Неточные совпадения
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по
лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А
в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите
лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Создавать" — это значит представить себе, что находишься
в дремучем
лесу; это значит взять
в руку топор и, помахивая этим орудием творчества направо и налево, неуклонно идти куда глаза
глядят.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает,
глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее
в окно наступившее утро, с проснувшимся
лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что
в носу у него сидит гусар.
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль
глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И
лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу, постоял минуту,
глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом
леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
— То же, что ты, — отвечала она, продолжая
глядеть куда-то
в лес; только волнение груди показывало, что она сдерживает себя.
Между тем уж он переехал на дачу и дня три пускался все один по кочкам, через болото,
в лес или уходил
в деревню и праздно сидел у крестьянских ворот,
глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся
в пруде.
Едва Вера вышла, Райский ускользнул вслед за ней и тихо шел сзади. Она подошла к роще, постояла над обрывом,
глядя в темную бездну
леса, лежащую у ее ног, потом завернулась
в мантилью и села на свою скамью.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда
в лес или шел на реку,
в кусты,
в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро
глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет
в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему
в рот без зубов и
в глубокие впадины потухающих глаз.
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он,
глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы чувствовали, что он близко, что
в нем носится частица вашего существования, и что вы сами носите
в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах, и что не одними только своими глазами смотрите на эти горы и
лес, не одними своими ушами слушаете этот шум и пьете жадно воздух теплой и темной ночи, а вместе…
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по
лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко
глядит один окаменелый, покорный ужас.
«Все молчит: как привыкнешь к нему?» — подумала она и беспечно опять склонилась головой к его голове, рассеянно пробегая усталым взглядом по небу, по сверкавшим сквозь ветви звездам,
глядела на темную массу
леса, слушала шум листьев и задумалась, наблюдая, от нечего делать, как под рукой у нее бьется
в левом боку у Райского.
Она шла через цветник, по аллеям, к обрыву, стала спускаться с обрыва ровным, медленным и широким шагом, неся голову прямо, не поворачиваясь,
глядя куда-то вдаль. Она скрылась
в лес.
Она
в это время добежала до первых деревьев
леса, забежала за банан, остановилась и, как орангутанг,
глядела сквозь ветви на нас.
— Эх, одолжи отца, припомню! Без сердца вы все, вот что! Чего тебе день али два? Куда ты теперь,
в Венецию? Не развалится твоя Венеция
в два-то дня. Я Алешку послал бы, да ведь что Алешка
в этих делах? Я ведь единственно потому, что ты умный человек, разве я не вижу.
Лесом не торгуешь, а глаз имеешь. Тут только чтобы видеть: всерьез или нет человек говорит. Говорю,
гляди на бороду: трясется бороденка — значит всерьез.
В отдаленье темнеют
леса, сверкают пруды, желтеют деревни; жаворонки сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат на глыбочках; грачи на дороге останавливаются,
глядят на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув раза два, тяжко отлетают
в сторону; на горе, за оврагом, мужик пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Удивительно приятное занятие лежать на спине
в лесу и
глядеть вверх!
Взошла луна. Ясная ночь
глядела с неба на землю. Свет месяца пробирался
в глубину темного
леса и ложился по сухой траве длинными полосами. На земле, на небе и всюду кругом было спокойно, и ничто не предвещало непогоды. Сидя у огня, мы попивали горячий чай и подтрунивали над гольдом.
Любо
глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, на зеленые
леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те
леса, что стоят на холмах, не
леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею
в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и
в верхней половине и
в нижней половине прогуливается месяц.
— А! Мужик так мужик и есть! Как волка ни корми, — все
в лес глядит.
— Погоди, зять, устроимся, — утешал Яша покровительственным тоном. — Дай срок, утвердимся… Только бы одинова дыхнуть. А на баб ты не
гляди: известно, бабы. Они, брат, нашему брату
в том роде, как лошади железные путы… Знаю по себе, Проня… А
в лесу-то мы с тобой зажили бы припеваючи… Надоела, поди, фабрика-то?
Уж не заплутались ли они
в лесу, на ночь
глядя?
Идя
в чаще елок, на вершины которых Иван внимательнейшим образом
глядел, чтобы увидеть на них рябчика или тетерева, Вихров невольно помышлял о том, что вот там идет слава его произведения, там происходит война, смерть, кровь, сколько оскорбленных самолюбий, сколько горьких слез матерей, супруг, а он себе, хоть и грустный, но спокойный, гуляет
в лесу.
