Неточные совпадения
Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до
головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших
медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей
головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
Тем временем Разумихин пересел к нему на диван, неуклюже, как
медведь, обхватил левою рукой его
голову, несмотря на то, что он и сам бы мог приподняться, а правою поднес к его рту ложку супу, несколько раз предварительно подув на нее, чтоб он не обжегся.
В «
Медведе» кричали ура, чокались, звенело стекло бокалов, хлопали пробки, извлекаемые из бутылок, и было похоже, что люди собрались на вокзале провожать кого-то. Самгин вслушался в торопливый шум, быстро снял очки и, протирая стекла, склонил
голову над столом.
Заходила ли речь о мертвецах, поднимающихся в полночь из могил, или о жертвах, томящихся в неволе у чудовища, или о
медведе с деревянной ногой, который идет по селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную ногу, — волосы ребенка трещали на
голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались, как струны.
— Экой…
медведь! — пробормотал ему вслед главный конторщик, покачал
головой и снова принялся за счеты.
В убитого мною
медведя попали все 3 пули: одна в бок, другая в грудь и третья в
голову.
Животное это по размерам своим значительно уступает обыкновенному бурому
медведю. Максимальная его длина 1,8 м, а высота в плечах 0,7 м при наибольшем весе 160 кг. Окраска его шерсти — черная, блестящая, на груди находится белое пятно, которое захватывает нижнюю часть шеи. Иногда встречаются (правда, очень редко) такие
медведи, у которых брюхо и даже лапы белые.
Голова зверя конусообразная, с маленькими глазками и большими ушами. Вокруг нее растут длинные волосы, имеющие вид пышного воротника.
Медведь перевернулся через
голову и покатился по склону вправо.
Когда
медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что
медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал еще шум. Инстинктивно я обернулся и замер на месте. Из кустов показалась
голова другого
медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько, стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
Бурый
медведь и родственный ему камчатский
медведь отъедают у рыб
головы, а мясо бросают. Белогрудые же
медведи, наоборот, едят мясо, а
головы оставляют.
В самом деле, на снегу валялось много рыбьих
голов. Видно было, что
медведи приходили сюда уже после того, как выпал снег.
—
Медведь кушай рыбу, — отвечал он, —
голова бросай, моя подбирай.
— Скажи, пожалуйста, — с такими словами она приступила к нему, — ты не свихнул еще с последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хоть капля мозгу, когда толкнул ты меня в темную комору? счастье, что не ударилась
головою об железный крюк. Разве я не кричала тебе, что это я? Схватил, проклятый
медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтоб тебя на том свете толкали черти!..
— Съест нас всех Стабровский, — говорил он, качая
головой. — Мы тут мышей ловим, а он прямо на
медведя пошел.
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето
гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки,
медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Первая мысль, мелькнувшая у меня в
голове, была —
медведь.
Телега сейчас же была готова. Павел, сам правя, полетел на ней в поле, так что к нему едва успели вскочить Кирьян и Сафоныч. Подъехали к месту поражения. Около куста распростерта была растерзанная корова, а невдалеке от нее, в луже крови, лежал и
медведь: он очень скромно повернул
голову набок и как бы не околел, а заснул только.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они
медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и
голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там за каким-то дельцем маленьким…
Вдруг из всей этой толпы выскочила, — с всклоченными волосами, с дикими глазами и с метлою в руке, — скотница и начала рукояткой метлы бить
медведя по
голове и по животу.
Прибавьте к этому макартовскую
голую красавицу на стене, великолепную шкуру белого
медведя на полу и несколько безделушек на письменном столе — вот и все.
Князь встал и увидел не замеченного им прежде опричника, лет семнадцати, с окровавленною саблей в руке.
Медведь с разрубленною
головою лежал на спине и, махая лапами, издыхал у ног его.
Разговоры становились громче, хохот раздавался чаще,
головы кружились. Серебряный, всматриваясь в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от
медведя. Князь спросил об нем у соседей, но никто из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив
голову на руки, сидел в задумчивости и не участвовал в общем веселье. Князь хотел было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
— Есть еще адамова
голова, коло болот растет, разрешает роды и подарки приносит. Есть голубец болотный; коли хочешь идти на
медведя, выпей взвару голубца, и никакой
медведь тебя не тронет. Есть ревенка-трава; когда станешь из земли выдергивать, она стонет и ревет, словно человек, а наденешь на себя, никогда в воде не утонешь.
