Неточные совпадения
Незнаемых тобой, — одно желанье,
Отрадное для молодого сердца,
А вместе все, в один венок душистый
Сплетясь пестро, сливая ароматы
В одну струю, — зажгут все чувства разом,
И вспыхнет кровь, и очи загорятся,
Окрасится лицо живым румянцем
Играющим, — и заколышет грудь
Желанная тобой
любовь девичья.
Любви прошу,
любви девичьей!
Обманута, обижена, убита
Снегурочка. О мать, Весна-Красна!
Бегу к тебе, и с жалобой и с просьбой:
Любви прошу, хочу любить. Отдай
Снегурочке
девичье сердце, мама!
Отдай
любовь иль жизнь мою возьми!
«Говорят, — думала она, стараясь уснуть, — говорят, нельзя определить момента, когда и отчего чувство зарождается, — а можно ли определить, когда и отчего оно гаснет? Приходит… уходит. Дружба придет, а потом уйдет. Всякая привязанность также: придет… уйдет… не удержишь. Одна
любовь!.. та уж…» — «придет и уйдет», — отвечал утомленный мозг, решая последний вопрос вовсе не так, как его хотело решить
девичье сердце Женни.
Ежели в душе вашей не ослабли струны
любви и участия, то и в
девичьей найдутся звуки, на которые они отзовутся.
Наблюдения мои в
девичьей давно уже прекратились, мне совестно прятаться за двери, да притом и убеждение в
любви Маши к Василью, признаюсь, несколько охладило меня. Окончательно же исцеляет меня от этой несчастной страсти женитьба Василья, для которой я сам, по просьбе его, испрашиваю у папа позволения.
На меня смотрели эти чудные
девичьи глаза, а в них смотрело счастье,
любовь и целый ряд детских глаз — да, глаза тех наших детей, в которых мы должны были продолжиться и которых мы никогда-никогда не увидим.
Любовь! — да ведь это всё, да ведь это алмаз,
девичье сокровище, любовь-то!
Любовь Гордеевна. Какая гордость, Митенька! До гордости ли теперь! Ты, Митенька, не сердись на меня, не попомни моих прежних слов: это только
девичья глупость была одна, я винюсь перед тобой! Не шутки с тобой шутить, а приласкать бы мне тебя, бедного, надо было. (Прилегает к нему на грудь.) А ну как тятенька да не захочет нашего счастия, что тогда?
Слушала я, и зло меня взяло, зло с
любви взяло; я сердце осилила, промолвила: «Люб иль не люб ты пришелся мне, знать, не мне про то знать, а, верно, другой какой неразумной, бесстыжей, что светлицу свою
девичью в темную ночь опозорила, за смертный грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного; да знать про то, верно, моим горючим слезам да тому, кто чужой бедой воровски похваляется, над
девичьим сердцем насмехается!» Сказала, да не стерпела, заплакала…
На подушках остался след ее головы, и она испуганно хотела взбить их, чтобы уничтожить впадину, но раздумала, — и всю ночь, стыдливо кутаясь в жесткое больничное одеяло, сгорая от стыда, от счастья, от
любви, целовала свою беленькую
девичью подушку.
Гаврило прибежал в страшных попыхах, приказал им всем оставаться тут до утра и караулить, а сам потом ринулся в
девичью и через старшую компаньонку
Любовь Любимовну, с которой вместе крал и учитывал чай, сахар и прочую бакалею, велел доложить барыне, что собака, к несчастью, опять откуда-то прибежала, но что завтра же ее в живых не будет, и чтобы барыня сделала милость, не гневалась и успокоилась.
Если
девичье сердце затрепещет первою
любовью в ранней молодости, чистую душу ее она возведет до блаженства…
— Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина, глядя с
любовью на Таню. — Не тебе б по зарям ходить, молоды ребята здесь бессовестные, старые люди обидливые — как раз того наплетут на
девичью голову, что после не открестишься, не отмолишься.
Не бьется в ответ на них ее сердце
девичье учащенным биением, не ощущает княжна того трепета, о котором говорила Танюша как о признаке настоящей
любви. Не любит, значит, она Якова Потаповича тою
любовью, о которой говорится в песнях, а если привыкла к нему, жалеет его, то как родного, каким она привыкла считать его, как товарища игр ее раннего детства.
Инстинктивно догадывалась она, что не поймет он, мужчина, при всей его к ней
любви, многого из ее
девичьих дум.
— Молод ты, Яков Потапович, но считают тебя все не по летам разумным, а потому понимаешь ты, чай, многое, что еще и не испытывал, поймешь, чай, и сердце
девичье, когда первою страстною
любовью оно распаляется, когда притом не понимает или, быть может, не хочет понять той
любви молодец, к которому несутся все помышления девушки… Понимаешь ли ты все это, Яков Потапович?
Вон там, в Замоскворечье, купец завещал городу первое хранилище русского искусства, какого никто еще не собирал с такой упорной
любовью. А на
Девичьем Поле целый городок выстроен на деньги"их степенств".
— Знаю я, знаю, кабы не видела я того, и помогать бы не стала, блажь-то
девичью сейчас отличишь от
любви настоящей-то…
Пошел бродить по парку. В душе была обида и
любовь, и пело слово: «Исанка!» В парке стояла теплынь, пахло сосною. Всюду на скамейках и под деревьями слышались мужские шепоты, сдержанный
девичий смех. На скамеечке над рекою, тесно прижавшись друг к другу, сидели Стенька Верхотин и Таня.