Неточные совпадения
Подошедши к бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно, в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп, два
священника его деревни, не погребут его самого, к неописанной радости зятя и
дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему в родню.
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет перед тем, помирая, на одре смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы было принять и за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем
священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на
дочь: «Взрасти и возьми за себя».
Отец этого предполагаемого Василья пишет в своей просьбе губернатору, что лет пятнадцать тому назад у него родилась
дочь, которую он хотел назвать Василисой, но что
священник, быв «под хмельком», окрестил девочку Васильем и так внес в метрику.
Были и пассажиры, несколько крестьян, толстый купец в енотовой шубе,
священник с
дочерью, рябой девицей, человек пять солдат, суетливые мещане.
Десятин приблизительно двенадцать
священник распахивает да с четверть десятины уделяет под лен жене и
дочерям.
У дочери-невесты платья подошли, а поблизости, у соседа-священника, скоро свадьбу играть будут; ежели не ехать — люди осудят, а ежели ехать — надо и самому приформиться, и семью обшить.
Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспеловым, потом Марья Карловна с
дочерью, наконец
священник с Антоном Иванычем В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей. Дворня окружила в воротах Евсея.
Князь бесновался, бесновался, наконец один раз, грозный и мрачный как градовая туча, вышел из дома, взял за ворот зипуна первого попавшегося ему навстречу мужика, молча привел его в дом, молча же поставил его к купели рядом со своей старшей
дочерью и велел
священнику крестить ребенка.
Елизавета Петровна, нисколько, разумеется, не понявшая подобного возражения
дочери, прошла в другую комнату, чтобы поскорее велеть подавать
священникам чай.
— В минуту слетаю туда! — сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату
дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем, поспела к тому уже времени, когда юный
священник выходил с крестом. Он, видимо, хотел представить себя сильно утомленным и грустным выражением лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.
В столовой с часами, которым Иван Ильич так рад был, что купил в брикабраке, Петр Иванович встретил
священника и еще несколько знакомых, приехавших на панихиду, и увидал знакомую ему красивую барышню,
дочь Ивана Ильича.
К рождеству мужики проторили в сугробах узкие дорожки. Стало возможно ездить гусем. По давно заведенному обычаю, все окрестные
священники и дьячки, вместе с попадьями, дьяконицами и
дочерями, съезжались на встречу Нового года в село Шилово, к отцу Василию, который к тому же на другой день, 1 января, бывал именинником. Приезжали также местные учители, псаломщики и различные молодые люди духовного происхождения, ищущие невест.
Неловкое молчание.
Священник идет к стороне и, раскрывая книгу, читает. Входят Люба с Лизанькой. Люба, 20-летняя красивая, энергичная девушка,
дочь Марьи Ивановны, Лизанька, постарше ее,
дочь Александры Ивановны. Обе с корзинами, повязанные платками, идут за грибами. Здороваются — одна с теткой и дядей, Лизанька с отцом и матерью — и со
священником.
Словом сказать, было весело, шумно; один я грустил; грустил я и потому, что намерения мои не удавались, и по непривычке к многолюдию; вина я тогда еще в рот не брал, в хороводах ходить не умел, а пуще всего мне досадно было, что все перемигивались, глядя на меня и на
дочь пореченского
священника.
Под страхом смертной казни и «взяв с
священника клятвенное обещание», что он вечно будет молчать обо всем, что увидит и о чем услышит, князь Голицын рассказал ему о пленнице и поручил постараться довести ее на исповеди до раскаяния и полного признания в том, кто она такая в действительности, кто подал ей мысль назваться
дочерью императрицы Елизаветы Петровны и кто были сообщники в ее замыслах.
Когда я читал письмо, за мною прислали от Покровского
священника, с
дочерью которого случился припадок.
Девочек Стогунцевых учила гувернантка, а сельский
священник преподавал им Закон Божий. Сама Нина Владимировна, зная в совершенстве французский и немецкий языки, учила этим языкам
дочерей.
Из церкви они отправились в скромный домик
священника, где были приготовлены фрукты и шампанское, которым Степан, свидетели и семья служителя алтаря, состоящая из его жены и двух взрослых
дочерей, поздравили молодых.
Костя был сын троюродного племянника генеральши, а Маша —
дочь чуть ли не четвероюродной племянницы. И мальчик, и девочка были сироты и взяты Глафирой Петровной в младенчестве. Дети были неразлучны, и вместе, Костя ранее, а Маша только в год нашего рассказа, учились грамоте и Закону Божию у
священника церкви Николы Явленного, благодушного старца, прозвавшего своих ученика и ученицу: «женишек и невестушка». Это прозвище так и осталось за детьми.
— Нет, этого не следует, — сказал
священник. — Господь одарил вашу
дочь очень впечатлительным и восприимчивым сердцем, да еще и красотой, а поэтому подобное общество для нее вдвое опаснее.
— Промысел Божий всегда над нами,
дочь моя, — ответил
священник, благословляя Надежду Корнильевну. — Не помешал я вам?
Мать обещала
дочери пригласить
священника, когда она этого пожелает.
«В одном селе
священник выдавал замуж
дочь.
После этого вызываются свидетели: командир полка и фельдфебель. Командир полка, обычный партнер председателя в винт и великий охотник и мастер игры, и фельдфебель, ловкий, красивый, услужливый поляк шляхтич, большой охотник до чтения романов. Входит и
священник, пожилой человек, только что проводивший свою
дочь с зятем и внуками, приезжавших к нему в гости, и расстроенный столкновением с матушкой из-за того, что он отдал
дочери ковер, который матушка не желала отдавать.
Отмщение ему воздал сам обиженный
священник, но отмщение смешное и очень позднее. Оно открылось через много лет, когда Степан Иванович задумал выдавать замуж одну из своих
дочерей. Тогда потребовалась выпись из метрических книг, и там неожиданно нашли глупую и совершенно бессмысленную запись по подчищенному, что такого-то Степана Ивановича и законной жены его родилась незаконная
дочь такая-то…
И когда он сделался
священником, женился на хорошей девушке и родил от нее сына и
дочь, то подумал, что все у него стало хорошо и прочно, как у людей, и пребудет таким навсегда.