребцов на лодках.
А вот вы
едете от Охотского моря, как
ехал я,
по таким местам, которые еще ждут имен в наших географиях, да и весь край этот не все у нас, в Европе, назовут
по имени и не все знают его пределы и жителей,
реки, горы; а вы
едете по нем и видите поверстные столбы, мосты, из которых один тянется на тысячу шагов.
Я не уехал ни на другой, ни на третий день. Дорогой на болотах и на
реке Мае, едучи верхом и в лодке, при легких утренних морозах, я простудил ноги. На третий день
по приезде в Якутск они распухли. Доктор сказал, что водой
по Лене мне
ехать нельзя, что надо подождать, пока пройдет опухоль.
Местами мы проезжали большие пространства булыжника: это значит
ехали по высохшему руслу
реки.
Подкрепив свои силы
едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь
по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа,
по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх
по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к
реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Кучер не спрашивал, куда
ехать. Подтянув лошадей, он лихо прокатил мимо перемен, проехал
по берегу Березайки и, повернув на мыс, с шиком въехал в открытые ворота груздевского дома, глядевшего на
реку своими расписными ставнями, узорчатою вышкой и зеленым палисадником. Было еще рано, но хозяин выскочил на крыльцо в шелковом халате с болтавшимися кистями, в каком всегда ходил дома и даже принимал гостей.
Маленький городок, куда
ехали мои путники, стоял на судоходной
реке и имел довольно красивые окрестности:
по реке его тихо шли небольшие барки; в стороне виднелись сосновый бор и чье-то зеленеющее озимое поле.
Однажды, темною порою,
По камням берегом крутым
Наш витязь
ехал над
рекою.
— Я к нему в работники нанялся; как в Перму приедем, слезу с парохода, прощай, ероха-воха!
По железной дороге
ехать, потом —
по реке да на лошадях еще; пять недель будто
ехать надо, вона, куда человек забился…
Пугачев и
поехал, но пред его возвращением зять его, Прусак, бывший Зимовейской станицы казак, а ныне состоящий в Таганрогском казацком полку, явился у нас и на станичном сборе показал, что он с женою и Василий Кусачкин, да еще третий,
по уговору Пугачева, бежали за Кубань на Куму-реку, где он (Прусак), побыв малое время, оставил их и возвратился на Дон.
Двоеточие. А я рад, что вы со мной
едете. Городишко у нас маленький, красивый; кругом лес,
река… Дом у меня огромный — десять комнат. В одной кашлянешь —
по всем гул идет. Зимой, когда вьюга воет, очень гулко в комнатах. Н-да! (Соня быстро идет с правой стороны.) В юности, понимаете, одиночество полезно человеку… а вот под старость лучше вдвоем, хо-хо! А, озорница!.. Прощайте!
— Не понимаете? — с усмешкой посмотрев на Тараса, спросил Фома. — Ну… скажем так:
едет человек в лодке
по реке… Лодка, может быть, хорошая, а под ней все-таки глубина… Лодка — крепкая… но ежели человек глубину эту темную под собой почувствует… никакая лодка его не спасет…
Сборской отправился на своей тележке за Москву-реку, а Зарецкой сел на лошадь и в провожании уланского вахмистра
поехал через город к Тверской заставе. Выезжая на Красную площадь, он заметил, что густые толпы народа с ужасным шумом и криком бежали
по Никольской улице. Против самых Спасских ворот повстречался с ним Зарядьев, который шел из Кремля.
Мелькнул справа пролет на Банную гору и скрытую под горой
реку, потом долго
ехали по Московской улице, и на тротуарах было оживление, шаркали ногами, мелькали белые женские платья и летние фуражки: шли на музыку в городской сад.
Стали садиться в экипажи, чтобы
ехать домой, поздно, часу в одиннадцатом. Все сели, и недоставало только Надежды Федоровны и Ачмианова, которые
по ту сторону
реки бегали вперегонки и хохотали.
— Это у Синицына? У разбойника?!. Ну нет, шалишь: Лука Карнаухов к Синицыну не
поедет, хоть проведи он от Паньшина до Майны
реку из шампанского… На лодке
по шампанскому вези — и то не
поеду! Понял? Синицын — вор… Ты чего это моргаешь?
Мы
ехали берегом Лены на юг, а зима догоняла нас с севера. Однако могло показаться, что она идет нам навстречу, спускаясь сверху,
по течению
реки.
Конь (кричит). Врешь ты! Пакостник… (Входят Бобоедов и Николай Скроботов.) Ты в тот час в лодке
по реке ехал и песни пел… что?
