Неточные совпадения
«Негодяй и, наверное, шпион», — отметил брезгливо Самгин и тут же
подумал, что вторжение бытовых эпизодов в драмы жизни не только естественно, а, прерывая течение драматических
событий, позволяет более легко переживать их. Затем он вспомнил, что эта мысль вычитана им в рецензии какой-то парижской газеты
о какой-то пьесе, и задумался
о делах практических.
Самгин
подумал, что парень глуп, и забыл об этом случае, слишком ничтожном для того, чтобы помнить
о нем. Действительность усердно воспитывала привычку забывать
о фактах, несравненно более крупных. Звеньями бесконечной цепи следуя одно за другим,
события все сильнее толкали время вперед, и оно, точно под гору катясь, изживалось быстро, незаметно.
«Привыкла завязывать коробки конфет», — сообразил он и затем
подумал, что к Дронову он относился несправедливо. Он просидел долго, слушая странно откровенные ее рассказы
о себе самой, ее грубоватые суждения
о людях, книгах,
событиях.
«Да, эволюция! Оставьте меня в покое. Бесплодные мудрствования — как это? Grübelsucht. Почему я обязан
думать о мыслях, людях,
событиях, не интересных для меня, почему? Я все время чувствую себя в чужом платье: то слишком широкое, оно сползает с моих плеч, то, узкое, стесняет мой рост».
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили
о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но глядя на лица этих людей,
думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
Не нужно вам повторять, что мы здесь читаем все, что можно иметь
о современных
событиях, участвуя сердечно во всем, что вас волнует. Почта это время опаздывает, и нетерпение возрастает. Когда узнал
о смерти Корнилова,
подумал об его брате и об Николае, товарище покойного. Совершенно согласен с нашим философом, что при такой смерти можно только скорбеть об оставшихся.
Бывало, уже с первых страниц начинаешь догадываться, кто победит, кто будет побежден, и как только станет ясен узел
событий, стараешься развязать его силою своей фантазии. Перестав читать книгу,
думаешь о ней, как
о задаче из учебника арифметики, и все чаще удается правильно решить, кто из героев придет в рай всяческого благополучия, кто будет ввергнут во узилище.
— Ах, боже мой! — проговорила она, чувствуя от этого звонка болезненное раздражение во всем теле. Она лежала и все
думала о том, как эта провинциальная жизнь бедна
событиями, однообразна и в то же время беспокойна. То и дело приходится вздрагивать, чего-нибудь опасаться, сердиться или чувствовать себя виноватой, и нервы в конце концов портятся до такой степени, что страшно бывает выглянуть из-под одеяла.
Первую половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую сторону, обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего батюшки, будто местный сельский учитель превратно толкует
события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а
о прочем не
думайте!
Колесников смотрел с любовью на его окрепшее, в несколько дней на года вперед скакнувшее лицо и задумался внезапно об этой самой загадочной молве, что одновременно и сразу, казалось, во многих местах выпыхнула
о Сашке Жегулеве, задолго опережая всякие
события и прокладывая к становищу невидимую тропу. «Болтают, конечно, —
думал он, — но не столько болтают, сколько ждут, носом по ветру чуют. Зарумянился мой черный Саша и глазами поблескивает, понял, что это значит: Сашка Жегулев! Отходи, Саша, отходи».
Хотя же впоследствии
события не один раз напоминали ей об ужасных делах этих «ужасных людей» и она опять собиралась писать по этому поводу к «куколке», но Anatole с своей стороны тоже не дремал и был так неистощим на blagues, что все усилия
думать о чем-нибудь другом, кроме этих прелестных blagues, остались тщетными.
Уже пятнадцать дней прошло со времени
события, а он все
думал о нем — как будто само время потеряло силу над памятью и вещами или совсем остановилось, подобно испорченным часам.
Думал он
о сыне Алексее Петровиче, пробовал
думать о службе,
о делах, но отовсюду, где бы его мысль ни начиналась, она незаметно прибегала к
событию, роясь в нем, как в неистощимом руднике.
Они уезжали и не
думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и отданной на жертву огню (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем, только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное
событие, которое навсегда останется лучшею славой русского народа.
Значение совершавшегося тогда в России
события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губерниях, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили
о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не
думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отмстить французам, а
думали о следующей трети жалованья,
о следующей стоянке,
о Матрешке-маркитантке и тому подобное…