Неточные совпадения
Солдат слегка притопывал.
И слышалось, как стукалась
Сухая кость о кость,
А Клим молчал: уж
двинулсяК служивому народ.
Все дали:
по копеечке,
По грошу, на тарелочках
Рублишко набрался…
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно
двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума
двигалась эта вереница
по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
— Ну, Христос с вами! отведите им
по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом
двинулась к дому, в котором укрепилась Ираидка.
Весь мир представлялся испещренным черными точками, в которых, под бой барабана,
двигаются по прямой линии люди, и всё идут, всё идут.
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз
по течению, а река журчала и
двигалась в своих берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Они медленно
двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой рубахе, согнувшись, махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит,
по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего
по компасу, что направление,
по которому он быстро
движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении — всё равно, что признаться в погибели.
Пред ним, в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими голосами,
двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались
по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева
по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Все текло живо и совершалось размеренным ходом:
двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде во все входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно,
по всем концам своей хозяйственной паутины.
Чем больше горячился папа, тем быстрее
двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны.
По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Стук и рабочий крик подымался
по всей окружности; весь колебался и
двигался живой берег.
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула
по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что
движется: она, корабль или лодка — все
двигалось, кружилось и опадало.
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь
по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве.
Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не
двигался с места и стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою,
по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.
Артиллерия тщетно гремела с высоты вала, а в поле вязла и не
двигалась по причине изнурения лошадей.
Пока он рассказывал, Самгин присмотрелся и увидал, что
по деревне
двигается на околицу к запасному магазину густая толпа мужиков, баб, детей, —
двигается не очень шумно, а с каким-то урчащим гулом; впереди шагал небольшой, широкоплечий мужик с толстым пучком веревки на плече.
Сидя, он быстро, но тихонько шаркал подошвами, точно подкрадывался к чему-то; скуластое лицо его тоже
двигалось, дрожали брови, надувались губы, ощетинивая усы, косые глаза щурились, бегая
по бумаге. Самгин, прислонясь спиною к теплым изразцам печки, закурил папиросу, ждал.
«Надо искать работы», — напоминал он себе и снова
двигался по бесчисленным залам Эрмитажа, рассматривая вещи, удовлетворяясь тем, что наблюдаемое не ставит вопросов, не требует ответов, разрешая думать о них как угодно или — не думать.
— Мы никуда не идем, — сказал он. — Мы смятенно топчемся на месте, а огромное, пестрое, тяжелое отечество наше неуклонно всей массой
двигается по наклонной плоскости, скрипит, разрушается. Впереди — катастрофа.
Выбежав на площадь, люди разноголосо ухнули, попятились, и на секунды вокруг Самгина все замолчали, боязливо или удивленно. Самгина приподняло на ступень какого-то крыльца, на углу, и он снова видел толпу, она
двигалась, точно чудовищный таран, отступая и наступая, — выход вниз
по Тверской ей преграждала рота гренадер со штыками на руку.
Костюм табачного цвета был узок ему,
двигался Гусаров осторожно, его туго накрахмаленная рубашка поскрипывала, он совал руку за пазуху, дергал там подтяжки, и они громко щелкали
по крахмалу.
Шкуна плыла
по неширокой серебряной тропе, но казалось, что она стоит, потому что тропа
двигалась вместе с нею, увлекая ее в бесконечную мглу.
Суматошно заскрипели стулья и столы,
двигаясь по полу, задребезжала посуда, кто-то истерически завопил...
Шел он торговыми улицами, как бы
по дну глубокой канавы, два ряда тяжелых зданий
двигались встречу ему, открытые двери магазинов дышали запахами кожи, масла, табака, мяса, пряностей, всего было много, и все было раздражающе однообразно.
Черные массы домов приняли одинаковый облик и, поскрипывая кирпичами, казалось,
двигаются вслед за одиноким человеком, который стремительно идет
по дну каменного канала, идет, не сокращая расстояния до цели.
Шипел паровоз,
двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток
по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались
по щекам, точно стружки.
Самгин, осторожно отогнув драпировку, посмотрел в окно,
по двору
двигались человекоподобные сгустки тьмы.
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они
двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли
по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни.
По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
«Дикий и неумный человек», — подумал Самгин, глядя, как Иноков, приподняв плечи и сутулясь, точно неся невидимую тяжесть, торопливо шагает
по переулку, а навстречу ему
двигается тускло горящий фонарь.
Самгин встал у косяка витрины, глядя направо; он видел, что монархисты
двигаются быстро, во всю ширину улицы, они как бы скользят
по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются со стороны на сторону, толкают стены домов, заборы, наполняя улицу воем, и вой звучит по-зимнему — зло и скучно.
Клим, слушая ее, думал о том, что провинция торжественнее и радостней, чем этот холодный город, дважды аккуратно и скучно разрезанный вдоль: рекою, сдавленной гранитом, и бесконечным каналом Невского, тоже как будто прорубленного сквозь камень. И ожившими камнями
двигались по проспекту люди, катились кареты, запряженные машиноподобными лошадями. Медный звон среди каменных стен пел не так благозвучно, как в деревянной провинции.
