Неточные совпадения
Горела Пушкарская слобода, и от нее, навстречу толпе, неслась целая стена
песку и пыли.
За
песками лежали гребнем на отдаленном небосклоне меловые
горы, блиставшие ослепительной белизной даже и в ненастное время, как бы освещало их вечное солнце.
Старые газеты и чай явились. Раскольников уселся и стал отыскивать: «Излер — Излер — Ацтеки — Ацтеки — Излер — Бартола — Массимо — Ацтеки — Излер… фу, черт! а, вот отметки: провалилась с лестницы — мещанин
сгорел с вина — пожар на
Песках — пожар на Петербургской — еще пожар на Петербургской — еще пожар на Петербургской — Излер — Излер — Излер — Излер — Массимо… А, вот…»
Но, знать, рыдван был плотно нагружён,
Что лошади, хотя его трону́ли,
Но в
гору по
песку едва-едва тянули.
В июле, в самый зной, в полуденную пору,
Сыпучими
песками, в
гору,
С поклажей и с семьёй дворян,
Четвёркою рыдван
Тащился.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее
горе. По вискам, по лбу, из-под глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами, светлые глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду с волос головы и бороды горстью, брызгал на
песок, на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Ушли и они. Хрустел
песок. В комнате Варавки четко и быстро щелкали косточки счет. Красный огонь на лодке
горел далеко, у мельничной плотины. Клим, сидя на ступени террасы, смотрел, как в темноте исчезает белая фигура девушки, и убеждал себя...
— «Помни же!» И географический урок Фаддееву был развлечением среди
гор,
песков, в захолустье.
Как съедете, идете четверть часа по
песку, а там сейчас же надо подниматься в
гору и продираться сквозь непроходимый лес.
Вскоре, однако ж, болота и
пески заменились зелеными холмами, почва стала разнообразнее, дальние
горы выказывались грознее и яснее; над ними лежали синие тучи и бегала молния: дождь лил довольно сильный.
Утром 4-го января фрегат принял праздничный вид: вымытая, вытертая
песком и камнями, в ущерб моему ночному спокойствию, палуба белела, как полотно; медь ярко
горела на солнце; снасти уложены были красивыми бухтами, из которых в одной поместился общий баловень наш, кот Васька.
Они сами должны были читать историю края на
песках, на каменных скрижалях
гор, где не осталось никаких следов минувшего.
Моросил дождь, когда мы выехали за город и, обогнув Столовую
гору и Чертов пик, поехали по прекрасному шоссе, в виду залива, между ферм, хижин, болот,
песку и кустов.
Хотя я и знал по описаниям, что Африка, не исключая и южной оконечности, изобилует
песками и
горами, но воображение рисовало мне темные дебри, приюты львов, тигров, змей.
Они целиком перенесли сюда все свое голландское хозяйство и, противопоставив палящему солнцу,
пескам,
горам, разбоям и грабежам кафров почти одну свою фламандскую флегму, достигли тех результатов, к каким только могло их привести, за недостатком положительной и живой энергии, это отрицательное и мертвое качество, то есть хладнокровие.
Взгляд далеко обнимает пространство и ничего не встречает, кроме белоснежного
песку, разноцветной и разнообразной травы да однообразных кустов, потом неизбежных
гор, которые группами, беспорядочно стоят, как люди, на огромной площади, то в кружок, то рядом, то лицом или спинами друг к другу.
Продукты разрушения
горы в виде мелкого
песка, выносимого рекою, отлагаются там, где течение пресной воды ослабляется морским прибоем, поэтому около устья Билимбе образовалась полоса мелководья — бар, которая, как барьером, преграждает доступ к реке.
Подойдя к устью Такемы, я увидел, что, пока мы ходили в
горы, река успела переменить свое устье. Теперь оно было у левого края долины, а там, где мы переезжали реку на лодке, образовался высокий вал из
песка и гальки. Такие перемещения устьев рек в прибрежном районе происходят очень часто в зависимости от наводнений и от деятельности морского прибоя.
В долине реки Сальной можно наблюдать весьма интересные образования. Вода, стекающая с
горы, по узким ложбинам выносит массы
песка и щебня. По выходе в долину материал этот складывается в большие конусы, которые тем больше, чем длиннее и глубже ущелье. Вероятно, конусы эти нарастают периодически, во время сильных ливней, потому что только масса быстро двигающейся воды способна переносить столь крупные обломки горной породы.
И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, — это мимолетный час забытья нужды и
горя — а разве нужда и
горе могут быть забыты вполне? разве
песок пустыни не заносит? разве миазмы болота не заражают и небольшого клочка хорошей земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом?
Закрой сперва сыпучими
пескамиГлаза мои, доской тяжелой сердце
У бедненькой Купавы раздави,
Тогда бери другую. Очи видеть
Разлучницы не будут,
горя злого
Ревнивое сердечко не учует.
Снегурочка, завистница, отдай
Дружка назад!
