Неточные совпадения
Крестьянство раскошелилось,
Несут Ермилу
денежки,
Дают, кто чем богат.
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы
денежки к осенним податям были готовы. Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну,
дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
— И должность свою бросишь, и за Верочкой я тебе ничего не
дам, — продолжал старик, не слушая Веревкина, — сам знаешь, что чужая
денежка впрок нейдет, а наживай свою.
— Я не знаю ваших отношений… коли вы так утвердительно говорите, значит
дала… А вы денежки-то в лапки, да вместо Сибири-то, по всем по трем… Да куда вы в самом деле теперь, а?
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не
дам, ничегошеньки, мне
денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
— Ни ложки, ни плошки не оставили! Полон дом серебра был, самовар серебряный был, сколько брильянтов, окромя всего прочего, — все припрятали! Плакали наши
денежки!
дай Бог двадцать копеек за рубль получить!
— Да так, вообще… Однако деньги соблаговолили принять и расписку обещали прислать. Значит, своя женская гордость особо, а
денежки особо. Нда-с, дама-с!
— А вы того не соображаете, что крупчатка хлеб
даст народам? — спросил писарь. — Теперь на одной постройке сколько народу орудует, а дальше — больше. У которых мужичков хлеб-то по три года лежит, мышь его ест и прочее, а тут на, получай наличные
денежки. Мужичок-то и оборотится с деньгами и опять хлебца подвезет.
Он принимал все
денежки и полушки, все куски и краюхи хлеба довольно равнодушно, но всегда сопровождая благодарность свою поклоном, крестяся и говоря к подающему: «
Дай бог тебе здоровья».
Баушку Лукерью взяло такое раздумье, что хоть в петлю лезть: и
дать денег жаль, и не хочется, чтобы Ермошке достались дикие
денежки. Вот бес-сомуститель навязался… А упустить такой случай — другого, пожалуй, и не дождешься. Старушечья жадность разгорелась с небывалой еще силой, и баушка Лукерья вся тряслась, как в лихорадке. После долгого колебания она заявила...
— Нет, я на этот счет с оглядкой живу. Ласкать ласкаю, а баловать — боже храни! Не видевши-то денег, она все лишний раз к отцу с матерью забежит, а
дай ей деньги в руки — только ты ее и видел. Э, эх! все мы, сударь, люди, все человеки! все
денежку любим! Вот помирать стану — всем распределю, ничего с собой не унесу. Да ты что об семье-то заговорил? или сам обзавестись хочешь?
— Важно! — говорит он, — сперва выпили, а теперь трубочки покурим! Не
даст, ведьма, мне табаку, не
даст — это он верно сказал. Есть-то
даст ли? Объедки, чай, какие-нибудь со стола посылать будет! Эхма! были и у нас
денежки — и нет их! Был человек — и нет его! Так-то вот и все на сем свете! сегодня ты и сыт и пьян, живешь в свое удовольствие, трубочку покуриваешь…
— А вы, чай, думаете, даром состояние-то матери досталось! — продолжала Арина Петровна, — нет, друзья мои! даром-то и прыщ на носу не вскочит: я после первой-то покупки в горячке шесть недель вылежала! Вот теперь и судите: каково мне видеть, что после таких-то, можно сказать, истязаний трудовые мои
денежки, ни
дай ни вынеси за что, в помойную яму выброшены!
— Ты не взял тогда
денежку, которую я
дала. Почему?
— А то как же? Не поработаешь, так и хлебца не покушаешь. Хлебец за
денежки дают, а
денежки заработать надо.
— Не в полном своем здоровье! ну вот подите вы с ним! — подхватил толстяк, весь побагровев от злости. — Ведь поклялся же бесить человека! Со вчерашнего дня клятву такую
дал! Дура она, отец мой, повторяю тебе, капитальная дура, а не то, что не в полном своем здоровье; сызмалетства на купидоне помешана! Вот и довел ее теперь купидон до последней точки. А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперь по всем по трем с
денежками, динь-динь-динь, да посмеивается.
— А вот, говорю, вы
денежки на техническое приспособьте… Ежели его в малых размерах завести, то — денег одних этих хватит, а в случае можно еще в Петербурге попросить — там
дадут! Тогда и городу своих добавлять не надо и дело будет умнее.
— Велят!.. плохой ты, брат, дворянин! Чего тут дожидаться приказу — сам
давай! Господи боже мой! мы, что ль, русские дворяне, не живем припеваючи? А пришла беда, так и в куст?.. Сохрани владыко!.. Последнюю
денежку ставь ребром.
— Ой ли? Грози, брат, богатому —
денежку даст, а с меня взятки-та гладки. Ведь я вам баил, что обьезда не знаю.
Как уж наши молодцы,
Хоть голы, да удалы!