Один приходился ей близким человеком: это был ее брат, Матвей Дышло, родной правнук Лозинского-Шуляка, бывшего гайдамака, — человек огромного роста, в плечах сажень, руки, как грабли,
голова белокурая, курчавая, величиною с добрый котел, — настоящий
медведь из пущи.
И не успел еще Падди изловчиться, как уже сильный лозищанин встал во весь рост, как
медведь на охотника, поднял над
головой Падди обе руки, потом сгреб его за густые, хотя и не длинные волосы, нагнул и, зажав
голову коленями, несколько раз шлепнул очень громко по мягкому месту.
Из-под салфетки, покрывавшей стол и на которой был представлен довольно удачно город Ярославль, оканчивавшийся со всех сторон
медведем, высовывалась
голова легавой собаки; драпри скатерти придавали ей какой-то египетский вид: она неподвижно вперила два жиром заплывшие глаза на кандидата.
Когда он успел туда прыгнуть, я и не видал. А
медведя не было, только виднелась громадная яма в снегу, из которой шел легкий пар, и показалась спина и
голова Китаева. Разбросали снег, Китаев и лесник вытащили громадного зверя, в нем было, как сразу определил Китаев, и оказалось верно, — шестнадцать пудов. Обе пули попали в сердце. Меня поздравляли, целовали, дивились на меня мужики, а я все еще не верил, что именно я, один я, убил
медведя!
Наша семья жила очень дружно. Отец и дед были завзятые охотники и рыболовы, первые медвежатники на всю округу, в одиночку с рогатиной ходили на
медведя. Дед чуть не саженного роста, сухой, жилистый, носил всегда свою черкесскую косматую папаху и никогда никаких шуб, кроме лисьей, домоткацкого сукна чамарки и грубой свитки, которая была так широка, что ею можно было покрыть лошадь с ногами и
головой.
Он был необычайно высок, но вместе с тем так плотен и широк в плечах, что казался почти среднего роста; не только видом, но даже ухватками он походил на
медведя, и можно было подумать, что небольшая, обросшая рыжеватыми волосами
голова его ошибкою попала на туловище, в котором не было ничего человеческого.
На одном конце довольно пространного круга, составленного из баб, ребят, девок, мужиков и мещан всякого рода, лежал врастяжку бурый
медведь: подле него стоял вожак — кривой татарин с грязною ермолкою на бритой
голове.
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри,
медведи, рыси и страшные быки, с
головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за жизнь и свободу их не хуже, чем люди?
— Эге! — мотает дед
головой. — Нет ни Захара, ни Максима, да и Мотря побрела в лес за коровой… Корова куда-то ушла, — пожалуй,
медведи… задрали… Вот оно как, нет никого!
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и доктором, но по дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а доктор… Что тут началось!.. Петрушка вцепился в доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна,
Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой
головой Козлика — одним словом, вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали в обморок.
В один из таких удобных часов она уговорила меня посмотреть игрища и, завернув с
головой в шубу и отдав на руки здоровенной своей девке Матрене, отправилась со мной в столярную избу, где ожидала нас, переряженная в
медведей, индеек, журавлей, стариков и старух, вся девичья и вся молодая дворня.
— Нет, погоди, что я на базаре-то слыхал! Будто раскапывали это кладбище, что под горой, так что ж ты думаешь? — все покойники окарач стоят, на четвереньках, как
медведи. И какие барины, так те в мундирах, а какие мужики и мещане, так те совсем
голые, в чем мать родила, так
голой задницей в небо и уставились. Ей-Богу, правда, провалиться мне на этом месте. Смехота!
Медведь подошел к моему дивану, закрыл мое лицо своей пушистой грудью и начал лизать мою
голову своим острым языком.
Жалобно рыча, зверь подставил
голову под новый удар топора, тогда Алексей, широко раскорячив ноги, всадил топор в затылок
медведя, как в полено,
медведь ткнулся мордой в кровь свою, а топор так глубоко завяз в костях, что Алексей, упираясь ногою в мохнатую тушу, едва мог вырвать топор из черепа.
