Неточные совпадения
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она,
глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при
Дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
Иногда,
глядя с крыльца
на двор и
на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост,
на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Загнали во
двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни
на кого не
глядя, скрылся в глубине
двора, за углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял в тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
По
двору один за другим, толкаясь, перегоняя друг друга, бежали в сарай Калитин, Панфилов и еще трое; у калитки ворот стоял дворник Николай с железным ломом в руках,
глядя в щель
на улицу, а среди
двора — Анфимьевна крестилась в пестрое небо.
На дворе Макаров сразу посветлел, оживился и,
глядя в прозрачное, холодноватое небо, тихо сказал...
— Да вот долго нейдут что-то, не видать, — сказала она монотонно,
глядя на забор, отделявший улицу от
двора. — Я знаю и шаги их; по деревянной мостовой слышно, как кто идет. Здесь мало ходят…
И сам домик обветшал немного,
глядел небрежно, нечисто, как небритый и немытый человек. Краска слезла, дождевые трубы местами изломались: оттого
на дворе стояли лужи грязи, через которые, как прежде, брошена была узенькая доска. Когда кто войдет в калитку, старая арапка не скачет бодро
на цепи, а хрипло и лениво лает, не вылезая из конуры.
Он выбегал
на крыльцо, ходил по
двору в одном сюртуке,
глядел на окна Веры и опять уходил в комнату, ожидая ее возвращения. Но в темноте видеть дальше десяти шагов ничего было нельзя, и он избрал для наблюдения беседку из акаций, бесясь, что нельзя укрыться и в ней, потому что листья облетели.
Распорядившись утром по хозяйству, бабушка, после кофе, стоя сводила у бюро счеты, потом садилась у окон и
глядела в поле, следила за работами, смотрела, что делалось
на дворе, и посылала Якова или Василису, если
на дворе делалось что-нибудь не так, как ей хотелось.
Спустя полчаса она медленно встала, положив книгу в стол, подошла к окну и оперлась
на локти,
глядя на небо,
на новый, светившийся огнями через все окна дом, прислушиваясь к шагам ходивших по
двору людей, потом выпрямилась и вздрогнула от холода.
Все люди
на дворе, опешив за работой, с разинутыми ртами
глядели на Райского. Он сам почти испугался и смотрел
на пустое место: перед ним
на земле были только одни рассыпанные зерна.
Обращаясь от
двора к дому, Райский в сотый раз усмотрел там, в маленькой горенке, рядом с бабушкиным кабинетом, неизменную картину: молчаливая, вечно шепчущая про себя Василиса, со впалыми глазами, сидела у окна, век свой
на одном месте,
на одном стуле, с высокой спинкой и кожаным, глубоко продавленным сиденьем,
глядя на дрова да
на копавшихся в куче сора кур.
Проходя по
двору и
глядя из окон, Нехлюдов удивлялся
на то, как ужасно много всего этого было, и как всё это было несомненно бесполезно.
Я прямо к старосте, будто сосед; вхожу
на двор,
гляжу: Матрена сидит
на крылечке и рукой подперлась.
В Бунькове, пока меняли лошадей, мы взошли
на постоялый
двор. Старушка хозяйка пришла спросить, не надо ли чего подать, и, добродушно
глядя на нас, сказала...
И развязка не заставила себя ждать. В темную ночь, когда
на дворе бушевала вьюга, а в девичьей все улеглось по местам, Матренка в одной рубашке, босиком, вышла
на крыльцо и села. Снег хлестал ей в лицо, стужа пронизывала все тело. Но она не шевелилась и бесстрашно
глядела в глаза развязке, которую сама придумала. Смерть приходила не вдруг, и процесс ее не был мучителен. Скорее это был сон, который до тех пор убаюкивал виноватую, пока сердце ее не застыло.
Если разговор касался важных и благочестивых предметов, то Иван Иванович вздыхал после каждого слова, кивая слегка головою; ежели до хозяйственных, то высовывал голову из своей брички и делал такие мины,
глядя на которые, кажется, можно было прочитать, как нужно делать грушевый квас, как велики те дыни, о которых он говорил, и как жирны те гуси, которые бегают у него по
двору.
Вечера стояли теплые, и когда после чаю я вышел
на двор, то отовсюду
на меня
глядели освещенные и раскрытые настежь окна.