Они сукна ткут
Во двенадцать рук.
Они сукна переткали —
Всем кафтаны першивали.
Нам не дороги кафтаны,
Были б
денежки в кармане.
Целковые по мошнам
Не
дают спать по ночам;
Медны
денежки гремят —
Во кабак идти велят.
Целовальничек Андрей,
Отпирай кабак скорей:
У нас новый кафтан есть,
Мы заложим его здесь,
Не домой же его несть.
Бригадирша. Не худо пробежать также и мои расходные тетрадки. Лучше плуты-люди тебя не обманут. Ты тамо не
дашь уже пяти копеек, где надобно
дать четыре копейки с
денежкой.
А почему так? Потому — дело помню, стараюсь, не так, как другие — лежни али глупостями занимаются. А я ночи не сплю. Метель не метель — еду. Ну и дело делается. Они думают, так, шутя
денежки наживают. Нет, ты потрудись да голову поломай. Вот так-то заночуй в поле да ночи не спи. Как подушка от думы в головах ворочается, — размышлял он с гордостью. — Думают, что в люди выходят по счастью. Вон Мироновы в миллионах теперь. А почему? Трудись. Бог и
даст. Только бы
дал бог здоровья».
Матрена. А ты слухай, что Иван Мосеич приказывал. Пуще всего, говорит, тетка, смотри, чтоб
денежки не упустить. Не ухватит, говорит, она деньги, не
дадут ей на себя зятя принять. Деньги, говорит, всему делу голова. Так мотри. Дело, сынок, доходит.
Зобунова. Слыхала, да не верю, что ты пожалеешь
дать мне добрую
денежку.
«
Даст же он завтра себя знать в трактире на эти
денежки», — заметил другой.
— Тридцать два рубля, тридцать два с полтинкой, — твердил кавалерист, находясь под влиянием выигрыша в игривом расположении духа, — давайте-ка
денежки, сестрица… давайте-ка.
Ширялов. Ведь, может быть, за наши молитвы, Антип Антипыч, бог и потомка
даст — утешение на старости. Вот тому все и оставлю. А уж этот мне, словно, как и не родной, сударь ты мой, и сердце к нему не лежит. Что ж, думаю, оставь ему, пожалуй, да что проку? развезет денежки-то твои кровные по портным да по ахтрисам. Сам посуди!
—
Дал столько, за сколько иной в наше время продал бы совесть свою, всю, со всеми варьяциями-с… если бы только что-нибудь дали-с. Только меня варом обдало, когда я положил в карман
денежки. Право, я не знаю, как это со мной всегда делается, господа, — но вот ни жив ни мертв, губами шевелю, ноги трясутся; ну, виноват, виноват, совсем виноват, в пух засовестился, готов прощенья просить у Федосея Николаича…
— Да куда, странничек, бежать-то? Это очень замысловатая штучка! в поле холодно, в лесу голодно. Нет, милое дитя мое Иосаф Платоныч, не надо от людей отбиваться, а надо к людям прибиваться.
Денежка, мой друг, труд любит, а мы с тобой себе-то хотя,
давай, не будем лгать: мы, когда надо было учиться, свистели; когда пора была грош на маленьком месте иметь, сами разными силами начальствовали; а вот лето-то все пропевши к осени-то и жутко становится.
Поддевкина. Нельзя иначе… Уж я и денег
дала за руки на свадьбу пятьдесят целковых, да пятьдесят в руки жениху на окопировку. А то не ровен случай, недобрые люди разобьют… пожалуй,
денежки пропадут, да и ты останешься навек в девках сидеть, между нами.
— Ничего не значит… Прознал он вексель-то у него какой, может его за тысчонку, а то и меньше учел… Видит, дело дрянь,
денежки все рано пропадают,
дай, думает, потешу дурака… Тебе и отдал… А ты меня хотел подвести… но только меня трудновато… Нюх есть… ой, какой нюх… Векселя-то эти на ощупь оцениваю… по запаху цену назначу… Хе, хе, хе… — раскатился старик довольным смехом.
Мамаев. Видно, мировая…
давай Бог! Сашка славный малый!.. Поцелуй и ты меня, Груня. (Целует дочь.) Хмелен, душа моя, виноват, больно виноват… (Плачет.) В последний раз… Спать иду, а завтра… за работу… и
денежки скоро все твои отдам… отдам, говорю тебе. (Шатаясь, уходит в боковую дверь.)
Давали друг другу без расписки, на слово, и день в день получали обратно свои
денежки.
Дай нам шильцо да мыльцо,
Белое белильцо Да зеркальцо.
Копейку да
денежку —
За красную девушку!
Ой Дид-Ладо!
Семика честнаго яичницу!
А сам до зари готов играть, только б
денежки были… политика, известно. Тому еще пуще хочется:
давай да
давай.