Неточные совпадения
— Ты помнишь детей, чтоб играть с ними, а я помню и знаю, что они
погибли теперь, — сказала она видимо одну из фраз, которые она за эти три
дня не раз говорила себе.
И
погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви Божьей! Украйне не видать тоже храбрейшего из своих детей, взявшихся защищать ее. Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чуприны и проклянет и
день и час, в который породил на позор себе такого сына.
Не
погибнет ни одно великодушное
дело, и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава.
Мне как раз представилось, как трагически
погиб поручик Потанчиков, наш знакомый, друг твоего отца, — ты его не помнишь, Родя, — тоже в белой горячке и таким же образом выбежал и на дворе в колодезь упал, на другой только
день могли вытащить.
Вчера я был в большой опасности и думал, что уж
погиб; сегодня же
дело поправилось.
— Урок оплачен дорого. Но того, чему он должен научить, мы, словесной или бумажной пропагандой, не достигли бы и в десяток лет. А за десять-то лет рабочих — и ценнейших! —
погибло бы гораздо больше, чем за два
дня…
— Скляночку-то Тагильский подарил. Наврали газеты, что он застрелился, с месяц тому назад братишка Хотяинцева, офицер, рассказывал, что случайно
погиб на фронте где-то. Интересный он был. Подсчитал, сколько стоит аппарат нашего самодержавия и французской республики, — оказалось: разница-то невелика, в этом
деле франк от рубля не на много отстал. На республике не сэкономишь.
— Ну, Илья! Ты в самом
деле умер,
погиб! — заключил он. — Одевайся, поедем ко мне!
— Это наша «партия действия»! — шептал он, — да, из кармана показывает кулак полицмейстеру, проповедует горничным да дьячихам о нелепости брака, с Фейербахом и с мнимой страстью к изучению природы вкрадывается в доверенность женщин и увлекает вот этаких слабонервных умниц!..
Погибай же ты, жалкая самка, тут, на
дне обрыва, как тот бедный самоубийца! Вот тебе мое прощание!..
Круглым счетом истребляется зверями по человеку в два
дня; особенно
погибает много китайцев, вероятно, потому, что их тут до сорока, а прочих жителей до двадцати тысяч.
Но и наши не оставались в долгу. В то самое время, когда фрегат крутило и било об
дно, на него нанесло напором воды две джонки. С одной из них сняли с большим трудом и приняли на фрегат двух японцев, которые неохотно дали себя спасти, под влиянием строгого еще тогда запрещения от правительства сноситься с иноземцами. Третий товарищ их решительно побоялся, по этой причине, последовать примеру первых двух и тотчас же
погиб вместе с джонкой. Сняли также с плывшей мимо крыши дома старуху.
А они не спорят, они знают свое
дело, им совершенно всё равно,
погибнут, не
погибнут десятки-сотни людей, да каких людей!
Встреча с таким «промышленником» гораздо опаснее, чем встреча со зверем. Надо всегда быть готовым к обороне. Малейшая оплошность — и неопытный охотник
погиб. Старые охотники с первого взгляда разбирают, с кем имеют
дело — с порядочным человеком или с разбойником.
Теперь из 100 шансов только один, что она не погубит в этом
деле своего здоровья, более половины шансов, что она
погибнет быстро; а тут из тысячи шансов один будет против нее.
В два года она лишилась трех старших сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое
дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца матери… Другим даже не удалось хорошо
погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
В Петербурге,
погибая от бедности, он сделал последний опыт защитить свою честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь не считал возможным поднимать снова
дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей тысячу серебром. Витберг отказался.
Время шло. Над Егоркой открыто измывались в застольной и беспрестанно подстрекали Ермолая на новые выходки, так что Федот наконец догадался и отдал жениха на село к мужичку в работники. Матренка, с своей стороны, чувствовала, как с каждым
днем в ее сердце все глубже и глубже впивается тоска, и с нетерпением выслушивала сожаления товарок. Не сожаления ей были нужны, а развязка. Не та развязка, которой все ждали, а совсем другая. Одно желание всецело овладело ею:
погибнуть, пропасть!
Уже несколько раз мы делали инспекторский осмотр нашему инвентарю, чтобы лишнее бросить в тайге, и каждый раз убеждались, что бросить ничего нельзя. Было ясно, что если в течение ближайших
дней мы не убьем какого-нибудь зверя или не найдем людей, мы
погибли. Эта мысль появлялась все чаще и чаще. Неужели судьба уготовила нам ловушку?.. Неужели Хунгари будет местом нашего последнего упокоения? И когда! В конце путешествия и, может быть, недалеко от жилья.
