Неточные совпадения
Снимая пальто, Самгин отметил, что кровать стоит так же в
углу, у двери, как стояла там, на почтовой станции. Вместо лоскутного одеяла она покрыта клетчатым пледом. За кроватью, в ногах ее, карточный стол с кривыми ножками, на нем — лампа,
груда книг, а над ним — репродукция с Христа Габриеля Макса.
Клим сел против него на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в
углу нар лежала
груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее на стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону...
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не глядя, скрылся в глубине двора, за
углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял в тени, за
грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Около избушки не было ни дворика, ни загородки. Два окна выходили к огородам, а два в поле. Избушка почти вся была заставлена и покрыта лопатами, кирками, граблями,
грудами корзин, в
углу навалены были драницы, ведра и всякий хлам.
На лавке лежало одноствольное ружье, в
углу валялась
груда тряпок; два больших горшка стояли возле печки.
Ольга Порфирьевна уже скончалась, но ее еще не успели снять с постели. Миниатюрная головка ее, сморщенная, с обострившимися чертами лица, с закрытыми глазами, беспомощно высовывалась из-под
груды всякого тряпья, наваленного ради тепла; у изголовья, на стуле, стоял непочатый стакан малинового настоя. В
углу, у образов, священник, в ветхой рясе, служил панихиду.
Все, что не находило себе места в городе, всякое выскочившее из колеи существование, потерявшее, по той или другой причине, возможность платить хотя бы и жалкие гроши за кров и
угол на ночь и в непогоду, — все это тянулось на остров и там, среди развалин, преклоняло свои победные головушки, платя за гостеприимство лишь риском быть погребенными под
грудами старого мусора.
Кожемякину стало немного жалко старика, он вздохнул и снова осмотрел комнату, тесно заставленную сундуками и комодами. Блестели две горки, битком набитые серебром:
грудами чайных и столовых ложек, связанных верёвочками и лентами, десятками подстаканников, бокалов с чернью, золочёных рюмок. На комодах стояли подсвечники, канделябры, несколько самоваров, а весь передний
угол был густо завешан иконами в ризах; комната напоминала лавку старьёвщика.
Казань, обращенная в
груды горящих
углей, дымилась и рдела во мраке.
Недалеко от меня в
углу заколыхалась
груда разноцветных лохмотьев, и из-под нее показалась совершенно лысая голова и опухшее желтое лицо с клочком седых волос под нижней губой.
Наконец после долгих розысков увидела она его лежащего навзничь на
груде старых вершей в самом темном, отдаленном
углу двора.
Компания расположилась на крайнем звене плота, выдвинутого далеко в пустынную гладь реки. На плоту были настланы доски, посреди их стоял грубо сколоченный стол, и всюду были разбросаны пустые бутылки, корзины с провизией, бумажки конфет, корки апельсин… В
углу плота насыпана
груда земли, на ней горел костер, и какой-то мужик в полушубке, сидя на корточках, грел руки над огнем и искоса поглядывал в сторону господ. Господа только что съели стерляжью уху, теперь на столе пред ними стояли вина и фрукты.
— Вставать в кубочную, живо! — скомандовал Пашка, и вся эта разношерстная ватага, зевая, потягиваясь, крестясь и ругаясь, начала подниматься. В
углу средних нар заколыхалась какая-то
груда разноцветных лохмотьев, и из-под нее показалась совершенно лысая голова и заспанное, опухшее, желтое, как шафран, лицо с клочком седых волос вместо бороды.
На кроватях виднелись фигуры спящих. В темном
углу из-под
груды разноцветного тряпья выставилась седая борода и лысая голова, блестевшая от лампы.
Когда он поравнялся с одной из групп босяков-грузчиков, расположившихся в тени под
грудой корзин с
углем, ему навстречу встал коренастый малый с глупым, в багровых пятнах, лицом и поцарапанной шеей, должно быть, недавно избитый. Он встал и пошел рядом с Челкашом, вполголоса говоря...
Вдали, в
грудах беспорядочно наваленных дров, мелькала пестрая, покрытая сажей толпа «дровосушек» и поденщиц, вызывавшая со стороны проходивших рабочих двусмысленные улыбки, совсем недвусмысленные шутки и остроты, и не менее откровенные ответы, и громкий девичий смех, как-то мало гармонировавший с окружающей обстановкой усталых лиц, железа,
угля и глухого грохота, прерываемого только резким свистом и окриком рабочих.
По
углам комнаты свален беспорядочно всяческий, покрытый паутиной хлам: астролябия в рыжем кожаном чехле и при ней тренога с цепью, несколько старых чемоданов и сундуков, бесструнная гитара, охотничьи сапоги, швейная машина, музыкальный ящик «Монопан», фотографический аппарат, штук пять ламп,
груды книг, веревки, узлы белья и многое другое.
Там было очень хорошо: всюду навалены
груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот-вот выскочит кто-нибудь из-за
угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется страшная-престрашная рожа.
Волкан потухал; но между
грудами камней,
угля и пепла мелькали иногда светлые искры прежнего огня.
Я просидел у больного с полчаса, утешая и успокаивая его жену. Комната была убогая, но все в ней говорило о запросах хозяина. В
углу лежала
груда газет, на комоде и на швейной машине были книги, и на их корешках я прочел некоторые дорогие, близкие имена.
— А видите в том
углу старого еврея? Это известный банкир Шлемензон!.. Денег у него
груды и танцовщицу свою он недавно «рассчитал»… как он выражается, значит, вакансия есть. Много тратить он не любит, но для этой «парюрными» бриллиантами разукрашенной блондинки его немногое покажется целой Голкондой! Она, видимо, в тонких!
В
углах кабинета стояли две лампы на высоких, витых красного же дерева подставках, а на письменном столе, заваленном
грудою бумаг, стояли два бронзовых канделябра с восковыми свечами.
Где-то внизу под полом ожесточенно хлопает дверь. Катя, с минуты на минуту ожидающая прихода матери, встает и убегает. Художник остается один. Долго он ходит из
угла в
угол, лавируя между стульями и
грудами домашней рухляди. Слышно ему, как вернувшаяся вдова стучит посудой и громко бранит каких-то мужиков, запросивших с нее по два рубля с воза. С огорчения Егор Саввич останавливается перед шкапчиком и долго хмурится на графин с водкой.