Неточные совпадения
Совершенно
успокоившись и укрепившись, он с небрежною ловкостью бросился на эластические подушки коляски, приказал Селифану откинуть кузов назад (к юрисконсульту он ехал с поднятым кузовом и даже застегнутой кожей) и расположился, точь-в-точь как отставной гусарский полковник или сам Вишнепокромов — ловко подвернувши одну ножку под
другую, обратя с приятностью ко встречным лицо, сиявшее из-под шелковой новой шляпы, надвинутой несколько на ухо.
— А, если хорошо, это
другое дело: я против этого ничего, — сказал Манилов и совершенно
успокоился.
— Сильно подействовало! — бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна,
успокойтесь! Знайте, что у него есть
друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится;
успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
Карандышев. Не обижайте! А меня обижать можно? Да
успокойтесь, никакой ссоры не будет: все будет очень мирно. Я предложу за вас тост и поблагодарю вас публично за счастие, которое вы делаете мне своим выбором, за то, что вы отнеслись ко мне не так, как
другие, что вы оценили меня и поверили в искренность моих чувств. Вот и все, вот и вся моя месть!
Мало-помалу буря утихла; комендантша
успокоилась и заставила нас
друг друга поцеловать.
—
Успокойтесь, — предложил Самгин, совершенно подавленный, и ему показалось, что Безбедов в самом деле стал спокойнее. Тагильский молча отошел под окно и там распух, расплылся в сумраке. Безбедов сидел согнув одну ногу, гладя колено ладонью,
другую ногу он сунул под нары, рука его все дергала рукав пиджака.
— Ты
успокойся, — пробормотал он, щадя себя, но Дуняша, обмахивая мокрым платком покрасневшее лицо, потрясая кулаком
другой, говорила...
Обломов долго не мог
успокоиться; он ложился, вставал, ходил по комнате и опять ложился. Он в низведении себя Захаром до степени
других видел нарушение прав своих на исключительное предпочтение Захаром особы барина всем и каждому.
Остановившись на этом решении, он уже немного
успокоился и написал в деревню к соседу, своему поверенному,
другое письмо, убедительно прося его поспешить ответом, по возможности удовлетворительным.
Там нет глубоких целей, нет прочных конечных намерений и надежд. Бурная жизнь не манит к тихому порту. У жрицы этого культа, у «матери наслаждений» — нет в виду, как и у истинного игрока по страсти, выиграть фортуну и кончить, оставить все,
успокоиться и жить
другой жизнью.
У Веры с бабушкой установилась тесная, безмолвная связь. Они, со времени известного вечера, после взаимной исповеди, хотя и успокоили одна
другую, но не вполне
успокоились друг за
друга, и обе вопросительно, отчасти недоверчиво, смотрели вдаль, опасаясь будущего.
— Вот это
другое дело; благодарю вас, благодарю! — торопливо говорил он, скрадывая волнение. — Вы делаете мне большое добро, Вера Васильевна. Я вижу, что дружба ваша ко мне не пострадала от
другого чувства, значит, она сильна. Это большое утешение! Я буду счастлив и этим… со временем, когда мы
успокоимся оба…
Она угадывала состояние Веры и решила, что теперь рано, нельзя. Но придет ли когда-нибудь пора, что Вера
успокоится? Она слишком своеобразна, судить ее по
другим нельзя.
Когда я в тот вечер выбежал от Зерщикова и когда там все несколько
успокоилось, Зерщиков, приступив к игре, вдруг заявил громогласно, что произошла печальная ошибка: пропавшие деньги, четыреста рублей, отыскались в куче
других денег и счеты банка оказались совершенно верными.
Губернатор, узнав, что мы отказываемся принять и
другое место, отвечал, что больше у него нет никаких, что указанное нами принадлежит князю Омуре, на которое он не имеет прав. Оба губернатора после всего этого
успокоились: они объявили нам, что полномочные назначены, место отводят, следовательно, если мы и за этим за всем уходим, то они уж не виноваты.
Мы
успокоились и спрятались под спасительную тень, пробежав двор, наполненный колясками и лошадьми, взошли на лестницу и очутились в огромной столовой зале, из которой открытая со всех сторон галерея вела в
другие комнаты; далее следовали коридоры с нумерами.
Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря на то, что уж наступила ночь.