Часто мы ходили с Ником за город, у нас были любимые места — Воробьевы
горы, поля за Драгомиловской заставой. Он приходил за мной с Зонненбергом часов в шесть или семь утра и, если я спал, бросал в мое окно
песок и маленькие камешки. Я просыпался, улыбаясь, и торопился выйти к нему.
Затем из нагретой перекиси марганца, смешанного с
песком, был добыт при помощи аптекарского пузырька, гуттаперчивого конца от эсмарховой кружки, таза, наполненного водой, и банки из-под варенья — кислород. Разожженная пробка, уголь и проволока
горели в банке так ослепительно, что глазам становилось больно. Любка хлопала в ладоши и визжала в восторге...
Обидно до жгучих слёз: земля оврагами изранена, реки
песками замётаны, леса
горят, деревни — того жесточе, скотина вроде вшей, мужик живёт дико, в грязи, без призора, глуп, звероват, голоден, заботы о нём никакой, сам бы о себе, может, позаботился — не размахнёшься, запрещено!
Широко шагая, пошёл к землянке, прислонившейся под
горой. Перед землянкой
горел костёр, освещая чёрную дыру входа в неё, за высокой фигурой рыбака влачились по
песку две тени, одна — сзади, чёрная и короткая, от огня, другая — сбоку, длинная и посветлее, от луны. У костра вытянулся тонкий, хрупкий подросток, с круглыми глазами на задумчивом монашеском лице.
Пескам ехали, полям ехали, лесам-горам ехали. Морям плыли, заливам-праливам плыли, рекам плыли, озерам не плыли…
Он услыхал звуки русского говора, услыхал быстрое и равномерное течение Терека, и шага через два перед ним открылась коричневая продвигающаяся поверхность реки, с бурым мокрым
песком на берегах и отмелях, дальняя степь, вышка кордона, отделявшаяся над водой, оседланная лошадь, в треноге ходившая по тернам, и
горы.
Мы с ним лежим на
песке у громадного камня, оторвавшегося от родной
горы, одетого тенью, поросшего мхом, — у камня печального, хмурого. На тот бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от
гор.
Иду по берегу вдоль каравана. На
песке стоят три чудных лошади в попонах, а четвертую сводят по сходням с баржи… И ее поставили к этим. Так и
горят их золотистые породистые головы на полуденном солнце.
Романею подали; гости придвинулись поближе к запорожцу, который, выпив за здоровье молодых, принялся рассказывать всякую всячину: о басурманской вере персиян, об Араратской
горе, о степях непроходимых, о золотом
песке, о медовых реках, о слонах и верблюдах; мешал правду с небылицами и до того занял хозяина и гостей своими рассказами, что никто не заметил вошедшего слугу, который, переговоря с работницею Марфою, подошел к Кирше и, поклонясь ему ласково, объявил, что его требуют на боярский двор.
Сыграв Петра, утром в девять часов я отправился на пароходе в Кострому, взглянул на
пески левого берега Волги, где шагал впервые в лямке, на
гору правого берега, на белильный завод.
Было ещё рано, около полудня, но уже очень жарко;
песок дороги и синь воздуха становились всё горячее. К вечеру солнце напарило
горы белых облаков, они медленно поплыли над краем земли к востоку, сгущая духоту. Артамонов погулял в саду, вышел за ворота. Тихон мазал дёгтем петли ворот; заржавев во время весенних дождей, они скверно визжали.
…В середине лета наступили тяжёлые дни, над землёй, в желтовато-дымном небе стояла угнетающая, безжалостно знойная тишина; всюду
горели торфяники и леса. Вдруг буйно врывался сухой, горячий ветер, люто шипел и посвистывал, срывал посохшие листья с деревьев, прошлогоднюю, рыжую хвою, вздымал тучи
песка, гнал его над землёй вместе со стружкой, кострикой [кора, луб конопли, льна — Ред.], перьями кур; толкал людей, пытаясь сорвать с них одежду, и прятался в лесах, ещё жарче раздувая пожары.
Смотрел он также, как кустами,
Иль синей степью, по
горам,
Сайгаки, с быстрыми ногами,
По камням острым, по кремням,
Летят, стремнины презирая…
Иль как олень и лань младая,
Услыша пенье птиц в кустах,
Со скал не шевелясь внимают —
И вдруг внезапно исчезают,
Взвивая вверх
песок и прах.
Он
сгорел от стыда и уткнул в бумагу свою победную голову, совершенно с тою же самою целью, с которою страус, преследуемый охотником, прячет свою в горячий
песок.
— Про… уйди ты!.. уйди к дьяволу! — вдруг крикнул Челкаш и сел на
песке. Лицо у него было бледное, злое, глаза мутны и закрывались, точно он сильно хотел спать. — Чего тебе еще? Сделал свое дело… иди! Пошел! — и он хотел толкнуть убитого
горем Гаврилу ногой, но не смог и снова свалился бы, если бы Гаврила не удержал его, обняв за плечи. Лицо Челкаша было теперь в уровень с лицом Гаврилы. Оба были бледны и страшны.
