Неточные совпадения
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый
день,
И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с
корабля на бал.
Когда на другой
день стало светать,
корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
— Принцесса, ясное
дело. Вбил ты ей в голову эти заморские
корабли! Эх ты, чудак-чудаковский, а еще хозяин!
Грэй дал еще денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести
дней. В то время, как Грэй вернулся на свой
корабль, агент конторы уже садился на пароход. К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
В сопровождении боцмана Грэй осмотрел
корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос [Штуртрос — цепной, из троса или комбинированный, привод от рулевого колеса к румпелю.], почистить клюзы, переменить кливер [Кливер — косой парус впереди фок-мачты.], просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но
дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости
дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
Накануне того
дня и через семь лет после того, как Эгль, собиратель песен, рассказал девочке на берегу моря сказку о
корабле с Алыми Парусами, Ассоль в одно из своих еженедельных посещений игрушечной лавки вернулась домой расстроенная, с печальным лицом.
Корабль разбит, пошли товары ко́
дну,
И он насилу спасся сам.
Сейчас кричала я во весь народ,
Что ко́
дну наш
корабль идёт:
Куда!
— Вот что, через несколько
дней в
корабле моем радение о духе будет, — хочешь, я скажу Захарию, чтоб он показал тебе праздник этот? В щелочку, — добавила она и усмехнулась.
— Годится, на всякий случай, — сухо откликнулась она. — Теперь — о
делах Коптева, Обоимовой. Предупреждаю:
дела такие будут повторяться. Каждый член нашей общины должен, посмертно или при жизни, — это в его воле, — сдавать свое имущество общине. Брат Обоимовой был член нашей общины, она — из другой, но недавно ее
корабль соединился с моим. Вот и все…
— В самом
деле, какие подвиги: садись в коляску или на
корабль, дыши чистым воздухом, смотри на чужие страны, города, обычаи, на все чудеса… Ах, ты! Ну, скажи, что твои
дела, что в Обломовке?
Она немного отдохнула, открыв все Райскому и Тушину. Ей стало будто покойнее. Она сбросила часть тяжести, как моряки в бурю бросают часть груза, чтоб облегчить
корабль. Но самый тяжелый груз был на
дне души, и ладья ее сидела в воде глубоко, черпала бортами и могла, при новом ожидаемом шквале, черпнуть и не встать больше.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным лицом, да русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем путь
кораблю и безошибочно назначают
день и час его прибытия.
А разве вы ожидали противного?..» — «Нет: я сравниваю с нашими офицерами, — продолжал он, — на
днях пришел английский
корабль, человек двадцать офицеров съехали сюда и через час поставили вверх
дном всю отель.
После обеда наши уехали на берег чай пить in’s Grune [на лоне природы — нем.]. Я прозевал, но зато из привезенной с английского
корабля газеты узнал много новостей из Европы, особенно интересных для нас.
Дела с Турцией завязались; Англия с Францией продолжают интриговать против нас. Вся Европа в трепетном ожидании…
Непривычному человеку покажется, что случилось какое-нибудь бедствие, как будто что-нибудь сломалось, оборвалось и
корабль сейчас пойдет на
дно.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом
деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки —
корабли, в том числе и наш.
Ему также все равно, где ни быть: придут ли в прекрасный порт или станут на якорь у бесплодной скалы; гуляет ли он на берегу или смотрит на
корабле за работами — он или делает
дело, тогда молчит и делает комическое лицо, или поет и хохочет.
Это особенно приятно, когда многие спят по каютам и не знают, в чем
дело, а тут вдруг раздается треск, от которого дрогнет
корабль.
В этот же
день, недалеко от этого
корабля, мы увидели еще несколько точек вдали и услышали крик.
Когда мы сели в шлюпку,
корабль наш был верстах в пяти; он весь
день то подходил к берегу, то отходил от него. Теперь чуть видны были паруса.