Конь (волнуясь). Не он убил! Он
по реке ехал в тот час!.. Присягу приму!.. Мы с генералом видели его… Еще генерал говорил: хорошо бы, говорит, опрокинуть лодку, чтобы выкупался он… да! Ишь ты, мальчишка! Ты это что делаешь, а?
Зато создал бог другой мост:
река стала, и наш англичанин
поехал по льду за Днепр хлопотать о нашей иконе, и оттуда возвращается и говорит мне с Лукою...
Уже несколько дней мы
ехали «разнопряжкой». Это значило, что на каждого человека (нас было трое) давали лошадь и узенькие дровнишки. Ямщик, иногда два
ехали на таких же дровнях, отдельно. Составлялся караван, который, порой стуча и визжа полозьями
по острым камням, медленно тянулся
по берегу
реки под скалами.
— В городе станем жить, в большом каменном доме, — говорила ей Марья Гавриловна, принимаясь за укладыванье. — Весело будет нам, Таня, народу там много, будем кататься в коляске на хороших лошадях,
по реке на пароходе
поедем кататься… Видала ль ты пароходы-то?.. Да нет, где тебе видать!.. Вот увидишь, Таня, у меня теперь свой пароход и свой дом будет. Весело будем жить, Танюшка, весело.
Рано утром веселая и оживленная компания моряков с «Коршуна», одетых в штатское платье, была в Гревзенде. В Лондон решено было
ехать по железной дороге, а оттуда на пароходе, чтобы увидать
реку у самого Лондона. Торопливо взяли билеты… Примчался поезд… Остановка одна минута… и наши моряки, бросившись в вагон, помчались в Лондон со скоростью восьмидесяти верст в час.
Когда рыбный караван приходит к Макарью, ставят его вверх
по реке, на Гребновской пристани, подальше ото всего, чтоб не веяло на ярманку и на другие караваны душком «коренной». Баржи расставляются в три либо в четыре ряда, глядя
по тому, сколь велик привоз. На караван ездят только те, кому дело до рыбы есть. Поглядеть на вонючие рыбные склады в несколько миллионов пудов из одного любопытства никто не
поедет — это не чай, что горами навален вдоль Сибирской пристани.
Едет белый царь
по Волге
реке, плывет государь
по Во́ложке на камешке.
В Дубровине мне дают лошадей, и я
еду дальше. Но в 45 верстах от Томска мне опять говорят, что
ехать нельзя, что
река Томь затопила луга и дороги. Опять надо плыть на лодке. И тут та же история, что в Красном Яру: лодка уплыла на ту сторону, но не может вернуться, так как дует сильный ветер и
по реке ходят высокие валы… Будем ждать!
Удэхейцы сказали мне, что они живут
по другую сторону Туманного мыса, на
реке Самарге, и сюда пришли только на охоту. Пока варился чай для гостей, наши проводники успели объяснить удэхейцам, кто мы, куда
едем и какая от них требуется помощь.
Впоследствии я узнал, что не только наводнение являлось причиной нашей задержки, но были и другие обстоятельства. Дело в том, что гольды боятся Анюя и выше фанзы Тахсале никогда не заходят. Им было известно, что удэхейцы собирались спускаться на ботах вниз
по реке, и они решили здесь ждать их в Тахсале, чтобы передать нас, а самим
ехать домой. Они не ошиблись в расчетах. Действительно, 9 июля сверху пришли удэхейцы на двух лодках.
Я стал подниматься
по крутой, скользкой тропинке. Когда я был уже в саду, я услышал внизу,
по реке, ровный стук весел: Наташа снова
поехала на лодке.
В первый раз со дня кончины мамы я почувствовала себя снова счастливой. Мы
ехали по тропинке, между рядами невысоких гор, в тихой долине Куры… А
по берегам
реки вырастали
по временам в сгущающихся сумерках развалины замков и башен, носивших на себе печать давних и грозных времен.
Три часа ожидания прошли незаметно. Мне казалось, не успел я наглядеться на Машу, как Карпо съездил к
реке, выкупал лошадь и уж стал запрягать. Мокрая лошадь фыркала от удовольствия и стучала копытами
по оглоблям. Карпо кричал на нее «наза-ад!» Проснулся дедушка. Машя со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора.
Ехали мы молча, точно сердились друг на друга.
У въезда в Великую улицу встретило путников несколько приставов, посланных от великого князя, вместе с переводчиком, поздравить их с благополучным приездом и проводить в назначенные им домы. Но вместо того чтобы везти их через Великую улицу, пристава велели извозчикам спуститься на Москву-реку, оговариваясь невозможностью
ехать по улице, заваленной будто развалинами домов после недавнего пожара.
Еще вчера он
ехал на закате солнца
по реке, вдоль длинных полыней.