Совершенным
медведем показался он мне и тут: и
голова, и спина, и плечи — медвежьи, и ставил он ноги широко, не разгибая ступни — тоже по-медвежьему.
Идёт встречу мужчина, подобный
медведю, чумазый весь с ног до
головы; блестит на солнце жирной грязью своей одежды; спрашиваю я, не знает ли он слесаря Петра Ягих.
Ах, наконец ты вспомнил обо мне!
Не стыдно ли тебе так долго мучить
Меня пустым жестоким ожиданьем?
Чего мне в
голову не приходило?
Каким себя я страхом не пугала?
То думала, что конь тебя занес
В болото или пропасть, что
медведьТебя в лесу дремучем одолел,
Что болен ты, что разлюбил меня —
Но слава богу! жив ты, невредим,
И любишь всё попрежнему меня;
Неправда ли?
У него была сестра Аннушка, которая состояла в поднянях, и она рассказывала нам презанимательные вещи про смелость своего удалого брата и про его необыкновенную дружбу с
медведями, с которыми он зимою и летом спал вместе в их сарае, так что они окружали его со всех сторон и клали на него свои
головы, как на подушку.
Приземистая широкая фигура Спирьки, поставленная на кривые ноги, придавала ему вид настоящего
медведя. Взлохмаченная кудрявая
голова, загорелое, почти бронзовое лицо, широкий сплюснутый нос, узкие, как щели, глаза, какая-то шерстистая черная бородка — все в Спирьке обличало лесного человека, который по месяцам мог пропадать по лесным трущобам.
Все сделал,
голова, по-его; однако на шестую зорю пришел: кол мой перерублен, и вся земля кругом взрыта, словно
медведь с убойной возился.
Правда, воздух был зноен, и все общество, старики, старухи и дети, пошли гулять в тех же платьях, какие на них были, радуясь прохладе; правда, Наташа шла с открытой шеей и с
голыми руками, в самых тоненьких башмачках; правда, было немного смешно смотреть на румяного, полного, пышущего здоровьем Шатова, который, ведя под руку девушку, в своем толстом сюртуке и толстых калошах, потел и пыхтел, походил на какого-то
медведя, у которого вдобавок ко всему, торчали из ушей клочья хлопчатой бумаги…
В станционной комнате за столом сидел исправник, тот самый, о котором с таким презрением говорил Степан Осипович. Это был человек коренастый, приземистый, с очень густою растительностью на
голове, но лишь с небольшими усами и бородкой. Вся фигура его напоминала среднего роста
медведя, а манера держать
голову на короткой шее и взгляд маленьких, но очень живых глаз еще усиливали это сходство. На нем была старая форменная тужурка, подбитая мехом, а на ногах большие теплые валенки.
А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту на
медведя, в другом —
голую женщину. Тихон Павлович посмотрел на них и сел за круглый столик, стоявший перед широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела картина, изображавшая не то луга, не то море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая, звенели стаканы, хлопали пробки.
— Кому у нас стрелять? Был в Терентьеве один стрелок, да и тот перед заговеньем помер… Тоже вот эдак по весне сел на лабаз; медведь-то пришел, падалину только обнюхал, а его стряс с елки и почал ломать, всю шабалку [Шабалка —
голова.] своротил; тем и помер, никак залечить не могли.
Хизнул за Волгой шляпный промысел, но заволжанин рук оттого не распустил,
головы не повесил. Сапоги да валенки у него остались, стал калоши горожанам работать по немецкому образцу, дамские ботинки, полусапожки да котики, охотничьи сапоги до пояса, — хорошо в них на
медведя по сугробам ходить, — да мало ль чего еще не придумал досужий заволжанин.
Прибежал товарищ, собрался народ, смотрят мою рану, снегом примачивают. А я забыл про рану, спрашиваю: «Где
медведь, куда ушел?» Вдруг слышим: «Вот он! вот он!» Видим:
медведь бежит опять к нам. Схватились мы за ружья, да не поспел никто выстрелить, — уж он пробежал.
Медведь остервенел, — хотелось ему еще погрызть, да увидал, что народу много, испугался. По следу мы увидели, что из медвежьей
головы идет кровь; хотели идти догонять, но у меня разболелась
голова, и поехали в город к доктору.