Неточные совпадения
Она не отвечала. Пристально
глядя на него,
на его лицо, руки, она вспоминала со всеми подробностями
сцену вчерашнего примирения и его страстные ласки. «Эти, точно такие же ласки он расточал и будет и хочет расточать другим женщинам!» думала она.
И вдруг, взглянув
на сына, она отодвинулась от него, замолчала,
глядя в зеленую сеть деревьев. А через минуту, поправляя прядь волос, спустившуюся
на щеку, поднялась со скамьи и ушла, оставив сына измятым этой
сценой.
Самгин чувствовал себя человеком, который случайно попал за кулисы театра, в среду третьестепенных актеров, которые не заняты в драме, разыгрываемой
на сцене, и не понимают ее значения.
Глядя на свое отражение в зеркале,
на сухую фигурку, сероватое, угнетенное лицо, он вспомнил фразу из какого-то французского романа...
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту,
сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел
на Волгу,
на ее течение, слушал тишину и
глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их
на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
И Крицкая шла целоваться с Верой. Вера
глядела на эту
сцену молча, только подбородок дрожал у ней от улыбки.
Напрасно он, слыша раздирающий вопль
на сцене, быстро
глядел на нее — что она? Она смотрела
на это без томительного, поглотившего всю публику напряжения, без наивного сострадания.
Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы
на сцене, и чтобы все
глядели и хвалили.
Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со
сцены, ни идти вперед. Это я думал,
глядя на Полевого,
глядя на Пия IX и
на многих других!..
В связи с описанной
сценой мне вспоминается вечер, когда я сидел
на нашем крыльце,
глядел на небо и «думал без слов» обо всем происходящем… Мыслей словами, обобщений, ясных выводов не было… «Щось буде» развертывалось в душе вереницей образов… Разбитая «фигура»… мужики Коляновской, мужики Дешерта… его бессильное бешенство… спокойная уверенность отца. Все это в конце концов по странной логике образов слилось в одно сильное ощущение, до того определенное и ясное, что и до сих пор еще оно стоит в моей памяти.
Обычные
сцены:
на станциях ад —
Ругаются, спорят, толкутся.
«Ну, трогай!» Из окон ребята
глядят,
Попы у харчевни дерутся;
У кузницы бьется лошадка в станке,
Выходит весь сажей покрытый
Кузнец с раскаленной подковой в руке:
«Эй, парень, держи ей копыты...
Если б он догадался или успел взглянуть налево, когда сидел
на стуле, после того, как его оттолкнули, то увидел бы Аглаю, шагах в двадцати от него, остановившуюся
глядеть на скандальную
сцену и не слушавшую призывов матери и сестер, отошедших уже далее.
Она проговорила это, не отрываясь от работы и, казалось, в самом деле спокойно. Ганя был удивлен, но осторожно молчал и
глядел на мать, выжидая, чтоб она высказалась яснее. Домашние
сцены уж слишком дорого ему стоили. Нина Александровна заметила эту осторожность и с горькою улыбкой прибавила...
И вот, когда я
глядел на эту милую
сцену и подумал, что через полчаса этот самый постовой будет в участке бить ногами в лицо и в грудь человека, которого он до сих пор ни разу в жизни не видал и преступление которого для него совсем неизвестно, то — вы понимаете! мне стало невыразимо жутко и тоскливо.
Пришел постоянный гость, любовник Соньки Руль, который приходил почти ежедневно и целыми часами сидел около своей возлюбленной,
глядел на нее томными восточными глазами, вздыхал, млел и делал ей
сцены за то, что она живет в публичном доме, что грешит против субботы, что ест трефное мясо и что отбилась от семьи и великой еврейской церкви.
Но назавтра же Нелли проснулась грустная и угрюмая, нехотя отвечала мне. Сама же ничего со мной не заговаривала, точно сердилась
на меня. Я заметил только несколько взглядов ее, брошенных
на меня вскользь, как бы украдкой; в этих взглядах было много какой-то затаенной сердечной боли, но все-таки в них проглядывала нежность, которой не было, когда она прямо
глядела на меня. В этот-то день и происходила
сцена при приеме лекарства с доктором; я не знал, что подумать.
— Слава богу, хорошо теперь стало, — отвечал содержатель, потирая руки, — одних декораций, ваше превосходительство, сделано мною пять новых; стены тоже побелил, механику наверху поправил; а то было, того и
гляди что убьет кого-нибудь из артистов. Не могу, как другие антрепренеры, кое-как заниматься театром. Приехал сюда — так не то что
на сцене, в зале было хуже, чем в мусорной яме. В одну неделю просадил тысячи две серебром. Не знаю, поддержит ли публика, а теперь тяжело: дай бог концы с концами свести.