Говорить ли о теории ветров, о направлении и курсах
корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна была когда-то под водою, а вот это
дно было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости; начало этой страны относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
День и ночь на
корабле бдительно следят за состоянием погоды.
Днем облитые ослепительным солнечным блеском воды сверкают, как растопленное серебро; лучи снопами отвесно и неотразимо падают на все — на скалы, на вершины пальм, на палубы
кораблей и, преломляясь, льют каскады огня и блеска по сторонам.
Но
дни шли своим чередом и жизнь на
корабле тоже.
Через
день, по приходе в Портсмут, фрегат втянули в гавань и ввели в док, а людей перевели на «Кемпердоун» — старый
корабль, стоящий в порте праздно и назначенный для временного помещения команд. Там поселились и мы, то есть туда перевезли наши пожитки, а сами мы разъехались. Я уехал в Лондон, пожил в нем, съездил опять в Портсмут и вот теперь воротился сюда.
Пушечные выстрелы, колокольный звон, вымпела на
кораблях — и только потому нет музыки, что гость Англии приехал в воскресенье, а воскресенье здесь постный
день…
Даже поселенцы толкуют, что эта местность во времена оны была
дном морским и будто гиляки теперь находят на ней вещи с
кораблей.
В Кронштате прожил я два
дня с великим удовольствием, насыщаяся зрением множества иностранных
кораблей, каменной одежды крепости Кронштатской и строений, стремительно возвышающихся.
— Потом вспомнил, а вчера забыл. Об
деле действительно хотел с тобою поговорить, но пуще всего надо было утешить Александру Семеновну. «Вот, говорит, есть человек, оказался приятель, зачем не позовешь?» И уж меня, брат, четверо суток за тебя продергивают. За бергамот мне, конечно, на том свете сорок грехов простят, но, думаю, отчего же не посидеть вечерок по-приятельски? Я и употребил стратагему [военную хитрость]: написал, что, дескать, такое
дело, что если не придешь, то все наши
корабли потонут.
Вчера лег — и тотчас же канул на сонное
дно, как перевернувшийся, слишком загруженный
корабль. Толща глухой колыхающейся зеленой воды. И вот медленно всплываю со
дна вверх и где-то на средине глубины открываю глаза: моя комната, еще зеленое, застывшее утро. На зеркальной двери шкафа — осколок солнца — в глаза мне. Это мешает в точности выполнить установленные Скрижалью часы сна. Лучше бы всего — открыть шкаф. Но я весь — как в паутине, и паутина на глазах, нет сил встать…
Но уже давно известно, что всюду, где большое количество людей долго занято одним и тем же
делом, где интересы общие, где все разговоры уже переговорены, где конец занимательности и начало равнодушной скуки, как, например, на
кораблях в кругосветном рейсе, в полках, в монастырях, в тюрьмах, в дальних экспедициях и так далее, и так далее, — там, увы, неизбежно заводится самый отвратительный грибок — сплетня, борьба с которым необычайно трудна и даже невозможна.
Я прошел в контору редакции и, заплатив девять рублей, сдал объявление о выставке, такое, какое вывешено было на пароходе и вывешивается всюду, а на другой
день в редакцию сдал статью, от которой отказаться было нельзя: напечатанным объявлением о готовности выставки редактор сжег свои
корабли.
«Успеешь, крыса, выселиться из
корабля! — думал Петр Степанович, выходя на улицу. — Ну, коли уж этот “почти государственный ум” так уверенно осведомляется о
дне и часе и так почтительно благодарит за полученное сведение, то уж нам-то в себе нельзя после того сомневаться. (Он усмехнулся.) Гм. А он в самом
деле у них не глуп и… всего только переселяющаяся крыса; такая не донесет!»
И в это время на
корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий
день ему сделалось совсем плохо, и его поместили в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец, в то время, когда
корабль тихо шел в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
На третий
день пути, выйдя на палубу, он увидел впереди
корабль.
