Неточные совпадения
— Нет. Он в своей каморочке
Шесть дней лежал безвыходно,
Потом
ушел в леса,
Так пел, так плакал
дедушка,
Что лес стонал! А осенью
Ушел на покаяние
В Песочный монастырь.
«
Уйди!..» — вдруг закричала я,
Увидела я
дедушку:
В очках, с раскрытой книгою
Стоял он перед гробиком,
Над Демою читал.
Я старика столетнего
Звала клейменым, каторжным.
Гневна, грозна, кричала я:
«
Уйди! убил ты Демушку!
Будь проклят ты…
уйди...
Устраивается вист; партию
дедушки составляют: Марья Андреевна, брат Степан и матушка, которая, впрочем, очень часто
уходит, оставляя вместо себя Гришу или меня.
«Ну,
ушла к отцу, что же из этого? — раздумывал Галактион. — Ну, будут дети расти у
дедушки, что же тут хорошего? Пьянство, безобразие, постоянные скандалы. Ах, Серафима, Серафима!»
Обиженный, я
ушел в сад; там возился
дедушка, обкладывая навозом корни яблонь; осень была, уже давно начался листопад.
—
Уйди, — приказала мне бабушка; я
ушел в кухню, подавленный, залез на печь и долго слушал, как за переборкой то — говорили все сразу, перебивая друг друга, то — молчали, словно вдруг уснув. Речь шла о ребенке, рожденном матерью и отданном ею кому-то, но нельзя было понять, за что сердится
дедушка: за то ли, что мать родила, не спросясь его, или за то, что не привезла ему ребенка?
В первые же дни по приезде мать подружилась с веселой постоялкой, женой военного, и почти каждый вечер
уходила в переднюю половину дома, где бывали и люди от Бетленга — красивые барыни, офицера.
Дедушке это не нравилось, не однажды, сидя в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
Рассказывал он вплоть до вечера, и, когда
ушел, ласково простясь со мной, я знал, что
дедушка не злой и не страшен. Мне до слез трудно было вспоминать, что это он так жестоко избил меня, но и забыть об этом я не мог.
Ее муж бывал иногда как-то странен и даже страшен: шумел, бранился, пел песни и, должно быть, говорил очень дурные слова, потому что обе тетушки зажимали ему рот руками и пугали, что
дедушка идет, чего он очень боялся и тотчас
уходил от нас.
После обеда мы сейчас
уходили в свою комнату, куда в шесть часов приносили нам чай; часов в восемь обыкновенно ужинали, и нас точно так же, как к обеду, вводили в залу и сажали против
дедушки; сейчас после ужина мы прощались и
уходили спать.
Сон подкрепил ее, она поспешно встала, оделась и
ушла к
дедушке.
Двоюродные наши сестрицы, которые прежде были в большой милости, сидели теперь у печки на стульях, а мы у
дедушки на кровати; видя, что он не обращает на них никакого вниманья, а занимается нами, генеральские дочки (как их называли), соскучась молчать и не принимая участия в наших разговорах,
уходили потихоньку из комнаты в девичью, где было им гораздо веселее.
Как только я совсем оправился и начал было расспрашивать и рассказывать, моя мать торопливо встала и
ушла к
дедушке, с которым она еще не успела поздороваться: испуганная моей дурнотой, она не заходила в его комнату.
После обеда они
ушли в спальню, нас выслали и о чем-то долго говорили; когда же нам позволили прийти, отец уже куда-то собирался ехать, а мать, очень огорченная, сказала мне: «Ну, Сережа, мы все поедем в Багрово:
дедушка умирает».
И
дедушка сам сбирал вместе со мной, и сказал мне, что тут всего должно быть семь гривен, и сам
ушел.
— Так с ним-то мамаша твоя и
ушла от
дедушки?
— А ведь Азорка-то был прежде маменькин, — сказала вдруг Нелли, улыбаясь какому-то воспоминанию. —
Дедушка очень любил прежде маменьку, и когда мамаша
ушла от него, у него и остался мамашин Азорка. Оттого-то он и любил так Азорку… Мамашу не простил, а когда собака умерла, так сам умер, — сурово прибавила Нелли, и улыбка исчезла с лица ее.
— Да ведь я еще тогда не родилась. Мамаша еще прежде, чем я родилась,
ушла от
дедушки.
— Нет, не с ним. Мамаша
ушла с другим от
дедушки, а тот ее и оставил…
— Ты,
дедушка, не пуще тужи: може статься,
уйдет еще твой-то — не поймают! — добродушно подхватил парень.
Он находился в полном убеждении, что
дедушка Кондратий претерпел какую-нибудь неудачу в деле домашнем: плевок на рыбу напал, сети порвались, а новых купить не на что, челнок просквозил и
ушел на дно озера.
— А — в лес?! — сказал Илья и вдруг воодушевился. —
Дедушка, ты говорил, сколько годов в лесу жил — один! А нас — двое! Лыки бы драли!.. Лис, белок били бы… Ты бы ружьё завёл, а я — силки!.. Птицу буду ловить. Ей-богу! Ягоды там, грибы…
Уйдём?..
— Что, дядя, не понравилось? — пищит Комар Комарович. —
Уходи, а то хуже будет… Я теперь не один Комар Комарович — длинный нос, а прилетели со мной и
дедушка, Комарище — длинный носище, и младший брат, Комаришко — длинный носишко!
Уходи, дядя…
Афоня (тихо Архипу).
Дедушка, будет она брату в ноги кланяться аль нет? Коли не будет, я
уйду.
Впрочем, в отчаянье он не приходит:
Выпалит
дедушка — заяц
уходит...
То, к чему он больше и больше привязывался с самого раннего детства, о чем любил думать, когда сидел, бывало, в душном классе или в аудитории, — ясность, чистота, радость, всё, что наполняло дом жизнью и светом,
ушло безвозвратно, исчезло и смешалось с грубою, неуклюжею историей какого-то батальонного командира, великодушного прапорщика, развратной бабы, застрелившегося
дедушки…
Я знал, что самовар будут ставить целый час, что
дедушка будет пить чай не менее часа и потом заляжет спать часа на два, на три, что у меня четверть дня
уйдет на ожидание, после которого опять жара, пыль, тряские дороги.
Папа относился к
дедушке с глубокою почтительностью и нежною благодарностью. Когда
дедушка приезжал к нам, — вдруг он, а не папа, становился главным лицом и хозяином всего нашего дома. Маленький я был тогда, но и я чувствовал, Что в дом наш вместе с
дедушкою входил странный, старый, умирающий мир, от которого мы уже
ушли далеко вперед.
— Что будешь делать! — продолжал он, и чем ярче воскресало в нем прошлое, тем сильнее чувствовался в его речи еврейский акцент. — Родители наказали меня и отдали
дедушке, старому еврею-фанатику, на исправление. Но я ночью
ушел в Шклов. А когда в Шклове ловил меня мой дядя, я пошел в Могилев; там пробыл два дня и с товарищем пошел в Стародуб.