Неточные совпадения
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по снегу на крышах ползли тени дыма, сверкали в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся
обоз, темные маленькие лошади качали
головами, шли толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное глазам.
На одной из улиц с ним поравнялся
обоз ломовых, везущих какое-то железо и так страшно гремящих по неровной мостовой своим железом, что ему стало больно ушам и
голове. Он прибавил шагу, чтобы обогнать
обоз, когда вдруг из-зa грохота железа услыхал свое имя. Он остановился и увидал немного впереди себя военного с остроконечными слепленными усами и с сияющим глянцовитым лицом, который, сидя на пролетке лихача, приветственно махал ему рукой, открывая улыбкой необыкновенно белые зубы.
Было жарко, душил густой тяжелый запах, напоминая, как умирал Цыганок и по полу растекались ручьи крови; в
голове или сердце росла какая-то опухоль; всё, что я видел в этом доме, тянулось сквозь меня, как зимний
обоз по улице, и давило, уничтожало…
Тит Горбатый выехал на смоленой новой телеге в
голове всего
обоза.
По воскресеньям молодежь ходила на кулачные бои к лесным дворам за Петропавловским кладбищем, куда собирались драться против рабочих ассенизационного
обоза и мужиков из окрестных деревень.
Обоз ставил против города знаменитого бойца — мордвина, великана, с маленькой
головой и больными глазами, всегда в слезах. Вытирая слезы грязным рукавом короткого кафтана, он стоял впереди своих, широко расставя ноги, и добродушно вызывал...
Глаза опять нечаянно открылись, и Егорушка увидел новую опасность: за возом шли три громадных великана с длинными пиками. Молния блеснула на остриях их пик и очень явственно осветила их фигуры. То были люди громадных размеров, с закрытыми лицами, поникшими
головами и с тяжелою поступью. Они казались печальными и унылыми, погруженными в раздумье. Быть может, шли они за
обозом не для того, чтобы причинить вред, но все-таки в их близости было что-то ужасное.
Но дед не слышал. Далее шел Емельян. Этот был покрыт большой рогожей с
головы до ног и имел теперь форму треугольника. Вася, ничем не покрытый, шагал так же деревянно, как всегда, высоко поднимая ноги и не сгибая колен. При блеске молнии казалось, что
обоз не двигался и подводчики застыли, что у Васи онемела поднятая нога…
Раз — это было уже перед вечером — он поднял
голову, чтобы попросить пить.
Обоз стоял на большом мосту, тянувшемся через широкую реку. Внизу над рекой темнел дым, а сквозь него виден был пароход, тащивший на буксире баржу. Впереди за рекой пестрела громадная гора, усеянная домами и церквами; у подножия горы около товарных вагонов бегал локомотив…
Но вот наконец от хутора отделился верховой. Сильно накренившись набок и помахивая выше
головы нагайкой, точно джигитуя и желая удивить всех своей смелой ездой, он с быстротою птицы полетел к
обозу.
За ним сверху, с Лубянки, мчались одиночки, пары, тащились ваньки — зимники на облезлых клячах, тоже ухитрявшиеся торопиться под горку. Обратно, из Охотного, встречные им, едут в гору обыкновенно тихо. Прополз сверху
обоз, груженный мороженой рыбой. На паре битюгов везли громадную белугу, причем
голова ее и туловище лежали на длинных дровнях, а хвост покоился на других, привязанных к задку первых.
Обоз застрял на повороте и задержал огромную древнюю карету с иконой Иверской Божией Матери. На козлах сидели кучер и дьячок,
головы которых были повязаны у одного женским платком, а у другого башлыком, потому что в шапке считалось икону грех везти.
Все уже знали наизусть, что он служил в корпусном
обозе, под Ляояном контужен в
голову, а при Мукденском отступлении ранен в ногу.
Солнце уже и за полдни перешло, а
обоз только половину дороги прошел. Пыль, жара, солнце так и печет, а укрыться негде.
