Неточные совпадения
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в том дело — и он опять обратился к
генералу, с которым говорил серьезно, — не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и
согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
— Понять — трудно, —
согласился Фроленков. — Чего надобно немцам? Куда лезут? Ведь — вздуем. Торговали — хорошо. Свободы ему, немцу, у нас — сколько угодно! Он и
генерал, и управляющий, и булочник, будь чем хошь, живи как любишь. Скажите нам: какая причина войны? Король царем недоволен, али что?
— Это, это, это для благородного человека…
согласитесь сами,
генерал, если благородный человек, то это уж оскорбительно! — проворчал боксер, тоже вдруг с чего-то встрепенувшись, покручивая усы и подергивая плечами и корпусом.
— Ну, ну, не поеду! —
согласился генерал.
— Конечно! —
согласился генерал. — Зато для кармана-то тяжеленька, совершенно безвыгодна!
— Конечно! —
согласился и
генерал. — Только каких же и красоточек выискал — прелесть! — произнес
генерал, пожимая плечами и с глазами, уже покрывшимися светлой влагой.
— Вы правы, Прейн, —
согласился прямодушный
генерал. — Я погорячился. А все-таки жаль, что Тетюев лишился возможности высказать Евгению Константинычу свою программу. Это замечательная административная и финансовая голова.
— Понимаю, —
соглашался генерал. — А отчего же и в самом деле не предложить бы Тетюеву этого места? Это такой развитой, интеллигентный человек — настоящая находка для заводов! Тем более что отец Авдея Никитича столько лет занимал пост главного управляющего.
— Что ж! это будет отлично! —
соглашался генерал. — Теперь именно нужно действовать исключительно на юридических основаниях, как, например, создала свое промышленное благосостояние Англия…
Прейн принимал иногда участие в этих беседах и осторожно выводил линию Тетюева, то есть в этом случае
соглашался с
генералом, который, конечно, как и многие другие ученые мужи, совсем не подозревал, в какую игру он играет.
— Да, если бы не эта консультация, мы могли много бы сделать для заводов в эту поездку! —
согласился генерал.
Перекрестов
соглашался, кивал головой и даже вытащил из кармана написанную корреспонденцию с Урала, в которой он вполне разделял взгляды
генерала.
— Постараемся покончить, —
соглашался генерал.
— Да он и не узнает о том! — возразила откупщица. — Это только будет известно Теофилу Терентьичу (имя откупщика), мне и вам, и мы вас просим об одном: растолковать Аггею Никитичу, что нельзя же так поступать, как он поступает с Василием Ивановичем Тулузовым;
согласитесь:
генерал, откупщик стольких губерний, посажен им в острог, и это, по словам мужа моего, может кончиться очень дурно для Аггея Никитича.
—
Генерал вас просит побывать к нему. Фирс Петрович Елканевич подал на вас, партикулярным письмом, жалобу его превосходительству насчет оскорбления его чести. Мне очень совестно;
согласитесь сами — долг службы; сами изволите знать, мое дело — неумытное исполнение.
— Это так-с, так!.. —
согласился Елпидифор Мартыныч. — А она матерью себя почитает, и какой еще полновластной: «Если, говорит, князь не сделает этого для меня, так я обращусь к генерал-губернатору, чтобы мне возвратили дочь».
Мнения моего никто не спрашивал; но когда я услышал, что
генерал Рапп
соглашается подписать эту постыдную капитуляцию, то встал с своего места.
— Что, если бы… Если бы вы
согласились в эту неделю влюбиться в меня, а на следующей неделе попросили у
генерала моей руки?.. Постойте… Он почти наверное
согласится. Он только и говорит о том, как вы напоминаете его друга… И… и… одним словом, — вы его слабость…
— И это возможно!.. Очень возможно!.. —
согласился генерал. — Одна молодость сама по себе — и то уже счастье!.. Я после вас долго оставался на Кавказе, и вы оставили там по себе очень хорошую память; главное, как об храбром офицере!
Генерал пожал плечами и
согласился.
— Может быть, —
согласился генерал и отнесся к Бегушеву: — Жена умоляет вас, cousin, приехать к нам и прослушать ее творение. Вы хоть и пикируетесь с ней всегда немножко, но она вас бесконечно уважает.
— Может быть, —
согласился генерал, — но, как бы то ни было, я Москву люблю!
Вновь приступили ко мне товарищи с просьбою отдать роль
генерала кому-нибудь другому; но я не
согласился, извинял Панаева незнанием роли, ручался, что я его выучу и что он будет хорош.