Если б вам рассказать все проделки Вильгельма в
день происшествия и в
день объявления сентенции, то вы просто
погибли бы от смеху, несмотря, что он был тогда на сцене трагической и довольно важной.
— Посмотри на озеро и вспомни, что сегодня
день Симеона и
день Иуды, в который непременно кто-нибудь должен
погибнуть в этих волнах».
— Именно! Я вас очень люблю, Рязанов, за то, что вы умница. Вы всегда схватите мысль на лету, хотя должна сказать, что это не особенно высокое свойство ума. И в самом
деле, сходятся два человека, вчерашние друзья, собеседники, застольники, и сегодня один из них должен
погибнуть. Понимаете, уйти из жизни навсегда. Но у них нет ни злобы, ни страха. Вот настоящее прекрасное зрелище, которое я только могу себе представить!
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и
дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях солдаты
погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем
погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Еще удар чувствительному сердцу! Еще язва для оскорбленного национального самолюбия! Иван Парамонов! Сидор Терентьев! Антип Егоров! Столпы, на которых утверждалось благополучие отечества! Вы в три
дня созидавшие и в три минуты разрушавшие созданное! Где вы? Где мрежи, которыми вы уловляли вселенную! Ужели и они лежат заложенные в кабаке и ждут покупателя в лице Ивана Карлыча? Ужели и ваши таланты, и ваша «удача», и ваше «авось», и ваше «небось» — все, все
погибло в волнах очищенной?
Спрашиваю вновь: как жить и не
погибнуть в подобной обстановке, среди вечного жужжания глупых речей, не имея ничего перед глазами, кроме зрелища глупых
дел?
— Вы не беспокойтесь! — бормотала мать. — Это святое
дело… Вы подумайте — ведь и Христа не было бы, если бы его ради люди не
погибали!
— Да. Сядь, не волнуйся. Мы не можем терять ни минуты. Среди сотен, наудачу взятых вчера Хранителями, — попало 12 Мефи. И упустить два-три
дня — они
погибнут.
Разбитной. Она говорит, что ее обижают, князь, что она
погибнет, если вы ее не защитите. (К Хоробиткиной.) Извольте объяснить ваше
дело просто, ясно, без околичностей.
Но пусть они не показываются
днем на улице, пусть не напоминают мне, смирному и скромному колбаснику, что я ежемгновенно могу
погибнуть как червь, если за меня не бдит недремлющее око его… героя!
— Не по вине моей какой-нибудь, — продолжал он, —
погибаю я, а что место мое надобно было заменить господином Синицким, ее родным братом, равно как и до сих пор еще вакантная должность бахтинского городничего исправляется другим ее родственником, о котором уже и производится
дело по случаю учиненного смертоубийства его крепостною девкою над собственным своим ребенком, которого она бросила в колодезь; но им это было скрыто, потому что девка эта была его любовница.
— Луна непременно: без нее никак нельзя! Если у тебя тут есть мечта и
дева — ты
погиб: я отступаюсь от тебя.
Интересна судьба этой рощи: она выросла в одну ночь — и
погибла в один
день, даже в несколько минут.
Что она
погибла,
погибла совсем, — в этом я не сомневался, но психологической стороны
дела я решительно не понимал, особенно после вчерашней сцены ее с Ставрогиным.
— Я ведь не сказал же вам, что я не верую вовсе! — вскричал он наконец, — я только лишь знать даю, что я несчастная, скучная книга и более ничего покамест, покамест… Но
погибай мое имя!
Дело в вас, а не во мне… Я человек без таланта и могу только отдать свою кровь и ничего больше, как всякий человек без таланта.
Погибай же и моя кровь! Я об вас говорю, я вас два года здесь ожидал… Я для вас теперь полчаса пляшу нагишом. Вы, вы одни могли бы поднять это знамя!..
Аггей Никитич, исполнившись надежды, что для него не все еще
погибло, немедля же по уходе аптекаря написал письма к Егору Егорычу и Сверстову, сущность которых состояла в том, что он передавал им о своем намерении поступить в миссионеры аки бы для распространения православия, но в самом
деле для внушения иноверцам масонства.