Одним утром, не зная, что с собой делать, он лежал в своем нумере, опершись грудью
на окно, и с каким-то тупым и бессмысленным любопытством
глядел на улицу,
на которой происходили обыкновенные
сцены: дворник противоположного дома, в ситцевой рубахе и в вязаной фуфайке, лениво мел мостовую; из квартиры с красными занавесками, в нижнем этаже, выскочила, с кофейником в руках, растрепанная девка и пробежала в ближайший трактир за водой; прошли потом похороны с факельщиками, с попами впереди и с каретами назади, в которых мелькали черные чепцы и белые плерезы.
Обезумевший Калинович бросился к ней и, схватив ее за руки, начал ощупывать, как бы желая убедиться, не привидение ли это, а потом между ними прошла та немая
сцена неожиданных и радостных свиданий, где избыток чувств не находит даже слов. Настенька, сама не зная, что делает, снимала с себя бурнус, шляпку и раскладывала все это по разным углам, а Калинович только
глядел на нее.
Михайлов остановился
на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему
сцена, которую он на-днях видел
на перевязочном пункте: офицер с маленькой царапиной
на руке пришел перевязываться, и доктора улыбались,
глядя на него и даже один — с бакенбардами — сказал ему, что он никак не умрет от этой раны, и что вилкой можно больней уколоться.
Глядя на людей, связанных любовью, не помнящих себя от восторга, он улыбался иронически и думал: «Погодите, опомнитесь; после первых радостей начнется ревность,
сцены примирения, слезы.
Марья Николаевна навела лорнетку
на сцену — и Санин принялся
глядеть туда же, сидя с нею рядом, в полутьме ложи, и вдыхая, невольно вдыхая теплоту и благовоние ее роскошного тела и столь же невольно переворачивая в голове своей все, что она ему сказала в течение вечера — особенно в течение последних минут.
Глаз Чехова, мерцающий и зоркий,
Глядит в восторге с высоты галерки
На сцену, где Далматов и Бурлак-Андреев,
Козельский, Писарев, и Глама, и Киреев,
Где Южин, юноша тогда, с студенческой скамьи
Уж крылья расправлял могучие свои,
И помню я ее в тяжелые годины,
Когда она была еще так молода,
Но в волосах снежились горькие седины,
Свидетели борьбы, и горя, и труда.
Князь с полным восторгом и умилением
глядел на всю эту
сцену: лицо же Елены, напротив, продолжало оставаться оттененным серьезной мыслию.
На всю эту
сцену переноски Прокофий
глядел молча, но когда Дормидоныч спросил Минодору, что где же ему можно будет приютиться, и когда та ответила ему: «В комнатке около кухни», Прокофий не выдержал и воскликнул: «Али здесь в доме!.. Будет, что про вас еще и клеушков [Клеушок — небольшой хлев.] осталось». Молодые лакеи при этом захохотали. Дормидоныча это оскорбило.
Иногда являлся
на сцену «Мельник» Аблесимова и «Сбитенщик» Княжнина, — и как добродушно, звонко смеялась она,
глядя, как молоденький мальчик представляет старика мельника и сбитенщика.
(Идет, как кошка, ему навстречу.) Иди, иди. Подойди сюда! (Поравнявшись с Мольером,
глядит на него, втыкает шпагу в пол, поворачивается и уходит со
сцены.)
Одноглазый
глядит на Мольера, вкладывает шпагу в ножны и уходит со
сцены.
Павел молчал; ему, видимо, неприятна была эта
сцена. Лизавета Васильевна
глядела на мужа с чувством сожаления, очень похожим
на презрение, но подала ему руку, которую тот звонко поцеловал.
Фатимка, притаившись в темном углу сеней,
глядела с каким-то страхом
на всю эту
сцену; но только что скрылась Варвара, она, как котенок, выпрыгнула из своей прятки, подбрела к дверям конторы, легла наземь и приложила глаза к скважине.
Зрителем этой
сцены была старуха, мать Григория; свесив с печи седую голову, как-то бессмысленно
глядела она
на все, происходившее перед ее глазами.
Вдруг… во всю жизнь мою не забуду я этой
сцены: умирающий открыл глаза, двинулся всем корпусом, сел и начал пристально
глядеть на мать. Выражение лица его было какое-то торжественно-спокойное.
Я приготовился к какой-нибудь неприятной
сцене. «Знаменитый Бурмакин» показался мне просто пьяным нахалом, вроде загулявшего бахвала-фабричного. Но, взглянув
на его лицо, я увидел, что теперь оно изменилось: черные глаза
глядели серьезно и как будто печально.
Перед самым концом репетиции
на сцену вдруг явился высокий, длинноносый, худой господин в котелке и с усами. Он пошатывался, задевал за кулисы, и глаза у него были совсем как две оловянные пуговицы. Все
глядели на него с омерзением, но замечания ему никто не сделал.