Беда с крепким сердцем знакомится, втихомолку кровавой слезой отливается, да на сладкий позор к добрым людям не просится: твое ж
горе, девица, словно след на
песке, дождем вымоет, солнцем высушит, буйным ветром снесет, заметет!
За рекою, на жёлтых буграх
песка, вытянулся ряд тёмных изб, ослепительно
горели на солнце стёкла окон, за селом поднималось зелёное облако леса. По эту сторону, на берегу, около маленького челнока возился мужик.
По ночам, после спектакля, мы иногда бродили с Нелюбовым по саду. В тихой, освещенной огнями зелени повсюду уютно стояли белые столики, свечи
горели не колеблясь в стеклянных колпачках. Женщины и мужчины как-то по-праздничному, кокетливо и значительно улыбались и наклонялись друг к другу. Шуршал
песок под легкими женскими ножками…
Ночь продолжала тихо ползти над Леной. Взошла луна, красная, как кровь, и опять закатилась за вершину близкой
горы. Северная Медведица спустилась низко, все растягиваясь и вырастая… Потом мутное облако поглотило редкие звезды, а наша лодка все плыла… Я как-то не заметил, как мы еще раз перерезали реку, и спохватился только, когда лодка зашуршала килем по
песку.
В мягком
песке своем хоронила его пустыня и свистом ветра своего плакала и смеялась над ним; тяжкие громады
гор ложились на его грудь и в вековом молчании хранили тайну великого возмездия — и само солнце, дающее жизнь всему, с беспечным смехом выжигало его мозг и ласково согревало мух в провалах несчастных глаз его.
В самом деле место тут каменистое. Белоснежным кварцевым
песком и разноцветными гальками усыпаны отлогие берега речек, а на полях и по болотам там и сям торчат из земли огромные валуны гранита. То осколки Скандинавских
гор, на плававших льдинах занесенные сюда в давние времена образования земной коры. За Волгой иное толкуют про эти каменные громады: последние-де русские богатыри, побив силу татарскую, похвалялись здесь бой держать с силой небесною и за гордыню оборочены в камни.
О, Египет, Египет, Египет!
Горе,
горе тебе! От одной горной цепи до другой горной цепи разносишь ты плач и стоны детей и жен твоих! Как смрадный змей, пресмыкаешься ты между двух пустынь!
Горе тебе, народ грешный, народ, отягченный беззаконием, племя злодеев, дитя погибели! Вот,
пески пустыни засыпят вас! Куда вас еще бить, когда вся голова ваша в язвах и сердце исчахло! От подошвы до темени нет в вас здорового места! Земля ваша пуста, поля ваши на глазах ваших поедают чужие!
Доказательства бытия Божия вообще уже самым появлением своим свидетельствуют о наступлении кризиса в религиозном сознании, когда по тем либо иным причинам иссякают или затягиваются
песком источники религиозного вдохновения, непосредственно сознающего себя и откровением, но та вера, которая призывается сказать
горе: «двинься в море» [«Иисус же сказал им в ответ:…если будете иметь веру и не усомнитесь… то… если и
горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф. 21:21).], не имеет, кажется, ровно никакого отношения к доказательствам.
Коляска поднимается все выше и выше в
гору несколькими отлогими подъемами и въезжает в какой-то волшебный сплошной громадный сад, среди которого широкие аллеи вымощены отличным шоссе, покрытым
песком.
Шумит, бежит пароход… Вот на желтых, сыпучих
песках обширные слободы сливаются в одно непрерывное селенье… Дома все большие двухэтажные, за ними дымятся заводы, а дальше в густом желто-сером тумане виднеются огромные кирпичные здания, над ними высятся церкви, часовни, минареты, китайские башенки… Реки больше не видать впереди — сплошь заставлена она несчетными рядами разновидных судов… Направо по
горам и по скатам раскинулись сады и здания большого старинного города.
Откуда их столько появилось? Было непонятно. По пляжу и по
горам гуляли дамы в белых платьях и господа в панамах, на теннисных площадках летали мячи, на
песке у моря жарились под солнцем белые тела, тела плескались в голубых волнах.
На широкий великокняжеский двор вела по Кремлю извилистая дорога, убранная по сторонам воткнутыми елками и березками и усыпанная белым
песком с Воробьевых
гор.
— Да уж они и нуканья не слушают, сударь. Мы проехали от Мариенбурга (тут кучер начал считать что-то по пальцам), да! именно, на этом мостике ровно четыре мили, что мы проехали. До Менцена еще добрая и предобрая миля; будут опять
пески,
горы, косогоры и бог знает что. Вздохните хоть здесь, на мосту, бедные лошадки, если уж к вам так безжалостливы. И пушке в сражении дают отдых, а вы все-таки создание Божье!
Лошади шли медленно по глубокому
песку в
гору.