Неточные совпадения
«Да вот и эта
дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал
себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно было на нем написано, и против
воли своей с ужасом читал на нем то, чего он не хотел знать.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он
дал мне это порученье, верно, обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал думать о дороге, в то время, когда Муразов все еще повторял в
себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой
волей и настойчивостью да на доброе дело!»
С русскими он развязнее,
дает волю своей желчи, трунит над самим
собой и над ними; но все это выходит у него очень мило, и небрежно, и прилично.
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю
себе могилу и оплакиваю
себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и
воли нет.
Дай мне своей
воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— Что ж это я в самом деле? — сказал он вслух с досадой, — надо совесть знать: пора за дело!
Дай только
волю себе, так и…
Его пронимала дрожь ужаса и скорби. Он, против
воли, группировал фигуры,
давал положение тому, другому,
себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило общий вид картины. И в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной фантазии, хватался рукой за сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь, скрыть муку, которая готова была страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном стоне.
— Ни ему, ни мне, никому на свете… помни, Марфенька, это: люби, кто понравится, но прячь это глубоко в душе своей, не
давай воли ни
себе, ни ему, пока… позволит бабушка и отец Василий. Помни проповедь его…
Он это видел, гордился своим успехом в ее любви, и тут же падал, сознаваясь, что, как он ни бился развивать Веру,
давать ей свой свет, но кто-то другой, ее вера, по ее словам, да какой-то поп из молодых, да Райский с своей поэзией, да бабушка с моралью, а еще более — свои глаза, свой слух, тонкое чутье и женские инстинкты, потом
воля — поддерживали ее силу и
давали ей оружие против его правды, и окрашивали старую, обыкновенную жизнь и правду в такие здоровые цвета, перед которыми казалась и бледна, и пуста, и фальшива, и холодна — та правда и жизнь, какую он добывал
себе из новых, казалось бы — свежих источников.
Всем у нас было известно, что прокурор допускал к
себе Митю против
воли, потому единственно, что его почему-то находила любопытным прокурорша —
дама в высшей степени добродетельная и почтенная, но фантастическая и своенравная и любившая в некоторых случаях, преимущественно в мелочах, оппонировать своему супругу.
— Верочка, мой дружочек, у меня есть просьба к тебе. Нам надобно поговорить хорошенько. Ты очень тоскуешь по
воле. Ну,
дай себе немножко
воли, ведь нам надобно поговорить?
Муромский, провозгласивший
себя отличным наездником,
дал ей
волю и внутренне доволен был случаем, избавлявшим его от неприятного собеседника.
Она побежала в свою комнату, заперлась и
дала волю своим слезам, воображая
себя женою старого князя; он вдруг показался ей отвратительным и ненавистным… брак пугал ее как плаха, как могила…
Никогда не возьму я на
себя той ответственности, которую ты мне
даешь, никогда! У тебя есть много своего, зачем же ты так отдаешься в
волю мою? Я хочу, чтоб ты сделала из
себя то, что можешь из
себя сделать, с своей стороны, я берусь способствовать этому развитию, отнимать преграды.
Природа с своими вечными уловками и экономическими хитростями
дает юность человеку, но человека сложившегося берет для
себя, она его втягивает, впутывает в ткань общественных и семейных отношений, в три четверти не зависящих от него, он, разумеется,
дает своим действиям свой личный характер, но он гораздо меньше принадлежит
себе, лирический элемент личности ослаблен, а потому и чувства и наслаждение — все слабее, кроме ума и
воли.
Пока оно было в несчастном положении и соединялось с светлой закраиной аристократии для защиты своей веры, для завоевания своих прав, оно было исполнено величия и поэзии. Но этого стало ненадолго, и Санчо Панса, завладев местом и запросто развалясь на просторе,
дал себе полную
волю и потерял свой народный юмор, свой здравый смысл; вульгарная сторона его натуры взяла верх.
— Чего уж хуже!
Воли над
собой взять не можешь… Не вели вина
давать — вот и вся недолга!
Я замазал незначительную рану густым дегтем с колеса моих дрожек и пустил стрепетиную самку на
волю: чрез несколько минут поднялся мнимоподбитый стрепет, не подпустив меня в меру и не
дав почуять
себя моей собаке; вероятно, это был самец пущенной мною на
волю самки.