Тогда я подумал, что
глядеть не надо: таинственное явление совершится проще, — крылья будут лежать
на том месте, где я молился. Поэтому я решил ходить по
двору и опять прочитать десять «Отче наш» и десять «Богородиц». Так как главное было сделано, то молитвы я теперь опять читал механически, отсчитывая одну за другой и загибая пальцы. При этом я сбился в счете и прибавил
на всякий случай еще по две молитвы… Но крыльев
на условленном месте не было…
Некоторые из старших были даже почтительно влюблены, и из ученической квартиры, заглядывавшей вторым этажом из-за ограды в гимназический
двор, порой
глядели на лабораторию в бинокли.
Жена призвала докторов.
На нашем
дворе стали появляться то доктор — гомеопат Червинский с своей змеей, то необыкновенно толстый Войцеховский… Старый «коморник»
глядел очень сомнительно
на все эти хлопоты и уверенно твердил, что скоро умрет.
Ничего особенного я не вижу
на дворе, но от этих толчков локтем и от кратких слов всё видимое кажется особо значительным, всё крепко запоминается. Вот по
двору бежит кошка, остановилась перед светлой лужей и,
глядя на свое отражение, подняла мягкую лапу, точно ударить хочет его, — Хорошее Дело говорит тихонько...
Меня и не тянула улица, если
на ней было тихо, но когда я слышал веселый ребячий гам, то убегал со
двора, не
глядя на дедов запрет. Синяки и ссадины не обижали, но неизменно возмущала жестокость уличных забав, — жестокость, слишком знакомая мне, доводившая до бешенства. Я не мог терпеть, когда ребята стравливали собак или петухов, истязали кошек, гоняли еврейских коз, издевались над пьяными нищими и блаженным Игошей Смерть в Кармане.
Было приятно слушать добрые слова,
глядя, как играет в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем
на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь
двор точно стеклянной пылью досыпан,
на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
Подходя к почтовому
двору, нашел я еще собрание поселян, окружающих человека в разодранном сюртуке, несколько, казалося, пьяного, кривляющегося
на предстоящих, которые,
глядя на него, хохотали до слез.
На этот раз не только не отворили у Рогожина, но не отворилась даже и дверь в квартиру старушки. Князь сошел к дворнику и насилу отыскал его
на дворе; дворник был чем-то занят и едва отвечал, едва даже
глядел, но все-таки объявил положительно, что Парфен Семенович «вышел с самого раннего утра, уехал в Павловск и домой сегодня не будет».
На дворе вечерело. Няня отправилась ставить самовар. Лиза стояла у окна. Заложив назад свои ручки, она
глядела на покрывавшееся вечерним румянцем небо и о чем-то думала; а кругом тишь ненарушимая.
Я уже не бегал по
двору, не катал яиц, не качался
на качелях с сестрицей, не играл с Суркой, а ходил и чаще стоял
на одном месте, будто невеселый и беспокойный, ходил,
глядел и молчал против моего обыкновения.
«Да, нелегко мне выцарапаться из моей грязи!» — повторял он мысленно, ходя по красному
двору и
глядя на поля и луга, по которым он когда-то так весело бегал и которые теперь ему были почти противны!
Я стал
на тротуаре против ворот и
глядел в калитку. Только что я вышел, баба бросилась наверх, а дворник, сделав свое дело, тоже куда-то скрылся. Через минуту женщина, помогавшая снести Елену, сошла с крыльца, спеша к себе вниз. Увидев меня, она остановилась и с любопытством
на меня поглядела. Ее доброе и смирное лицо ободрило меня. Я снова ступил
на двор и прямо подошел к ней.
Жена содержателя
двора, почтенная и деятельнейшая женщина, была в избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто
на жнитво, кто
на сенокос. Изба была чистая, светлая, и все в ней
глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
Крыт был дом соломой под щетку и издали казался громадным ощетинившимся наметом; некрашеные стены от времени и непогод сильно почернели; маленькие, с незапамятных времен не мытые оконца подслеповато
глядели на площадь и, вследствие осевшей
на них грязи, отливали снаружи всевозможными цветами; тесовые почерневшие ворота вели в громадный темный
двор, в котором непривычный глаз с трудом мог что-нибудь различать, кроме бесчисленных полос света, которые врывались сквозь дыры соломенного навеса и яркими пятнами пестрили навоз и улитый скотскою мочою деревянный помост.
Они стояли
на полковом
дворе, сбившись в кучу, под дождем, точно стадо испуганных и покорных животных,
глядели недоверчиво, исподлобья.
Дела мои шли ладно.
