Неточные совпадения
Но в дверях, в темноте, схватывает меня Ламберт: «Духгак, духгак! — шепчет он, изо всех сил удерживая меня за руку, — она на Васильевском острове благородный пансион для
девчонок должна открывать» (NB то есть чтоб прокормиться, если отец, узнав от меня про документ, лишит ее наследства и прогонит из
дому.
По всей вероятности, негодная Верка не хочет выходить замуж, — это даже несомненно, — здравый смысл был слишком силен в Марье Алексевне, чтобы обольститься хитрыми ее же собственными раздумьями о Верочке, как о тонкой интриганке; но эта
девчонка устраивает все так, что если выйдет (а чорт ее знает, что у ней на уме, может быть, и это!), то действительно уже будет полной госпожей и над мужем, и над его матерью, и над
домом, — что ж остается?
— А я знаю! — кричала она в озлоблении. — Я знаю, что и вы такие же, как и я! Но у вас папа, мама, вы обеспечены, а если вам нужно, так вы и ребенка вытравите,многие так делают. А будь вы на моем месте, — когда жрать нечего, и
девчонка еще ничего не понимает, потому что неграмотная, а кругом мужчины лезут, как кобели, — то и вы бы были в публичном
доме! Стыдно так над бедной девушкой изголяться, — вот что!
Дома — мать с пьяницей-отцом, с полуидиотом-сыном и с четырьмя малолетними
девчонками; землю у них насильно и несправедливо отобрал мир; все ютятся где-то в выморочной избе из милости того же мира; старшие работают у чужих людей, младшие ходят побираться.
«Что ж это такое? — думал он. — Неужели я так обабился, что только около этой
девчонки могу быть спокоен и весел? Нет! Это что-то больше, чем любовь и раскаянье: это скорей какой-то страх за самого себя, страх от этих сплошной почти массой идущих
домов, широких улиц, чугунных решеток и холодом веющей Невы!»
— Ну, хорошо; возьмем несветские. Я уж доказывал тебе, не знаю только, доказал ли, что к своей этой… как ее? Сашеньке, что ли? ты был несправедлив. Ты полтора года был у них в
доме как свой: жил там с утра до вечера, да еще был любим этой презренной
девчонкой, как ты ее называешь. Кажется, это не презрения заслуживает…
У Марьи-вдовы была дочь Полька, карлица, робкая, косноязычная, с кошачьими зрачками и выпяченным брюшком, которая спокон веку находилась при
доме"в
девчонках", — и она на крыльцо выбежала.
Мальчики и
девчонки (на фабрику поступают дети обоего пола) по целым месяцам не бывают
дома.
— Приказчик; а
девчонка, которая была у вас вчера, живет со мной в одном
доме, так я подслушал разговор. Ну, так идет?
— Именно вытурят из Москвы!.. — согласилась с удовольствием княгиня. — И потом объясните вы этой
девчонке, — продолжала она, — что это верх наглости с ее стороны — посещать мой
дом; пусть бы она видалась с князем, где ей угодно, но не при моих, по крайней мере, глазах!.. Она должна же хоть сколько-нибудь понять, что приятно ли и легко ли это мне, и, наконец, я не ручаюсь за себя: я, может быть, скажу ей когда-нибудь такую дерзость, после которой ей совестно будет на свет божий смотреть.
— Как что?.. Орелка-то видел? Ну, и не ладно выходит. Теперь Заяц в балагане лежит, а Естя будет работать. Так? А Лукерья, выходит, мне дочь… да и Паранька-то
девчонка молодая. Чужой человек в
дому хуже хвори… Теперь понял? Где углядишь за ними… Нет, Матвеевна, не ладно! Глаз у этого у Ести круглый, как у уросливой лошади.
Пришли в деревню, стали солдаты шарить по
домам, глядь — эта самая
девчонка на пузе лежит.
— Душенька… спрячься!.. Эй, кто там! ты,
девчонка! ступай, чего, дура, боишься? Приедут офицеры сию минуту. Ты скажи, что барина нет
дома, скажи, что и не будет совсем, что еще с утра выехал, слышишь? И дворовым всем объяви, ступай скорее!
«Экая девчонка-то! — думал он. — Красотка!.. И молоденькая еще!.. А Марья Гавриловна говорит: «Состареюсь, а ты еще в поре будешь!..» Гм!.. А ведь оно и так!.. Пароход пятьдесят,
дом сорок — значит, теперь у нас собственного капиталу девяносто тысяч!.. Важно!..»