Успокоились не прежде, как кончив ее. На
другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
Попеременно Виктор Васильич был мыловаром, техником, разведчиком алмазных копей; теперь он пока
успокоился на звании уксусного заводчика, потому что Василий Назарыч наотрез отказался оплачивать все
другие его затеи.
Но прежде чем хоть сколько-нибудь
успокоились и пришли в себя, сейчас же вслед за этою сценой разразилась и
другая: с Катериной Ивановной сделалась истерика.
Фетюкович бросился к нему впопыхах, умоляя
успокоиться, и в тот же миг так и вцепился в Алешу. Алеша, сам увлеченный своим воспоминанием, горячо высказал свое предположение, что позор этот, вероятнее всего, состоял именно в том, что, имея на себе эти тысячу пятьсот рублей, которые бы мог возвратить Катерине Ивановне, как половину своего ей долга, он все-таки решил не отдать ей этой половины и употребить на
другое, то есть на увоз Грушеньки, если б она согласилась…
Понемногу в природе стал воцаряться порядок. Какая-то
другая сила начала брать верх над ветром и заставляла его
успокаиваться. Но, судя по тому, как качались старые кедры, видно было, что там, вверху, не все еще благополучно.
Дерсу всегда жалел Альпу и каждый раз, прежде чем разуться, делал ей из еловых ветвей и сухой травы подстилку. Если поблизости не было ни того, ни
другого, он уступал ей свою куртку, и Альпа понимала это. На привалах она разыскивала Дерсу, прыгала около него, трогала его лапами и всячески старалась обратить на себя внимание. И как только Дерсу брался за топор, она
успокаивалась и уже терпеливо дожидалась его возвращения с охапкой еловых веток.
Долго сидели мы у костра и слушали рев зверей. Изюбры не давали нам спать всю ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело просыпался. У костра сидели казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, кружились и одна за
другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли
успокоиться. Они слонялись по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к
другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с
другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно
успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
— («Как бледна! как бледна!») Мой
друг, есть одно средство. — Какое, мой милый? — Я вам скажу, мой
друг, но только, когда вы несколько
успокоитесь. Об этом надобно будет вам рассудить хладнокровно.
«Ты что-то смущен, — отвечает она, — я знала, что твое письмо испугало тебя больше, чем меня.
Успокойся,
друг мой, оно не переменило во мне решительно ничего, оно уже не могло заставить меня любить тебя ни больше, ни меньше».
Но как скоро услышал решение своей дочери, то
успокоился и не хотел уже вылезть, рассуждая, что к хате своей нужно пройти, по крайней мере, шагов с сотню, а может быть, и
другую.
Устроив эту операцию, Харитон Артемьич совершенно
успокоился и сразу повеселел. Что же,
другие живут, и мы будем жить.
Другая жена допыталась бы, в чем дело, и не
успокоилась бы, пока не вызнала бы всего.
—
Успокойтесь, мой
друг, это — преувеличение. И вам вовсе не за что так благодарить; это чувство прекрасное, но преувеличенное.
— Еще раз прошу,
успокойтесь, мой милый, мы обо всем этом в
другой раз, и я с удовольствием… — усмехнулся «сановник».
Трепка, вынесенная им в первом общем собрании, его еще не совсем пришибла. Он скоро оправился, просил Райнера не обращать внимания на то, что сначала дело идет не совсем на полных социальных началах, и все-таки помогать ему словом и содействием. Потом обошел
других с тою же просьбою; со всеми ласково поговорил и
успокоился.
Ребенок скоро
успокоился, заснул, мать положила его в люльку, взяла серп и принялась жать с особенным усилием, чтобы догнать своих подруг, чтоб не отстать от
других.
— Ах, Алеша, так что же! — сказала она. — Неужели ж ты вправду хочешь оставить это знакомство, чтоб меня успокоить. Ведь это по-детски. Во-первых, это невозможно, а во-вторых, ты просто будешь неблагороден перед Катей. Вы
друзья; разве можно так грубо разрывать связи. Наконец, ты меня просто обижаешь, коли думаешь, что я так тебя ревную. Поезжай, немедленно поезжай, я прошу тебя! Да и отец твой
успокоится.