— Да как же тут свяжешься с эким каверзником? — заметил смотритель, — вот намеднись приезжал к нам ревизор, только раз его в щеку щелкнул, да и то полегоньку, — так он
себе и рожу-то всю раскровавил, и духовника потребовал:"Умираю, говорит, убил ревизор!" — да и все тут. Так господин-то ревизор и не рады были, что
дали рукам
волю… даже побледнели все и прощенья просить начали — так испужались! А тоже, как шли сюда, похвалялись: я, мол, его усмирю! Нет, с ним свяжись…
— Не знаю, право. Попробуй — может, и смягчишь. Как же ты это, однако ж, такую
себе волю дал: легко ли дело, казенные деньги проиграл? научил тебя, что ли, кто-нибудь?
— Думаешь — это я по своей
воле и охоте навалился на тебя? Я — не дурак, я ведь знал, что ты меня побьешь, я человек слабый, пьющий. Это мне хозяин велел: «
Дай, говорит, ему выволочку да постарайся, чтобы он у
себя в лавке побольше напортил во время драки, все-таки — убыток им!» А сам я — не стал бы, вон ты как мне рожу-то изукрасил…
А он ответил —
давайте ей полную
волю во всём, чего она хочет, тогда она сама
себя одолеет и пожрёт, и освободится душа, чиста служению божью.
Как скоро!» Ей бы стоило
дать себе крошечку
воли, и полились бы у нее сладкие, нескончаемые слезы.
Александра Степановна, оставшись наедине с матерью и меньшею сестрою, сбросив с
себя тяжкое принужденье,
дала волю своему бешеному нраву и злому языку.
— Трудно мне вам объяснить, а для меня это очень ясно; человек так
себя забил, что не смеет
дать воли ни одному чувству.
Она впадала в задумчивую мечтательность: то воображению ее представлялось, как, лет за пятнадцать, она в завтрашний день нашла всю чайную комнату убранною цветами; как Володя не пускал ее туда, обманывал; как она догадывалась, но скрыла от Володи; как мсье Жозеф усердно помогал Володе делать гирлянды; потом ей представлялся Володя на Монпелье, больной, на руках жадного трактирщика, и тут она боялась
дать волю воображению идти далее и торопилась утешить
себя тем, что, может быть, мсье Жозеф с ним встретился там и остался при нем.
Брагин тяжело упал в кресло и рванул
себя за покрытые сильной проседью волосы. С бешенством расходившегося мужика он осыпал Головинского упреками и руганью, несколько раз вскакивал с места и начинал подступать к хозяину с сжатыми кулаками. Головинский, скрестив руки на груди,
дал полную
волю высказаться своему компаньону и только улыбался с огорченным достоинством и пожимал плечами.
— Он было хотел меня задержать, да Кирша
себе на уме! По мне, лучше быть простым казаком на
воле, чем атаманом под палкою какого-нибудь боярина. Ну что, Юрий Дмитрич, — вам, чай, пора
дать коням вздохнуть?
Лучше всего предоставить его самому
себе,
дать ему полную
волю наплакаться; время, тишина и покой — лучшие утешители; слова утешения в этих случаях часто разъясняют нам всю цену того, что мы потеряли и что оплакиваем.
— Прощай, милый человек! Может, встретимся еще, — одна у нас дорога! А сердцу
воли, советую, не
давай… Гуляй
себе без оглядки, а там — кашку слопал — чашку о пол… Прощай!
Долинский, как все несильные
волею люди, старался исполнить свое решение как можно скорее. Он переменил паспорт и уехал за границу. Во все это время он ни малейшим образом не выдал
себя жене; извещал ее, что он хлопочет, что ему
дают очень выгодное место, и только в день своего отъезда вручил Илье Макаровичу конверт с письмом следующего содержания...
Сыновья бросились собирать
себе на головы горящие уголья: посоветовавшись между
собою и не найдя никаких поводов к несогласному действию, они объявили матери, что ее добрая
воля была награждать их сестру свыше законной меры, да еще второй раз
давать зятю на разживу и поручаться за его долги; что они во всем этом неповинны и отвечать последними остатками состояния не желают, а берут их
себе, так как эта малая частица их собственными трудами заработана, а матери предоставляют ведаться с кредиторами покойного зятя, как она знает.
Я чуть было не зарыдал, но тотчас же дьявол подсказал: «ты плачь, сантиментальничай, а они спокойно разойдутся, улик не будет, и ты век будешь сомневаться и мучаться». И тотчас чувствительность над
собой исчезла, и явилось странное чувство — вы не поверите — чувство радости, что кончится теперь мое мученье, что теперь я могу наказать ее, могу избавиться от нее, что я могу
дать волю моей злобе. И я
дал волю моей злобе — я сделался зверем, злым и хитрым зверем.
Здесь я чувствовал
себя совершенно уединенным и охотно
давал волю смутным ощущениям, которые распускались в душе без помехи.
