Неточные совпадения
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту
науку и положить начало новой
науке — об отношениях народа к земле, нужно было только съездить за
границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, — не то, что нужно.
Ежечасно побеждая уже без
границ природу, волею своею и
наукой, человек тем самым ежечасно будет ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных.
Так и в
науках, — в
науках даже еще резче эта
граница.
За
границу могут послать, в Италию, для поправления здоровья или там для усовершенствования в
науках, что ли; деньгами помогут.
Наук нет — а обыватели все до одного хоть сейчас на экзамен готовы; вина не пьют, а питейный доход возрастает да возрастает; товаров из-за
границы не получают, а пошлины на таможнях поступают да поступают.
Наук нет — а они хоть сейчас на экзамен готовы; вина не пьют, а питейный доход возрастает да возрастает; товаров из-за
границы не получают, а пошлины на таможнях поступают да поступают.
Как хорошо! вот сладкий плод ученья!
Как с облаков ты можешь обозреть
Все царство вдруг:
границы, грады, реки.
Учись, мой сын:
наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни —
Когда-нибудь, и скоро, может быть,
Все области, которые ты ныне
Изобразил так хитро на бумаге,
Все под руку достанутся твою.
Учись, мой сын, и легче и яснее
Державный труд ты будешь постигать.
Везде, где присутствуют
науки, должны оказывать свою власть и де сиянс академии. А как в
науках главнейшую важность составляют не столько самые
науки, сколько действие, ими на партикулярных людей производимое, то из сего прямо явствует, что ни один обыватель не должен мнить себя от ведомства де сиянс академии свободным. Следственно, чем менее ясны будут
границы сего ведомства, тем лучше, ибо нет ничего для начальника обременительнее, как ежели он видит, что пламенности его положены пределы.
— Я не знаю, есть ли перевод, но я слушал это в германских университетах, когда года два тому назад ездил за
границу и хотел несколько возобновить свои сведения в естественных
науках.
Дело в том, что Ольга Сергеевна еще за
границей слышала, что в Петербурге народились какие-то нигилисты, род особенного сословия, которого не коснулись краткие начатки нравственности и религии и которое, вследствие того, ничем не занимается, ни
науками, ни художествами, а только делает революции.
Все они чувствуют потребность пофилософствовать, но пофилософствовать между прочим, легко и приятно, в известных
границах; сюда принадлежат нежные мечтательные души, оскорбленные положительностью нашего века; они, жаждавшие везде осуществления своих милых, но несбыточных фантазий, не находят их и в
науке, отворачиваются от нее и, сосредоточенные в тесных сферах личных упований и надежд, бесплодно выдыхаются в какую-то туманную даль.
Всеобщее, мысль, идея — начало, из которого текут все частности, единственная нить Ариадны, — теряется у специалистов, упущена из вида за подробностями; они видят страшную опасность: факты, явления, видоизменения, случаи давят со всех сторон; они чувствуют природный человеку ужас заблудиться в многоразличии всякой всячины, ничем не сшитой; они так положительны, что не могут утешаться, как дилетанты, каким-нибудь общим местом, и в отчаянии, теряя единую, великую цель
науки, ставят
границей стремления Orientierung [ориентацию (нем.).].
То, что в маленьких размерах приметно у Посошкова, в колоссальном виде выказалось у другого крестьянина, который, благодаря Петровой реформе, получил возможность выучиться разным
наукам, побывал за
границей и сделался тоже выходцем из своего сословия.
Через год после возвращения из-за
границы, 21 мая 1746 года, Кирилл Григорьевич был назначен президентом Академии
наук, «в рассуждении усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в
науках искусства».
Прямо с поля битвы с ужасным бичом народов, над которым он одержал множество блестящих побед, Федор Дмитриевич прибыл в Петербург лишь на несколько дней, чтобы уехать за
границу, к источникам знания и современных открытий в области той
науки, изучению которой он посвятил не только все свои силы, но, казалось, и самую жизнь.
Гость оказался только что приехавшим из Москвы, окончившим курс медиком, посланным на казенный счет за
границу для усовершенствования в
науках.
Другая личность, состоявшая при Алексее Григорьевиче, была Василий Евдокимович Ададуров, ученик Миллера, один из первых воспитанников академической гимназии в Петербурге и первый адъюнкт из русских в российской Академии
наук. Он также довершил воспитание свое за
границей и первый составил грамматику русского языка. Ададуров был при Разумовском чем-то вроде секретаря.