Голая степь, ни деревца, ни кустика по дороге.
По улице взад и вперед тянутся нескончаемые
обозы, по сторонам их мчатся кареты, коляски, дрожки, толпится и теснится народ; все шумят, гамят, суетятся, мечутся во все стороны, всюду сумятица и толкотня; у непривычного человека как раз
голова кругом пойдет на такой сутолоке.
Но те мчались, опрокидывая повозки. Над крутившимися
обозами пронесся отчаянный крик и вдруг оборвался: дышло зарядного ящика на всем скаку ударило в
голову солдата, поддерживавшего на косогоре свою повозку, он с расколотым черепом повалился под колеса. Парк промчался дальше.
Заканчивается она
обозом, около которого задумчиво, понурив свою длинноухую
голову, шагает в высшей степени симпатичная рожа — осел Магар, вывезенный одним батарейным командиром из Турции.
Я пробрался сквозь поток
обозов. На откосе дороги лежал солдат с мутными глазами и бледным, скорбным лицом. Возле него стоял другой солдат с повязкою на
голове.
Было жарко,
голова кружилась от усталости.
Обозы въехали в большую китайскую деревню. Китайцы стояли у фанз, щурясь от солнца и пыли, и смотрели на отступавших с бесстрастными, ничего не выражавшими лицами.
Однажды утром я услышал в отдалении странные китайские крики, какой-то рыдающий вой… Я вышел. На втором, боковом дворе, где помещался полковой
обоз, толпился народ, — солдаты и китайцы; стоял ряд пустых арб, запряженных низкорослыми китайскими лошадьми и мулами. Около пустой ямы, выложенной циновками, качаясь на больных ногах, рыдал рябой старик-хозяин. Он выл, странно поднимал руки к небу, хватался за
голову и наклонялся и заглядывал в яму.
На берегу реки, под откосом, лежал, понурив
голову, отставший от гурта вол. У главного врача разгорелись глаза. Он остановил
обоз, спустился к реке, велел прирезать быка и взять с собой его мясо. Новый барыш ему рублей в сотню. Солдаты ворчали и говорили...
И опять полился поток суровых обличений. И вдруг я опять почувствовал, как кругом жарко, душно и тоскливо… Солнце жгло без пощады и отдыха; нечем было дышать, воздух был горячий и влажный, как в бане; ласточки низко носились над степью, задевая крыльями желтую траву. Никитин уже исчез из виду. Вдали, на дороге, длинною полосою золотилась пыль, в пыли двигался
обоз с углем. Волы ступали, устало помахивая светло-серыми
головами, хохлы-погонщики, понурившись, шли рядом. Все изнемогало от жары…
А тут лунный месяц из-за гребешков альпийских выплыл, снежинки перепархивают, будто белые мотыльки в синьке кипят. Одним словом, красота. Ветер на буйных крылах за гору перемахнул, над хребтом грохочет, в ущелье не достигает. Солдат, значит, не подморозит. Перекрестил Суворов адъютантову
голову — "Ступай спать, Христос с тобой!"И пошел к себе в киргизский шатер, что всегда за им в
обозе возили.
Сквозь пыль едва видны были на дороге тени
Обоза; хохлы стояли на фурах и, согнувшись, поспешно надевали развевавшиеся по ветру свиты; волы склонили свои красивые рогатые
головы навстречу вихрю.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но
обозы так растянулись, что последние
обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а
голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
С крутой горы Кукушкину надо было спуститься на мост. По ту сторону реки, за рядом дымовых труб города, выпускавших густые, белые и прямые столбы дыма, виднелось далекое белое поле, сверкавшее на солнце. Несмотря на даль, видна была дорога и на ней длинный, неподвижный
обоз. Направо синеватой дымкой поднимался лес. При виде чистого снежного поля бурный и горький протест с новой силой прилил к беспокойной
голове Кукушкина. «А ты тут сиди!» — со злобой, не то с отчаянием подумал он.