Неточные совпадения
— Я вас познакомила с ним как с Landau, — сказала она тихим голосом, взглянув на Француза и потом тотчас на Алексея Александровича, — но он собственно
граф Беззубов, как вы, вероятно,
знаете. Только он не любит этого титула.
— Вронский — это один из сыновей
графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его
узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его
узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.
— Вы
знаете,
граф Вронский, известный… едет с этим поездом, — сказала княгиня с торжествующею и многозначительною улыбкой, когда он опять нашел ее и передал ей записку.
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да
узнай,
граф Аничкин (это был новый начальник) примет ли?
— Да вот что хотите, я не могла.
Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова
граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту девочку, сама не
знаю зачем.
—
Узнайте, куда поехал
граф, — сказала она.
Это была г-жа Шталь. Сзади её стоял мрачный здоровенный работник Немец, катавший её. Подле стоял белокурый шведский
граф, которого
знала по имени Кити. Несколько человек больных медлили около колясочки, глядя на эту даму, как на что-то необыкновенное.
— Но ты мне скажи про себя. Мне с тобой длинный разговор. И мы говорили с… — Долли не
знала, как его назвать. Ей было неловко называть его и
графом и Алексей Кириллычем.
Скоро после того случилось выехать суду на следствие, по делу, случившемуся во владениях
графа Трехметьева, которого, ваше превосходительство, без сомнения, тоже изволите
знать.
— Пан, это ж мы, вы уже
знаете нас, и пан
граф еще будет благодарить.
— Жульнические романы, как, примерно, «Рокамболь», «Фиакр номер 43» или «
Граф Монте-Кристо». А из русских писателей весьма увлекает
граф Сальяс, особенно забавен его роман «
Граф Тятин-Балтийский», — вещь, как
знаете, историческая. Хотя у меня к истории — равнодушие.
Между тем
граф серьезных намерений не обнаруживал и наконец… наконец… вот где ужас!
узнали, что он из «новых» и своим прежним правительством был — «mal vu», [на подозрении (фр.).] и «эмигрировал» из отечества в Париж, где и проживал, а главное, что у него там, под голубыми небесами, во Флоренции или в Милане, есть какая-то нареченная невеста, тоже кузина… что вся ее фортуна («fortune» — в оригинале) перейдет в его род из того рода, так же как и виды на карьеру.
В товарище Степушки я
узнал тоже знакомого: это был вольноотпущенный человек
графа Петра Ильича***, Михайло Савельев, по прозвищу Туман.
Стремянный-то за
графом поедет, а сам на шелковой сворке двух любимых барских собачек держит и этак наблюдает,
знаете…
«Ты не
узнал меня,
граф?» — сказал он дрожащим голосом. «Сильвио!» — закричал я, и признаюсь, я почувствовал, как волоса стали вдруг на мне дыбом.
— Сильвио! — вскричал
граф, вскочив со своего места; — вы
знали Сильвио?
Граф замолчал. Таким образом
узнал я конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скулянами.
— Нет, — возразил
граф, — я все расскажу; он
знает, как я обидел его друга: пусть же
узнает, как Сильвио мне отомстил.
Правда, Шишков бредил уже и тогда о восстановлении старого слога, но влияние его было ограничено. Что же касается до настоящего народного слога, его
знал один офранцуженный
граф Ростопчин в своих прокламациях и воззваниях.
Но после моего отъезда старейшины города Цюриха
узнали, что я вовсе не русский
граф, а русский эмигрант и к тому же приятель с радикальной партией, которую они терпеть не могли, да еще и с социалистами, которых они ненавидели, и, что хуже всего этого вместе, что я человек нерелигиозный и открыто признаюсь в этом.
— Жаль, что это прежде мы не
знали, впрочем, если что можно сделать,
граф сделает, я ему передам наш разговор. Из Петербурга во всяком случае вас вышлют.
Граф Воронцов посылал его к лорду Гренвилю, чтобы
узнать о том, что предпринимает генерал Бонапарт, оставивший египетскую армию.
Этот Промифей, воспетый не Глинкою, а самим Пушкиным в послании к Лукуллу, был министр народного просвещения С. С. (еще не
граф) Уваров, Он удивлял нас своим многоязычием и разнообразием всякой всячины, которую
знал; настоящий сиделец за прилавком просвещения, он берег в памяти образчики всех наук, их казовые концы или, лучше, начала.
— Видите, Иван Андреевич, ведь у всех ваших конкурентов есть и «Ледяной дом», и «Басурман», и «
Граф Монтекристо», и «Три мушкетера», и «Юрий Милославский». Но ведь это вовсе не то, что писали Дюма, Загоскин, Лажечников. Ведь там черт
знает какая отсебятина нагорожена… У авторов косточки в гробу перевернулись бы, если бы они
узнали.
От него я
узнал, что Шпейер был в этой афере вторым лицом, а главным был некий прогорелый
граф, который не за это дело, а за ряд других мошенничеств был сослан в Сибирь.
Как бы то ни было, но даже я, читавший сравнительно много, хотя беспорядочно и случайно, знавший уже «Трех мушкетеров», «
Графа Монте — Кристо» и даже «Вечного Жида» Евгения Сю, — Гоголя, Тургенева, Достоевского, Гончарова и Писемского
знал лишь по некоторым, случайно попадавшимся рассказам.
Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я — царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что
знал я
графа встарь,
А
граф… хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!
—
Знаете, я ужасно люблю в газетах читать про английские парламенты, то есть не в том смысле, про что они там рассуждают (я,
знаете, не политик), а в том, как они между собой объясняются, ведут себя, так сказать, как политики: «благородный виконт, сидящий напротив», «благородный
граф, разделяющий мысль мою», «благородный мой оппонент, удививший Европу своим предложением», то есть все вот эти выраженьица, весь этот парламентаризм свободного народа — вот что для нашего брата заманчиво!
—
Знаю я, к какому он
графу! — резко проговорила Лизавета Прокофьевна и раздражительно перевела глаза на князя. — Что бишь! — начала она брезгливо и досадливо припоминая, — ну, что там? Ах да: ну, какой там игумен?
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или
граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые
знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит в поговорку и о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных местах и с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже с некоторою враждебностью к подвигам.
Он
узнал от него, что красавицу звали Варварой Павловной Коробьиной; что старик и старуха, сидевшие с ней в ложе, были отец ее и мать и что сам он, Михалевич, познакомился с ними год тому назад, во время своего пребывания в подмосковной на «кондиции» у
графа Н.
Узнаю, что в одно прекрасное утро пригласил его полицеймейстер к
графу Милорадовичу, тогдашнему петербургскому военному генерал-губернатору.
— Я отвечал, как следует, и
узнал, что уже написано
графу Закревскому, что если он почтет нужным разрешить Ивану Дмитриевичу приезд в Москву, то чтобы это сделал.
Не
зная ничего положительного, приписывали эту ссылку бывшим тогда неудовольствиям между ним и
графом Воронцовым.
Пушкин сам не
знал настоящим образом причины своего удаления в деревню; [По цензурным соображениям весь дальнейший текст опубликован в 1859 г. либо с выкидками, либо в «исправленном» изложении редакции «Атенея».] он приписывал удаление из Одессы козням
графа Воронцова из ревности;думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии.
Кроме того, что вы много теряете, — ну, одним словом, карьеру, — кроме того, хоть одно то, что надобно самому
узнать, что вы описываете, а у вас там, в повестях, и
графы, и князья, и будуары… впрочем, что ж я?
— Надо вам заметить, что хоть у отца с графиней и порешено наше сватовство, но официально еще до сих пор решительно ничего не было, так что мы хоть сейчас разойдемся и никакого скандала; один только
граф Наинский
знает, но ведь это считается родственник и покровитель.
Князя опять не было дома; но старик успел
узнать от лакея, что князь теперь, верно, у
графа N.
Граф Наинский не
знает теперь, куда меня посадить.
Я
знал только, что сын его, воспитывавшийся сначала у
графа, а потом в лицее, окончил тогда курс наук девятнадцати лет от роду.
— Город из-за них еще не провалился, — так говорит Тыбурций, — потому что они еще за бедных людей заступаются… А твой отец,
знаешь… он засудил даже одного
графа…
— Да, да, да, вы не смейтесь,
граф. Вы не
знаете, что моя мать гречанка!
Хоробиткина (тяжело дыша от волнения). Право,
граф, я не
знаю, как вам отвечать на ваши слова!.. Я бы желала
знать, что они означают?
Воспитывались со мной вместе и
графы и бароны; следовательно, мы в самом заведении вели жизнь веселую; езжали,
знаете, по воскресеньям к француженкам и там приобрели мало-помалу истинный взгляд на жизнь и ее блага.
— Ах ты господи!.. есть же на свете счастливцы! вот, например,
графы и князья: они никаких этих Прошек не
знают!
«А если видите, — сказал я ему, — то
знайте, что эта машина имеет свойство, в один момент и без всяких посредствующих орудий, обращать в ничто человеческую голову, которая, подобно вашей, похожа на яйцо! Herr Baron! разойдемтесь!» — «Разойдемтесь, Herr Graf», — сказал он мне, хотя я и не
граф.
— Так я, сударь, и пожелал; только что ж Кузьма-то Акимыч,
узнавши об этом, удумал? Приехал он ноне по зиме ко мне:"Ты, говорит, делить нас захотел, так я, говорит, тебе этого не позволяю, потому как я у
графа первый человек! А как ты, мол, не дай бог, кончишься, так на твоем месте хозяйствовать мне, а не Ивану, потому как он малоумный!"Так вот, сударь, каки ноне порядки!
Чем кончилось это дело, я не
знаю, так как вскоре я оставил названную губернию. Вероятно, Чумазый порядочно оплатился, но затем, включив свои траты в
графу: „издержки производства“, успокоился. Возвратились ли закабаленные в „первобытное состояние“ и были ли вновь освобождены на основании Положения 19-го февраля, или поднесь скитаются между небом и землей, оторванные от семей и питаясь горьким хлебом поденщины?
— Да и где же, — говорит, — тебе это
знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику:
граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.
Хотя у нас на это счет довольно простые приметы: коли кусается человек — значит, во власти находится, коли не кусается — значит, наплевать, и хотя я доподлинно
знал, что в эту минуту
графу Пустомыслову 9 даже нечем кусить; но кто же может поручиться, совсем ли погасла эта сопка или же в ней осталось еще настолько горючего матерьяла, чтоб и опять, при случае, разыграть роль Везувия?