— Я завтра же тебе куплю
другое. Я и книжки твои тебе принесу. Ты будешь у меня жить. Я тебя никому не отдам, если сама не захочешь;
успокойся…
— Ну, ну,
друг мой,
успокойся! ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст; невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того… Ну, а…
— Нет! — говорил он, — кончите эту пытку сегодня; сомнения, одно
другого чернее, волнуют мой ум, рвут на части сердце. Я измучился; я думаю, у меня лопнет грудь от напряжения… мне нечем увериться в своих подозрениях; вы должны решить все сами; иначе я никогда не
успокоюсь.
Он взял фрау Леноре и Джемму под руки и повел их в
другую комнату. Фрау Леноре встревожилась и мерку из рук выронила. Джемма встревожилась было тоже, но глянула попристальнее на Санина и
успокоилась. Лицо его, правда озабоченное, выражало в то же время оживленную бодрость и решимость.
Может быть, я бросился бы догонять его и наговорил бы ему еще грубостей, но в это время тот самый лакей, который присутствовал при моей истории с Колпиковым, подал мне шинель, и я тотчас же
успокоился, притворяясь только перед Дмитрием рассерженным настолько, насколько это было необходимо, чтоб мгновенное успокоение не показалось странным. На
другой день мы с Дубковым встретились у Володи, не поминали об этой истории, но остались на «вы», и смотреть
друг другу в глаза стало нам еще труднее.
«
Успокойся, дорогая,
успокойся,
успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь.
Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили
друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы.
Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко».
Сначала отец как-то поморщился, узнав, что сын дает мне своего Тебенька, но когда на
другой день мы устроили кавалькаду и я взял на нем два раза ограду, — он
успокоился, и мы окончательно подружились.
— Матушка! — продолжала Прасковья Ивановна, капельку
успокоившись, —
друг вы мой, Варвара Петровна, я хоть и виновата в неосторожных словах, да уж раздражили меня пуще всего безыменные письма эти, которыми меня какие-то людишки бомбардируют; ну и писали бы к вам, коли про вас же пишут, а у меня, матушка, дочь!
— Милый
друг мой, — воскликнул Егор Егорыч, выскочивший из роли великого мастера, — отдохните и
успокойтесь!
Сусанна пересела к ней на постель и, взяв сестру за руки, начала их гладить. Средству этому научил ее Егор Егорыч, как-то давно еще рассказывавший при ней, что когда кто впадает в великое горе, то всего лучше, если его руки возьмут чьи-нибудь
другие дружеские руки и начнут их согревать. Рекомендуемый им способ удался Сусанне. Людмила заметно
успокоилась и сказала сестре...
— Впрочем, бог с ними, со всеми этими господами, — начал он, — мне еще лично вас нужно повыпытать; скажите мне, как врачу и
другу,
успокоились ли вы совершенно по случаю вашей душевной потери в лице Людмилы?
— Тот ведь-с человек умный и понимает, что я ему в те поры заплатил дороже супротив
других!.. Но тоже раз сказал было мне, что прибавочку, хоть небольшую, желал бы получить. Я говорю, что вы получите и большую прибавочку, когда дело моего господина кончится. Он на том теперь и
успокоился, ждет.
—
Успокойтесь,
успокойтесь! — забормотал, наконец, Марфин, хоть и сам тоже заметно неспокойный. — Мы с вами, может быть, виноватее
других!.. Старость неспособна понимать молодость.
— Ну-ну-ну!
успокойся! уйду! Знаю, что ты меня не любишь… стыдно, мой
друг, очень стыдно родного брата не любить! Вот я так тебя люблю! И детям всегда говорю: хоть брат Павел и виноват передо мной, а я его все-таки люблю! Так ты, значит, не делал распоряжений — и прекрасно, мой
друг! Бывает, впрочем, иногда, что и при жизни капитал растащат, особенно кто без родных, один… ну да уж я поприсмотрю… А? что? надоел я тебе? Ну, ну, так и быть, уйду! Дай только Богу помолюсь!
Следуя этому совету, Аннинька запечатала в конверт письмо и деньги и, возвратив на
другой день все по принадлежности,
успокоилась.
Не скоро она совладела с собою. Но прошла неделя,
другая. Елена немного
успокоилась и привыкла к новому своему положению. Она написала две маленькие записочки Инсарову и сама отнесла их на почту — она бы ни за что, и из стыдливости и из гордости, не решилась довериться горничной. Она начинала уже поджидать его самого… Но вместо его, в одно прекрасное утро, прибыл Николай Артемьевич.