Я боялся
себя, боялся
дать волю кощунственному анализу, которым я уже не владел, а он овладевал мною.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно поэта) не всегда
дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда, поэт всегда старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его
воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у природы есть много стремлений, находящихся между
собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в художнике, в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают красоту его произведения.
Воображенью
дать лишь стоит
волю,
Оно меня на крыльях унесет,
Минутной верой мне наполнит душу,
Искусственной любовью опьянит;
Красноречиво жгучие слова
Из уст польются; как актер на сцене,
Я непритворно в роль мою войду
И до развязки сам
себе поверю.
Перчихин. Ну, я один. В кабачке — весело. В кабачке — просто. А у вас — с тоски помрешь, не в комплимент вам будь сказано. Ничего вы не делаете… никаких склонностей не имеете… А то
давайте в карты играть? В свои козыри? Как раз четверо… (Тетерев смотрит на Перчихина и улыбается.) Не желаете? Ну,
воля ваша… Стало быть, прощайте! (Подходя к Тетереву, щелкает
себя по горлу.) Идем?
Были слухи, будто бы Марья Ивановна говорила иногда и от
себя, высказывала иногда и личные свои мнения, так, например, жаловалась на Владимира Андреича, говорила, что он решительно ни в чем не
дает ей
воли, а все потому, что взял ее без состояния, что он человек хитрый и хорош только при людях; на дочерей своих она тоже жаловалась, особенно на старшую, которая, по ее словам, только и боялась отца.
В кратких, даже мгновенных встречах с старыми знакомыми, успел он всех вооружить против
себя едкими репликами и сарказмами. Его уже живо затрагивают всякие пустяки — и он
дает волю языку. Рассердил старуху Хлестову,
дал невпопад несколько советов Горичеву, резко оборвал графиню-внучку и опять задел Молчалина.
— Долго поднимал народ на плечах своих отдельных людей, бессчётно
давал им труд свой и
волю свою; возвышал их над
собою и покорно ждал, что увидят они с высот земных пути справедливости.
Итак Кузьма, из усердия ко мне, оставлял жену и пятерых детей, пускался, по нашему расчету, на край света. В отраду
себе, просил заказать ему платья, какие он сам знает, чтоб не стыдно было показаться среДй чужих людей. Я ему
дал полную
волю.
— Нуте же, полно, — сказали батенька, возвышая голос, — не
давайте воли язычку. Вы знаете меня. Идите
себе к своему делу.
Сын.
Дай мне в
себе волю. Я не намерен в России умереть. Я сыщу occasion favorable [Благоприятный случай (франц.).] увезти тебя в Париж. Тамо остатки дней наших, les restes de nos jours [Остатки наших дней (франц.).], будем иметь утешение проводить с французами; тамо увидишь ты, что есть между прочими и такие люди, с которыми я могу иметь societe [Общество (франц.).].
Она до того приучила
себя не
давать воли своим чувствам, что даже стыдилась выказывать страстную любовь свою к дочери; она ни разу не поцеловала ее при мне, никогда не называла ее уменьшительным именем, всегда — Вера.
Не мнишь ли ты, усердию его
Я веру
дал? Он служит мне исправно
Затем, что знает выгоду свою;
Я ж в нем ценю не преданность, а разум.
Не может царь по сердцу избирать
Окольных слуг и по любви к
себеИх жаловать. Оказывать он ласку
Обязан тем, кто всех разумней
волюЕго вершит, быть к каждому приветлив
И милостив и слепо никому
Не доверять.
Гнедич, читая перед актером и перед неизвестным ему молодым человеком, которого он считал также чем-то вроде актера —
дал себе полную
волю.
Няня. Построже держать надо
себя. Да что, вы так по доброте! Я бы, коли б моя
воля, я бы эту дрянь в дом не пускала. Да
дайте срок — я ему напою. Ведь он во всем доме меня одну боится. Пускай его…
Ну, тут я на пакет то этот глянул, чьей рукою имя-то мое написано и «благодарю-то» это священное для меня выведено, и вспомиил, чей это почерк… да уж зато тут-то уже я
себе и
дал волю: то есть, этак, я вам говорю, я дурацки ревел, этак я сладко вырыдался, что мое вам почтение…
— Ну зачем тебя понапрасну беспокоить! Ну, хрипит мужик, урчит! Рукам я его
воли не
дам, не бойся! А ты чем тут поможешь? Врага наживёшь
себе, больше ничего! Уж делай, знай, своё дело.
«Так зачем же вы его у
себя держите и
даете ему шляться на
воле?» — «Да что же нам с ним делать-то? — возражает крестьянин.