Попова (
глядя на фотографию). Ты увидишь, Nicolas, как я умею любить и прощать… Любовь моя угаснет вместе со мною, когда перестанет биться мое бедное сердце. (Смеется сквозь слезы.) И тебе не совестно? Я паинька, верная жена, заперла себя
на замок и буду верна тебе до могилы, а ты… и тебе не совестно, бутуз? Изменял мне, делал
сцены, по целым неделям оставлял меня одну…
Управитель
на всю эту
сцену глядел с насмешливою улыбкою.
Старик поглядел ей вслед и поник головою. Из разных окон
на эту
сцену уже
глядели любопытные головы. «Господи! чужие люди видели!» — чем-то колючим отозвалось в сознании Петра Петровича, и он вдруг как-то оселся, сконфузился и, стараясь ни
на кого не
глядеть, побрел в свою калитку.
Анатоль целые утра проводил перед зеркалом, громко разучивая свою роль по тетрадке, превосходно переписанной писцом губернаторской канцелярии, и даже совершенно позабыл про свои прокурорские дела и обязанности, а у злосчастного Шписса, кроме роли, оказались теперь еще сугубо особые поручения, которые ежечасно давали ему то monsieur Гржиб, то madame Гржиб, и черненький Шписс, сломя голову, летал по городу, заказывая для генеральши различные принадлежности к спектаклю, то устраивал оркестр и руководил капельмейстера, то толковал с подрядчиком и плотниками, ставившими в зале дворянского собрания временную
сцену (играть
на подмостках городского театра madame Гржиб нашла в высшей степени неприличным), то объяснял что-то декоратору, приказывал о чем-то костюмеру,
глядел парики у парикмахера, порхал от одного участвующего к другому, от одной «благородной любительницы» к другой, и всем и каждому старался угодить, сделать что-нибудь приятное, сказать что-нибудь любезное, дабы все потом говорили: «ах, какой милый этот Шписс! какой он прелестный!» Что касается, впрочем, до «мелкоты» вроде подрядчика, декоратора, парикмахера и тому подобной «дряни», то с ними Шписс не церемонился и «приказывал» самым начальственным тоном: он ведь знал себе цену.
— Здоровые, однако, мускулы! — бормотал Грохольский,
глядя на эту
сцену.
Всё это можно… шали, сделай милость, никто тебя не осудит, но
глядеть на это серьезно, делать
сцены… нет, как хочешь, я этого не понимаю!
— Стойте, чёрт вас возьми! Если эти козлы-тенора не перестанут рознить, то я уйду!
Глядеть в ноты, рыжая! Вы, рыжая, третья с правой стороны! Я с вами говорю! Если не умеете петь, то за каким чёртом вы лезете
на сцену со своим вороньим карканьем? Начинайте сначала!
Когда оркестр играл увертюру, она стояла
на сцене и
глядела на него в маленькое отверстие в занавесе.
Когда она пела, она
глядела на него со
сцены, когда же не пела, она стояла за кулисами и не отрывала глаз от его длинной фигуры.
Все в недоумении
глядели на эту
сцену. Перед конторой еще долго раздавались голоса и потом внизу по лестнице.
— Так нельзя, братец ты мой! Это не игра, не искусство! Это значит губить, резать искусство! Погляди ты
на Савину… Что это такое?! Таланта — ни боже мой, одна только напускная бойкость и игривость, которую нельзя допускать
на серьезную
сцену!
Глядишь на нее и просто, понимаешь ли ты, ужасаешься: где мы? куда идем? к чему стремимся? Пра-а-пало искусство!
Молодые люди, стоя
на коленях у ног могущественной государыни, с невыразимым восторгом
глядели друг
на друга, но несмотря
на это высокое для их сердец наслаждение взаимного созерцания, их взгляды то и дело с благодарностью и благоговением обращались
на взволнованное этой
сценой прекрасное лицо Екатерины.
Два парня, стоявшие у барьера недалеко от Воронецкого, засмеялись. Парис и Елена вскочили
на ноги. Парис бросился к Менелаю и стал убеждать его не кричать. А Менелай, задыхаясь, метался по
сцене, бессмысленными, страдающими глазами
глядел на уговаривавшего его Париса и продолжал кричать «караул!..» Такой игры Воронецкий никогда не видел в «Елене», и Менелай не был смешон…
Отставной поручик Андрей Андреевич Аракчеев отдыхал в деревне если не
на лаврах, то
на пуховиках, в хозяйство не вмешивался, любил
глядеть из окна
на те мало разнообразные
сцены, которые может представлять двор бедной помещичьей усадьбы. У него было три сына: Алексей, Петр и Андрей. Алексея, как первенца, любил он с особенною нежностью, пытался даже заняться его образованием, то есть выучить его грамоте, но этот труд показался ему обременительным, и он возложил его
на деревенского дьячка.