Неточные совпадения
Граф сообразил, что настойчивостью он может разрушить обаяние к своей особе, которое успел внушить Ольге Ивановне, и кто
знает, что под ее влиянием Кора может измениться к нему, так как он еще не успел — он чувствовал это — совершенно овладеть ее сердцем.
Встреча с
графом застала ее, как мы
знаем, в то время, когда она, только что покинув институтскую скамью, делала первые самые счастливые шаги самостоятельной жизни предаваясь отдыху и удовольствиям, без всяких планов о будущей жизни, и без малейшего понятия об этой жизни.
Он последний в роде
графов Белавиных, и хотя со стороны матери у него были в Петербурге родственные связи, но ввиду того, что его отец еще вскоре после свадьбы разошелся с родными своей жены, эти родственники
знали о сыне враждебно относящегося к ним человека — некоторые только понаслышке, а некоторые по встречам в великосветских гостиных.
На разосланные приглашения как со стороны
графа Белавина, так и со стороны Ольги Ивановны Зуевой, откликнулись все, кто видел
графа хотя мельком в своей гостиной и кто
знал покойного Тихона Захаровича.
Не таким казался
граф, хотя его прошлое — это
знали все — не было безукоризнено. Но кто не отдавал дань юности? Кто не был в молодых годах мотыльком, летящим на яркое пламя доступной женщины?
Со дня рождения дочери
граф Владимир Петрович проводил все свои вечера дома. Он боялся посещения театра, за которым, обыкновенно, следует ресторан, снова завязать связи с тем светским и полусветским кругом, который, он
знал, затягивает человека, как тина.
Читатель не забыл, что при посещении им своего друга
графа Белавина он
узнал, что заморским принцем для Конкордии Васильевны Батищевой явился не кто иной, как именно
граф Владимир Петрович.
Если бы
граф Владимир Петрович
знал, что его друг хранит в тайнике своего сердца любовь к его жене, то он не мог бы придумать более меткого удара, чтобы поразить его в это сердце.
Если бы Караулов жил в Петербурге и имел хотя бы небольшое соприкосновение с представителями петербургского света, он
узнал бы, что его друг
граф Владимир был недавний герой пикантной истории, жертвой которой была одна молоденькая артистка, прямо с курсов пения попавшая в круговорот «веселящегося Петербурга». Ее звали Иреной.
Таким образом, она
узнала во всех подробностях отношения между
графом и графиней.
Но
граф не был таковым, и вскоре весь кружок их киевских знакомых
знал об этом увлечении.
Когда посещение дома
графа Белавина зависело от его воли, он колебался и раздумывал, откладывал его до последнего времени, тая, однако, внутри себя сознание, что он все же решится на него, теперь же, когда этим возгласом
графа Владимира Петровича: «Едем!» — вопрос был поставлен ребром, когда отказ от посещения был равносилен окончательному разрыву с другом, и дом последнего делался для него потерянным навсегда, сердце Караулова болезненно сжалось, и в этот момент появилось то мучительное сомнение в своих силах, тот страх перед последствиями этого свидания, которые на минуту смутили Федора Дмитриевича, но это мимолетное смущение не помешало, как мы
знаем, ему все-таки тотчас же ответить...
После этой лекции Федор Дмитриевич Караулов совершенно потерял из виду Свирского и не слыхал ничего о Фанни Викторовне и ее судьбе. Он позабыл даже ее имя, как вдруг, по прошествии нескольких лет,
узнал ее в шикарной содержанке
графа Владимира Петровича Белавина.
— Но я думаю,
граф, что наша дочь по праву принадлежит матери, которая отдала ей свою жизнь и свои заботы, а не отцу, который только мотал ее состояние и чуть не довел ее до нищеты. Впрочем, я вас считаю настолько порядочным и не могу предположить, что вы будете настолько бессердечны, чтобы лишить меня этого счастья. Вы очень хорошо
знаете, что в моих руках Кора на своем месте. Наконец, наша сделка еще не оформлена, и вы мне не представили отчетов по распоряжению моими капиталами.
— Как же, конечно, жили… Я даже могу вам сообщить о них, — обратилась она к остановившемуся Федору Дмитриевичу. — Графиня с дочкой уже с полгода уехала в свое имение в Финляндию, а
граф переехал на другую квартиру, но куда именно, не
знаю…
— Быть может, — снова начала она, — я виновата перед вами, что не предупредила сначала, кто вас здесь ожидает, но насколько я вас
знаю, по рассказам вы — дикарь. Письмо от такой женщины, как я, вас не привлекло бы, напротив, оно заставило бы вас бежать от нее. Вот почему я прибегла к средству, в верности которого не сомневалась, и вызвала вас именем нашего общего друга
графа Белавина.