«Я замедлил Вам ответом, ибо Екатерина Филипповна весь сегодняшний
день была столь ослабшею после вчерашнего, довольно многолюдного, у нас собрания, что вечером токмо в силах была продиктовать желаемые Вами ответы. Ответ о Лябьевых: благодарите за них бога; путь их хоть умален, но они не
погибнут и в конце жизни своей возрадуются, что великим несчастием господь смирил их. Ответ о высокочтимой Сусанне Николаевне: блюдите о ней, мните о ней каждоминутно и раскройте к ней всю Вашу душевную нежность».
Узнай, Руслан: твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей.
Тебе сказать не должен боле:
Судьба твоих грядущих
дней,
Мой сын, в твоей отныне воле».
— Все
погибло, — всхлипывал Смурый, — все, а! Уже — конец? Эх, проклятое
дело! А были люди, Тарас этот — а? Да-а, это — люди…
Хотя я по имени его и не назвал, но сказал о нем как о некоем посреди нас стоящем, который, придя к нам нагий и всеми глупцами осмеянный за свое убожество, не только сам не
погиб, но и величайшее из
дел человеческих сделал, спасая и воспитывая неоперенных птенцов.
Потому что, когда сынов Израиля стали избивать язычники, а было это
дело при Маккавеях, то ваши отцы
погибали, как овцы, потому что не брали меча в субботу.
Дело было в том, что храбрый генерал называл «выручкой» то
дело в несчастном Даргинском походе, в котором действительно
погиб бы весь отряд с князем Воронцовым, командовавшим им, если бы его не выручили вновь подошедшие войска.
Они знают, что если на минуту ослабнут в борьбе с угнетаемыми ими рабами, то сами
погибнут, потому что рабы озлоблены, и озлобление это растет с каждым
днем угнетения.
По разумности своей старик очень хорошо знал, что гневаться было не на кого; но в первые
дни он не мог овладеть собою, так трудно ему было расстаться с сладкою надеждой или, лучше сказать, с уверенностью, что у него родится внук и что авось не
погибнет знаменитый род Шимона.
Елена Андреевна. Вы, Иван Петрович, образованны и умны и, кажется, должны бы понимать, что мир
погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг… Ваше бы
дело не ворчать, а мирить всех.
— Да, так вот — помню я его милое мне мокрое лицо и огромные глаза — смотрели они на меня серьезно, с любовью, и так, что я знал тогда — мне суждено
погибнуть не в этот
день. Боялся, но знал, что не
погибну.
На десятый
день восстания он
погиб от руки наемного убийцы.
Прошло много лет, и в конце прошлого столетия мы опять встретились в Москве. Докучаев гостил у меня несколько
дней на даче в Быкове. Ему было около восьмидесяти лет, он еще бодрился, старался петь надтреснутым голосом арии, читал монологи из пьес и опять повторил как-то за вечерним чаем слышанный мной в Тамбове рассказ о «докучаевской трепке». Но говорил он уже без пафоса, без цитат из пьес. Быть может, там, в Тамбове, воодушевила его комната, где
погиб его друг.
— Ничего, — писание основательное… без лишних слов… Что ж? Может, и в самом
деле окреп человек на холоде-то… Холода там сердитые… Пускай приедет… Поглядим… Любопытно… Н-да… В псалме Давидове сказано: «Внегда возвратитися врагу моему вспять…» — забыл, как дальше-то… «Врагу оскудеша оружия в конец… и
погибе память его с шумом…» Ну, мы с ним без шума потолкуем…
Львов (волнуясь). Николай Алексеевич, я выслушал вас и… и, простите, буду говорить прямо, без обиняков. B вашем голосе, в вашей интонации, не говоря уж о словах, столько бездушного эгоизма, столько холодного бессердечия… Близкий вам человек
погибает оттого, что он вам близок,
дни его сочтены, а вы… вы можете не любить, ходить, давать советы, рисоваться… Не могу я вам высказать, нет у меня дара слова, но… но вы мне глубоко несимпатичны!..
Потери рабочих, понятное
дело, возрастают с числом убитых барок; каждый сплав
погибнет три-четыре человека, но бывают страшные года, когда число убитых и утонувших людей возрастает до страшной цифры в сто человек.
— Да ведь это невозможно, так о чем же и хлопотать? К тому ж; если в самом
деле она была вдовою фанцузского полковника, то не могла не желать такого завидного конца — кetre coiffé d'une bombe [
погибнуть от бомбы (франц.)] или умереть глупым образом на своей постели — какая разница! Я помню, мне сказал однажды Дольчини… А кстати! Знаете ли, как одурачил нас всех этот господин флорентийской купец?..