Видят лозищане, что один
корабль дымится, а к нему то и
дело пристают пароходы.
Строятся крепости, арсеналы и
корабли, производят беспрестанно оружия, которые в самое короткое время заменяются другими, потому что наука, которая должна бы была быть направлена всегда на благо человечества, содействует, к сожалению,
делу разрушения, придумывает новые и новые средства убивать большие количества людей в наиболее короткое время.
— Много удалось сделать, — заявил он. — Я был у следователя, и он обещал, что Биче будет выделена из
дела как материал для газет, а также в смысле ее личного присутствия на суде. Она пришлет свое показание письменно. Но я был еще кое-где и всюду оставлял деньги. Можно было подумать, что у меня карманы прорезаны. Биче, вы будете хоть еще раз покупать
корабли?
— Здесь нет секрета, — ответила Биче, подумав. — Мы путаемся, но договоримся. Этот
корабль наш, он принадлежал моему отцу. Гез присвоил его мошеннической проделкой. Да, что-то есть в нашей встрече, как во сне, хотя я и не могу понять!
Дело в том, что я в Гель-Гью только затем, чтобы заставить Геза вернуть нам «Бегущую». Вот почему я сразу назвала себя, когда вы упомянули о Гезе. Я его жду и думала получить сведения.
Наверху раздался крик, но не крик драки, а крик делового замешательства, какие часто бывают на
корабле. Бутлер отправился узнать, в чем
дело; за ним вскоре вышел Синкрайт. Капитан, стоя, курил, и я воспользовался уходом помощников, чтобы передать ему деньги. Он взял ассигнации особым надменным жестом, очень тщательно пересчитал и подчеркнуто поклонился. В его глазах появился значительный и веселый блеск.
День проходит быстро на
корабле.
Я ответил, что разговор был и что капитан Гез не согласился взять меня пассажиром на борт «Бегущей по волнам». Я прибавил, что говорю с ним, Брауном, единственно по указанию Геза о принадлежности
корабля ему. Это положение
дела я представил без всех его странностей, как обычный случай или естественную помеху.
Большие круглые окна-иллюминаторы, диаметром более двух футов, какие никогда не делаются на грузовых
кораблях, должны были ясно и элегантно озарять
днем.
— Но
дело простое, — настаивала Биче. — Браун даже сообщил вам, что владеет
кораблем мнимо, не в действительности.
Затем, хотя ему было запрещено пользоваться судном для своих целей, Гез открыто заявил право собственности и отвел «Бегущую» в другой порт. Обстоятельства
дела не позволяли обратиться к суду. В то время Сениэль надеялся, что получит значительную сумму по ликвидации одного чужого предприятия, бывшего с ним в деловых отношениях, но получение денег задержалось, и он не мог купить у Геза свой собственный
корабль, как хотел. Он думал, что Гез желает денег.
Рассчитывая, что на
днях мы поговорим подробнее, я не стал больше спрашивать его о
корабле. Кто сказал «А», тот скажет и «Б», если его не мучить. Я перешел к Гезу, выразив сожаление, крайне смягченное по остроте своего существа, что капитан бездетен, так как его жизнь, по-видимому, довольно беспутна; она лишена правильных семейных забот.
— Знаете ли вы, — сказал он, — о Вильямсе Гобсе и его странной судьбе? Сто лет назад был здесь пустой, как луна, берег, и Вильямс Гобс, в силу предания которому верит, кто хочет верить, плыл на
корабле «Бегущая по волнам» из Европы в Бомбей. Какие у него были
дела с Бомбеем, есть указания в городском архиве.
— Скверно! — резюмировал Фрей общее положение
дел, как капитан севшего на мель
корабля. — Да… Человек, кружку!..
Вообразите себе, что она до известных там лет своей жизни жила в кристальных палатах на
дне реки; слыхала там о
кораблях, о бурях, о людях, о их любви, ненависти, о горе.