По торцам мостовой, наполняя воздух тупым и дробным звуком шагов, нестройно
двигалась небольшая, редкая толпа, она была похожа на метлу, ручкой которой служила цепь экипажей, медленно и скучно тянувшаяся за нею. Встречные экипажи прижимались к панелям, — впереди толпы быстро шагал студент, рослый, кудрявый, точно извозчик-лихач; размахивая черным кашне перед мордами лошадей, он зычно кричал...
В столовой, при свете лампы, бесшумно, как
по воздуху,
двигалась Фелицата.
Они толпились на вокзале, ветер гонял их
по улицам, группами и
по одному, они шагали пешком, ехали верхом на лошадях и на зеленых телегах, везли пушки, и всюду в густой, холодно кипевшей снежной массе
двигались, мелькали серые фигуры, безоружные и с винтовками на плече, горбатые, с мешками на спинах.
Толпа, покрикивая, медленно разорвалась на три части: две отходили
по косой вправо и влево от колокольни, третья
двигалась по прямой линии от нее, все три бережно, как нити жемчуга, несли веревки и казались нанизанными на них. Веревки тянулись от ушей большого колокола, а он как будто не отпускал их, натягивая все туже.
Самгин видел, что в темноте
по мостовой медленно
двигаются два чудовища кубической формы, их окружало разорванное кольцо вооруженных людей, колебались штыки, прокалывая, распарывая тьму.
Он шагал уже
по людной улице, навстречу
двигались нарядные люди, покрикивали пьяные, ехали извозчики, наполняя воздух шумом и треском. Все это немножко отрезвляло.
За окном тяжко
двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город, в поле — провожать икону Богородицы в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно в субботу на пасхальной неделе «гостить»,
по очереди, во всех церквах города, а из церквей, торопливо и не очень «благолепно», носили
по всем домам каждого прихода, собирая с «жильцов» десятки тысяч священной дани в пользу монастыря.
Появились пешие полицейские, но толпа быстро всосала их, разбросав
по площади; в тусклых окнах дома генерал-губернатора мелькали,
двигались тени, в одном окне вспыхнул огонь, а в другом, рядом с ним, внезапно лопнуло стекло, плюнув вниз осколками.
День был воскресный, поля пустынны; лишь кое-где солидно гуляли желтоносые грачи, да
по невидимым тропам между пашен, покачиваясь,
двигались в разные стороны маленькие люди, тоже похожие на птиц.
Ехали долго,
по темным улицам, где ветер был сильнее и мешал говорить, врываясь в рот. Черные трубы фабрик упирались в небо, оно имело вид застывшей тучи грязно-рыжего дыма, а дым этот рождался за дверями и окнами трактиров, наполненных желтым огнем. В холодной темноте
двигались человекоподобные фигуры, покрикивали пьяные, визгливо пела женщина, и чем дальше, тем более мрачными казались улицы.
Он говорил еще что-то, но Самгин не слушал его, глядя, как водопроводчик, подхватив Митрофанова под мышки, везет его
по полу к пролому в стене. Митрофанов
двигался, наклонив голову на грудь, спрятав лицо; пальто, пиджак на нем были расстегнуты, рубаха выбилась из-под брюк, ноги волочились
по полу, развернув носки.
По бульварам нарядного города, под ласковой тенью каштанов, мимо хвастливо богатых витрин магазинов и ресторанов, откуда изливались на панели смех и музыка, шумно
двигались навстречу друг другу веселые мужчины, дамы, юноши и девицы; казалось, что все они ищут одного — возможности безобидно посмеяться, покричать, похвастаться своим уменьем жить легко.
Все молчали, глядя на реку:
по черной дороге бесшумно
двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Да, у Краснова руки были странные, они все время, непрерывно, по-змеиному гибко
двигались, как будто не имея костей от плеч до пальцев.
Двигались как бы нерешительно, слепо, но пальцы цепко и безошибочно ловили все, что им нужно было: стакан вина, бисквит, чайную ложку. Движения этих рук значительно усиливали неприятное впечатление рассказа. На слова Юрина Краснов не обратил внимания; покачивая стакан, глядя невидимыми глазами на игру огня в красном вине, он продолжал все так же вполголоса, с трудом...
Ночами перед Самгиным развертывалась картина зимней, пуховой земли, сплошь раскрашенной
по белому огромными кострами пожаров; огненные вихри вырывались точно из глубины земной, и всюду,
по ослепительно белым полям, от вулкана к вулкану
двигались, яростно шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
Самгин слушал его суховатый баритон и сожалел, что англичанина не интересует пейзаж. Впрочем, пейзаж был тоже скучный — ровная, по-весеннему молодо зеленая самарская степь, черные полосы вспаханной земли, маленькие мужики и лошади медленно кружатся на плывущей земле,
двигаются серые деревни с желтыми пятнами новых изб.
Он слышал, как она сняла ботинки, как осторожно
двигается по комнате, казалось, что все вещи тоже
двигаются вместе с нею.
По вагону, сменяя друг друга, гуляли запахи ветчины, ваксы, жареного мяса, за окном, в сероватом сумраке вечера,
двигались снежные холмы, черные деревья, тряслись какие-то прутья, точно грозя высечь поезд, а за спиною Самгина, покашливая, свирепо отхаркиваясь, кто-то мрачно рассказывал...