— Глядите-ко,
глядите:
в лесу-то пни все идут!.. — говорил он, показывая на мелькавшие
в самом деле
в лесу пни и отстоящие весьма недалеко один от другого. — Это нарочно они тут и понаделаны —
в лесу-то у них скит был, вот они и ходили туда по этим пням!..
Теперь мне, того
гляди, не поверят, что он сам собой убился, так как
в этом случае
в лесу я с ним один был, а земская полиция на меня уж давно сердита, — пожалуй, и
в острог меня посадят.
— Вот это самое и он толковал, да вычурно что-то. Много, ах, много нынче безместных-то шляется! То с тем, то с другим. Намеднись тоже Прокофий Иваныч — помещик здешний, Томилиным прозывается — с каменным углем напрашивался: будто бы у него
в имении не есть этому углю конца. Счастливчики вы, господа дворяне! Нет-нет да что-нибудь у вас и окажется! Совсем было капут вам — ан вдруг на
лес потребитель явился.
Леса извели — уголь явился. Того
гляди, золото окажется — ей-богу, так!
Ефим надел картуз и молча, ни на кого не
глядя, не торопясь, скрылся
в лесу. Рыбин кивнул головой вслед ему, глухо говоря...
Все, думаю, распознать прежде надо, нечем на что-нибудь решиться. Да на что ж и решаться-то? думаю. Из скитов бежать? Это все одно что
в острог прямо идти, по той причине, что я и бродяга был, и невесть с какими людьми спознался. Оставаться
в лесах тоже нельзя: так мне все там опостылело, что глядеть-то сердце измирает… Господи!
Сначала
в секретари управы, благо нынешний секретарь
в лес глядит, а там куплю на твое имя двести десятин болота, и
в члены попадешь.
Между тем наш поезд на всех парах несся к Кенигсбергу;
в глазах мелькали разноцветные поля, луга,
леса и деревни. Физиономия крестьянского двора тоже значительно видоизменилась против довержболовской. Изба с выбеленными стенами и черепичной крышей
глядела веселее, довольнее, нежели довержболовский почерневший сруб с всклокоченной соломенной крышей. Это было жилище,а не изба
в той форме,
в какой мы, русские, привыкли себе ее представлять.
Зашли
в лес — и долго там проплутали; потом очень плотно позавтракали
в деревенском трактире; потом лазали на горы, любовались видами, пускали сверху камни и хлопали
в ладоши,
глядя, как эти камни забавно и странно сигают, наподобие кроликов, пока проходивший внизу, невидимый для них, человек не выбранил их звонким и сильным голосом; потом лежали, раскинувшись, на коротком сухом мохе желто-фиолетового цвета; потом пили пиво
в другом трактире, потом бегали взапуски, прыгали на пари: кто дальше?
Родина ты моя, родина! Случалось и мне
в позднюю пору проезжать по твоим пустыням! Ровно ступал конь, отдыхая от слепней и дневного жару; теплый ветер разносил запах цветов и свежего сена, и так было мне сладко, и так было мне грустно, и так думалось о прошедшем, и так мечталось о будущем. Хорошо, хорошо ехать вечером по безлюдным местам, то
лесом, то нивами, бросить поводья и задуматься,
глядя на звезды!
Хоть бы эти бурмистры да управители наши: ты не
гляди, что он тебе
в глаза смотрит! одним-то глазом он на тебя, а другим —
в лес норовит!
— А ты погляди, как мало люди силу берегут, и свою и чужую, а? Как хозяин-то мотает тебя? А водочка чего стоит миру? Сосчитать невозможно, это выше всякого ученого ума… Изба сгорит — другую можно сбить, а вот когда хороший мужик пропадает зря — этого не поправишь! Ардальон, примерно, алибо Гриша —
гляди, как мужик вспыхнул! Глуповатый он, а душевный мужик. Гриша-то! Дымит, как сноп соломы. Бабы-то напали на него, подобно червям на убитого
в лесу.
Теперь,
глядя в заволжские дали, я уже знал, что там нет пустоты, а прежде, бывало, смотришь за Волгу, становится как-то особенно скучно: плоско лежат луга,
в темных заплатах кустарника, на конце лугов зубчатая черная стена
леса, над лугами — мутная, холодная синева.