— Я не ошиблась. Женщину не обманешь… Я много выстрадала в эти несколько секунд. Но это ничего не значит. Я не могу на вас сердиться, я вас люблю, потому что вы страдаете, так же, как и я. Я вполне вас теперь
знаю. Вы очень честный человек, как говорил мне и
граф Владимир.
Затем она рассказала Караулову все, что
знала о семейной жизни
графа Белавина, который, как оказывается, ничего не скрывал от нее, и, наконец, о разрыве его с женою.
— Разве вы не
знали? — продолжала она. — Да, графиня совершенно разошлась со своим мужем… Она, вероятно, проклинает меня. Но если вы ее увидите, скажите ей, что не я сделала главное зло… Мы тоже разошлись с
графом Владимиром, и та, в руках которой он теперь, выпустит его не так скоро и не так безнаказанно… Поверьте мне…
Надежда Николаевна сама не
знала, к каким средствам придется ей прибегнуть, чтобы увлечь
графа Владимира Петровича.
В продолжение почти двух часов Федор Дмитриевич невыносимо страдал от этого tete-a-tete'a, но зато из разговора, который начала Фанни Викторовна, он
узнал многие подробности о жизни
графа Белавина.
Он
узнал, что
граф почти удалился от веселящегося Петербурга и почти исправился.
Впрочем, Караулов
узнал также от Фанни Викторовны, что
графа Владимира посещает одна дама из общества.
— Как не знать-с… — ухмыльнулся лакей. — Там живет наш постоянный гость, его сиятельство
граф Владимир Петрович Белавин.
— Но насколько я
знаю, он человек женатый, этот
граф Белавин.
Граф принял все меры, чтобы никто не
знал о происшедшей дуэли, и в особенности весть о ней не дошла бы до графини Конкордии Васильевны.
Но увы, мы
знаем, что письма и телеграммы в это время не могли доходить до
графа Владимира Петровича.
— Не могу
знать… Я
знаю только, что вчера по приезде он посылал меня в адресный стол справляться о местожительстве
графа Владимира Петровича Белавина, и вчера же вечером ездил к нему, но не застал его дома… Вернувшись, он несколько раз повторял про себя: «кажется невозможно привести этого отца к последнему вздоху его дочери».
— Он это сказал… он это сказал… — лепетал между тем
граф, ломая в отчаянии руки. — Да
знаешь ли ты, что это я
граф Белавин, что это умирает моя дочь.
Вернувшись домой, он
узнал от своего лакея, что без него был
граф Белавин и, отправившись домой, просил его тотчас же приехать к нему.
Он
знал, что барин —
граф Белавин, а барыня — г-жа Ботт,
знал также, что
граф женат, но что его жена не живет в Петербурге.
По рассказам
графа Владимира Петровича и по слухам из других источников, Фанни Викторовна хорошо
знала графиню Белавину,
знала, что при жизни мужа, несмотря на разлуку с ним, как бы она ни была продолжительна, молодая женщина не сделает шага, который мог бы ее компрометировать.
Послужила ли смерть
графа Белавина уроком для легкомысленной петербургской «виверки», каковою по своей натуре была Надежда Николаевна Ботт, и она, действительно, с искренним желанием исправиться, вернулась к своему домашнему очагу, или же это было временное затишье перед бурей, которая вдруг шквалом налетает на подобных ей женщин и влечет их или к подвигам самоотвержения, геройства, или же к необузданному разгулу, в пропасть грязного, но кажущегося им привлекательным порока — как
знать?
Неточные совпадения
— Я вас познакомила с ним как с Landau, — сказала она тихим голосом, взглянув на Француза и потом тотчас на Алексея Александровича, — но он собственно
граф Беззубов, как вы, вероятно,
знаете. Только он не любит этого титула.
— Вронский — это один из сыновей
графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его
узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его
узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.
— Вы
знаете,
граф Вронский, известный… едет с этим поездом, — сказала княгиня с торжествующею и многозначительною улыбкой, когда он опять нашел ее и передал ей записку.
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да
узнай,
граф Аничкин (это был новый начальник) примет ли?
— Да вот что хотите, я не могла.
Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова
граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту девочку, сама не
знаю зачем.