Это уже шаг вперед, но,
согласись со мной, что шаг очень ограниченный (я сделал знак головой и несколько подкатил глаза, как будто хотел сказать: oh! comme je vous comprends, mon general! о! как я вас понимаю,
генерал!)…
— Фи, какая щепетильность и какие утонченности! И чего вам извиняться? Ну
согласитесь, monsieur, monsieur, что вы затеваете все это нарочно, чтобы досадить
генералу… а может быть, имеете какие-нибудь особые цели… mon cher monsieur… pardon, j’ai oublie votre nom, monsieur Alexis?.. n’est-ce pas? [Дорогой мой… простите, я забыл ваше имя, Алексей?.. не так ли? (фр.)]
— Ну да, mademoiselle Blanche de Cominges… et madame sa mère… [И ее мать (фр.).]
согласитесь сами,
генерал… одним словом,
генерал влюблен и даже… даже, может быть, здесь совершится брак. И представьте при этом разные скандалы, истории…
— Но барону я спустить не намерен, — продолжал я с полным хладнокровием, нимало не смущаясь смехом m-r Де-Грие, — и так как вы,
генерал,
согласившись сегодня выслушать жалобы барона и войдя в его интерес, поставили сами себя как бы участником во всем этом деле, то я честь имею вам доложить, что не позже как завтра поутру потребую у барона, от своего имени, формального объяснения причин, по которым он, имея дело со мною, обратился мимо меня к другому лицу, — точно я не мог или был недостоин отвечать ему сам за себя.
— Но каким образом, — тоже поскорей перебил и возвысил голос
генерал, постаравшись не заметить этого «врешь», — каким образом вы, однако, решились на такую поездку?
Согласитесь сами, что в ваших летах и при вашем здоровье… по крайней мере все это так неожиданно, что понятно наше удивление. Но я так рад… и мы все (он начал умильно и восторженно улыбаться) постараемся изо всех сил сделать вам здешний сезон наиприятнейшим препровождением…
На службе он в таком состояни невозможен, но его любит великий князь, и если вы
согласитесь сказать об этом
генералу Дену, то он, вероятно, напишет в Петербург и исходатайствует ему у великого князя продолжительный отпуск и средства для излечения.
Он переговорил с новым командиром, который охотно на это
согласился, и, когда приехал инспектирующий
генерал, Балясников подъехал к нему вместе с новым командиром роты и сказал ему: «
Генерал!
Генерал несколько затруднился, но так как мы все его обступили и в самых почтительных выражениях просили доставить нам своим рассказом живейшее удовольствие, то он наконец
согласился. Но прежде нежели приступить к самому рассказу, он встал, расстегнул сюртук, рубашку и фуфайку и показал нам опять ту надпись, которая хранилась у него на груди пониже левого соска и о которой я уже говорил читателю.
Император Николай Павлович весьма сочувственно отнесся к проекту; и я решил напечатать его, но ни одна типография не
согласилась взять мою рукопись для набора…»
Генералу «удалось напечатать свой проект только благодаря покровительству принца Петра Георгиевича Ольденбургского».
— С этим,
генерал, нельзя не
согласиться!
Генерал и говорит ей: «Не угодно ли вам посмотреть на устройство корабля?» Она
согласилась, взошла на корабль, — а как только взошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили к ней часовых…
Стрелки выстроились. На балконе того дома, где жил попечитель, показалась рослая и плотная фигура
генерала. Начались переговоры. Толпа все прибывала, но полиция еще бездействовала и солдаты стояли все в той же позиции. Вожаки студентов волновались, что-то кричали толпе товарищей, перебегали с места на место. Они добились того, что
генерал Филипсон
согласился отправиться в университет, и процессия двинулась опять тем же путем по Владимирской и Невскому.
Все
согласились было, но
генерал обратился ко мне и спросил...
Я, говорит Исмайлов, настаивал еще пригласить учителя философии и политических наук, но
генерал не
согласился.
Генерал слушал эти внушения и сам
соглашался, что в существе все это совершенная правда, которой и надо последовать; но, главное, он думал только как бы скорее вырваться из-под бабьей команды и начать самому командовать.
Исмайлов по благословению владыки
согласился поступить к
генералу, скоро собрался, простился еще раз, «в последнее принял благословение от митрополита Филарета» и поехал…
Когда политические обстоятельства переменились, султан, пожелав склонить императрицу к миру,
согласился на размен плененных и в письме поздравил государыню, что она имеет такого храброго
генерала, как Зорич, который отверг все его предложения.
Иван Иванович не знал, с чего начать, но подумав немного, поехал, хотя уже довольно поздно, к генерал-лейтенанту Данилову и, рассказав в чем дело, просил его превосходительство уволить его хотя на четыре дня в Петербург, на что тот и
согласился, хотя выразил мнение, что все хлопоты отделаться от графа ни к чему не поведут, тем более, что высочайший приказ уже состоялся, но все-таки приказал снабдить билетом.
— Уж на это его взять… —
согласился генерал.
— Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что,
согласитесь, chère Marie попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге — было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не на русской обыкновенной бумаге) французского
генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.