В действительности было вот что: довольно далеко от нас, — верст более чем за сто, — была деревня, где крестьяне так же голодали, как и у нас, и тоже все ходили побираться кто куда попало. А так как в ближних к ним окрестных селениях нигде хлеба не было, то многие крестьяне отбивались от
дома в дальние места и разбредались целыми семьями, оставляя при избе какую-нибудь старуху или
девчонку, которой «покидали на пропитание» ранее собранных «кусочков».
Девочки старались избавиться от него как можно скорее и спешили набивать в печь нового топлива, и не заметили, как сожгли весь бывший у них запас хвороста, и печь угрожала потухнуть; а между тем в
доме, где пропали баранчик и мальчик, к ночи хватились того и другого и начали их искать по дворам, причем искавшие пришли и в избу, где были
девчонки, и преступление их было открыто: убитого мальчика отыскали «по гари», то есть по пригорелому запаху из печи.
Ей не хотелось выглядеть в моих глазах восторженной и сентиментальной
девчонкой, подобно большинству институток. Тоскуя по родине, по
дому и вдруг обнаружив эту свою слабость, она боялась моих злорадных насмешек…
— Господи, господи, что же это такое! — сказала Александра Михайловна. — То-то я сегодня утром шла, смотрю, как будто на той стороне Таня идет; кутает лицо платком, отвертывается… Нет, думаю, не она. А выходит, к нему шла… И какой со мною грех случился! — стала она оправдываться перед собою. — Хотела к ней утром зайти, не поспела,
девчонка задержала. А после работы зашла, уж не было ее
дома…
—
Девчонка была!.. Дура!..
Дома очень уж тошно стало! Умел польстить. Суета!.. Теперь только жизнь-то начинаю узнавать.
— Не барышню ли присматриваешь? — Она указала правой рукой в сторону
дома. — Вместе с усадьбой и породниться желаешь?.. Ха-ха! И на такого суслика, как эта толстощекая
девчонка, ты меняешь меня… мою любовь!.. Ведь она не женщина, а суслик, суслик!..
Спрашивается: каким образом могло бы сложиться бытовое лицо такой Лизаветы Андреевны, если б в том
доме, где она родилась дворовой
девчонкой, не было известного умственного воздуха?
Другой мир, мир создания идеалов вместе с подругами, развернулся перед девочкой, и хотя Капитолина Андреевна, ввиду того, что «благодетель» попав в руки одной «пройдохи-танцовщицы», стал менее горячо относиться к приготовляемому ему лакомому куску, и не дала Вере Семеновне кончить курс, но «иной мир» уже возымел свое действие на душу молодой девушки, и обломать ее на свой образец и подвести под своеобразные рамки ее
дома для Каоитолины Андреевны представлялось довольно затруднительно, особенно потому, что она не догадывалась о причине упорства и начала выбивать «дурь» из головы
девчонки строгостью и своим авторитетом матери.
Годы летели незаметно. Даше Ивановой пошел уже тринадцатый год. Она была в
доме полновластной хозяйкой, и не только прислуга, но сам отец и мать боялись своей дочери. На Ираиду Яковлевну она прямо-таки наводила панический ужас, а храбрый преображенец-сержант, хотя и старался не поддаваться перед
девчонкой позорному чувству страха, но при столкновениях с дочерью, всегда оканчивающихся не в его пользу, часто праздновал труса, хотя не сознавался в этом даже самому себе.
— Беспокоит меня, дочь заслуженного майора, для какой-нибудь
девчонки, дочери соляного пристава! — кричала она в окно, когда мимо ее по двору проходил, хозяин
дома: — это ни на что не похоже; это одна бестыжая харя может сделать!
Маленький деспот в
доме,
девчонка понемногу подбирала к себе владычество и над хозяином его: заметив, что необходима для старика, Елисавета каждый день делала новые требования; старик каждый день уступал что-нибудь из прав своих.
В
доме Строгановых она жила с малых лет. Сначала была
девчонкой на побегушках, еще при Анике Строганове, затем горничной, в этом
доме она вышла замуж, вынянчила Максима, сына Якова Иоаникиевича, овдовела и наконец была приставлена нянькой к родившейся Аксюше. И сына и дочь кормила сама мать — жена покойного Якова Иоаникиевича.
— Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! — сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно, — в моем
доме, — мерзавка-девчонка, только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.