На дворе, в бане, устроил я моленную, в которой мы по ночам и сходились; анбары навалил иконами, книжками, лестовками, всяким добром. Постояльцев во всякое время было множество, но выгоднее всех были такие, которых выгоняли в город для увещаний. Позовут их, бывало, в присутствие, стоят они там, стоят с утра раннего, а потом,
глядишь, и выйдет сам секретарь.
— Полноте-ка! посмотрите,
на дворе мгла какая! Пойдете в своем разлетайчике, простудитесь еще. Сидите-ка лучше дома —
на что еще
глядеть собрались?
Между тем наш поезд
на всех парах несся к Кенигсбергу; в глазах мелькали разноцветные поля, луга, леса и деревни. Физиономия крестьянского
двора тоже значительно видоизменилась против довержболовской. Изба с выбеленными стенами и черепичной крышей
глядела веселее, довольнее, нежели довержболовский почерневший сруб с всклокоченной соломенной крышей. Это было жилище,а не изба в той форме, в какой мы, русские, привыкли себе ее представлять.
Ж-кий, не
глядя ни
на кого, с бледным лицом и с дрожавшими бледными губами, прошел между собравшихся
на дворе каторжных, уже узнавших, что наказывают дворянина, вошел в казарму, прямо к своему месту, и, ни слова не говоря, стал
на колени и начал молиться богу».
И если
на дворе дрались петухи или голуби, она, бросив работу, наблюдала за дракою до конца ее,
глядя в окно, глухая, немая. По вечерам она говорила мне и Саше...
Тут и я испугался до онемения: мне показалось, что у окна во
двор, спиной ко мне, стоит кухарка, наклонив голову, упираясь лбом в стекло, как стояла она живая,
глядя на петушиный бой.
Ситанов и Жихарев вышли
на двор, я пошел с ними. Там,
глядя на звезды, Ситанов сказал...
— То есть как тебе сказать украдены? Я не знаю, украдены они или нет, а только я их принес домой и все как надо высыпал
на дворе в тележку, чтобы схоронить, а теперь утром
глянул: их опять нет, и всего вот этот один хвостик остался.
Народ, провожавший протопопа, постоял-постоял и начал расходиться. Наступила ночь: все ворота и калитки заперлись
на засовы, и месяц,
глядя с высокого неба, назирал
на осиротелом протопоповском
дворе одну осиротелую же Наталью Николаевну.
Татарин согнул спину, открыл ею дверь и исчез, а Кожемякин встал, отошёл подальше от окна во
двор и,
глядя в пол, замер
на месте, стараясь ни о чём не думать, боясь задеть в груди то неприятное, что всё росло и росло, наполняя предчувствием беды.
Пришли домой,
на дворе бабы начали о чём-то спорить, молодая испуганно
глядела на них голубыми глазами и жалобно говорила...
У постоялки только что начался урок, но дети выбежали
на двор и закружились в пыли вместе со стружками и опавшим листом; маленькая, белая как пушинка, Люба, придерживая платье сжатыми коленями, хлопала в ладоши,
глядя, как бесятся Боря и толстый Хряпов: схватившись за руки, они во всю силу топали ногами о землю и, красные с натуги, орали в лицо друг другу...
Матвей выбежал в сени, — в углу стоял татарин, закрыв лицо руками, и бормотал. По
двору металась Наталья, из её бестолковых криков Матвей узнал, что лекарь спит, пьяный, и его не могут разбудить, никольский поп уехал
на мельницу, сомов ловить, а варваринский болен — пчёлы его искусали так, что глаза не
глядят.
Я
гляжу на нее, точно она ночью, в метель, в тридцать градусов мороза, с постоялого
двора съезжает.
— Перед восходом солнца бывает весело
на сердце у человека как-то бессознательно, а дедушке, сверх того, весело было
глядеть на свой господский
двор, всеми нужными по хозяйству строениями тогда уже достаточно снабженный.
«Готов чай, Ванюша?» крикнул он весело, не
глядя на дверь клети; он с удовольствием чувствовал, как, поджимая зад, попрашивая поводья и содрогаясь каждым мускулом, красивый конь, готовый со всех ног перескочить через забор, отбивал шаг по засохшей глине
двора.
Оленин, выйдя за ним
на крыльцо, молча
глядел в темное звездное небо по тому направлению, где блеснули выстрелы. В доме у хозяев были огни, слышались голоса.
На дворе девки толпились у крыльца и окон, и перебегали из избушки в сени. Несколько казаков выскочили из сеней и не выдержали, загикали, вторя окончанию песни и выстрелам дяди Ерошки.