Слушая, он смотрел через крышу пристани на спокойную гладь тихой реки; у того её берега, чётко отражаясь
в сонной воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились
в плотный синий
лес, и,
глядя на их отражения
в реке, казалось, что все деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются на край земли.
— Нет, — сказал отец, грустно качнув головой, — она далё-еко!
В глухих
лесах она, и даже — неизвестно где! Не знаю я. Я с ней всяко — и стращал и уговаривал: «Варя, говорю, что ты? Варвара, говорю, на цепь я тебя, деймона, посажу!» Стоит на коленках и
глядит. Нестерпимо она
глядела! Наскрозь души. Часом, бывало, толкнёшь её — уйди! А она —
в ноги мне! И — опять
глядит. Уж не говорит: пусти-де! — молчит…
— О нет, нет… Я буду
в лесу в это время, никуда из хаты не выйду… Но я буду сидеть и все думать, что вот я иду по улице, вхожу
в ваш дом, отворяю двери, вхожу
в вашу комнату… Вы сидите где-нибудь… ну хоть у стола… я подкрадываюсь к вам сзади тихонько… вы меня не слышите… я хватаю вас за плечо руками и начинаю давить… все крепче, крепче, крепче… а сама
гляжу на вас… вот так — смотрите…
— А что такое он сделал? Он был у тебя
в долгу, так диво ли, что вздумал расплатиться? Ведь и у разбойника бывает подчас совесть, боярин: а чтоб он был добрый человек — не верю! Нет, Юрий Дмитрич, как волка ни корми, а он все
в лес глядит.
Аксюша (
глядя в окно). Продала Раиса Павловна
лес?
Бубнов. Дуришь ты, Василий. Чего-то храбрости у тебя много завелось…
гляди, храбрость у места, когда
в лес по грибы идешь… а здесь она — ни к чему… Они тебе живо голову свернут…
— Сошки-то? Известно, на чтò сошки, батюшка, ваше сиятельство. Хоть маломальски подпереть хотелось, сами изволите видеть; вот анадысь угол завалился, еще помиловал Бог, что скотины
в ту пору не было. Всё-то еле-еле висит, говорил Чурис, презрительно осматривая свои раскрытые, кривые и обрушенные сараи. — Теперь и стропила, и откосы, и перемёты только тронь,
глядишь, дерева дельного не выйдет. А
лесу где нынче возьмешь? сами изволите знать.
— Много довольны вашей милостью, — недоверчиво и не
глядя на барина отвечал Чурисенок. — Мне хоть бы бревна четыре, да сошек пожаловали, так я, может, сам управлюсь; а который негодный
лес выберется, так
в избу на подпорки пойдет.
Вот ты
глядишь на меня с иронией, и все, что я говорю, тебе кажется несерьезным, и… и, быть может, это
в самом деле чудачество, но когда я прохожу мимо крестьянских
лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой
лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и
в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то
в этом немножко буду виноват и я.
Росту большого, глаза черные, и душа у него темная из глаз
глядела, потому что всю жизнь этот человек
в лесу один жил: медведь ему, люди говорили, все равно, что брат, а волк — племянник.
Девушка протянула Илье руку, и широкий рукав её белой кофточки поднялся почти до плеча. Илья пожал горячую ручку почтительно, бережливо,
глядя на подругу Павла с той радостью, с какой
в густом
лесу, средь бурелома и болотных кочек, встречаешь стройную берёзку. И, когда она посторонилась, чтобы пропустить его
в дверь, он тоже отступил
в сторону и уважительно сказал...
Пошевелился Дружок. Я оглянулся. Он поднял голову, насторожил ухо,
глядит в туннель орешника, с лаем исчезает
в кустах и ныряет сквозь загородку
в стремнину оврага. Я спешу за ним, иду по густой траве, спотыкаюсь
в ямку (
в прошлом году осенью свиньи разрыли полянки
в лесу) и чувствую жестокую боль
в ступне правой ноги.
Мне хотелось еще раз испытать то невыразимое чувство, когда, гуляя
в тропическом
лесу или
глядя на закат солнца
в Бенгальском заливе, замираешь от восторга и
в то же время грустишь по родине.
— Я ведь понимаю, — уже мягче говорил Маякин, видя Фому задумавшимся, — хочешь ты счастья себе… Ну, оно скоро не дается… Его, как гриб
в лесу, поискать надо, надо над ним спину поломать… да и найдя, —
гляди — не поганка ли?
Вот уже я
в лесу — бегу куда глаза
глядят, перепрыгиваю через кусты, колоды, валежник…