Неточные совпадения
Странное дело! оттого ли, что честолюбие уже так сильно было в них возбуждено; оттого ли, что в самых глазах необыкновенного наставника было что-то говорящее юноше: вперед! — это слово, производящее такие чудеса над русским
человеком, — то ли, другое ли, но юноша с самого начала
искал только трудностей, алча действовать только там,
где трудно,
где нужно было показать бóльшую силу души.
«Большинство
людей — только части целого, как на картинах Иеронима Босха. Обломки мира, разрушенного фантазией художника», — подумал Самгин и вздохнул, чувствуя, что нашел нечто, чем объяснялось его отношение к
людям. Затем он
поискал:
где его симпатии? И — усмехнулся, когда нашел...
«Еще опыт, — думал он, — один разговор, и я буду ее мужем, или… Диоген
искал с фонарем „
человека“ — я
ищу женщины: вот ключ к моим поискам! А если не найду в ней, и боюсь, что не найду, я, разумеется, не затушу фонаря, пойду дальше… Но Боже мой!
где кончится это мое странствие?»
Нужно ли вам поэзии, ярких особенностей природы — не ходите за ними под тропики: рисуйте небо везде,
где его увидите, рисуйте с торцовой мостовой Невского проспекта, когда солнце, излив огонь и блеск на крыши домов, протечет чрез Аничков и Полицейский мосты, медленно опустится за Чекуши; когда небо как будто задумается ночью, побледнеет на минуту и вдруг вспыхнет опять, как задумывается и
человек,
ища мысли: по лицу на мгновенье разольется туман, и потом внезапно озарится оно отысканной мыслью.
«
Где жилье?» — спросил я, напрасно
ища глазами хижины, кровли,
человека или хоть животное. Ничего не видать; но наши были уже на берегу. Вон в этой бухточке есть хижина, вон в той две да за горой несколько избушек.
По следам он узнал все, что произошло у нас в отряде: он видел места наших привалов, видел, что мы долго стояли на одном месте — именно там,
где тропа вдруг сразу оборвалась, видел, что я посылал
людей в разные стороны
искать дорогу.
— Китайские
люди говорят, — добавил он, — там,
где упала звезда, надо
искать женьшень.
Тяжело мне быть без известий о семье и о вас всех, — одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду
людей, с которыми я также душою связан, — буду
искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь цель; кроме этого, буду читать сколько возможно в комнате,
где живут, как говорят, тридцать
человек.
— Так!.. Одного
человека я видела, ласкового и снисходительного, без всяких кобелиных расчетов, — это тебя. Но ведь ты совсем другой. Ты какой-то странный. Ты все где-то бродишь,
ищешь чего-то… Вы простите меня, Сергей Иванович, вы блаженненький какой-то!.. Вот потому-то я к вам и пришла, к вам одному!..
Человек ищет,
где лучше, но, не имея даже приблизительных сведений насчет того,
где раки зимуют, естественным образом вынуждается беспрестанно перебегать из области дозволенного в область запретного и наоборот.
— Что ж за глупость! Известно, папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков и, обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна, сказали: Ивану Онуфричу денно и нощно бога молить следует за то, что он его, царь небесный, в большие
люди произвел. Кабы не бог, так
где бы вам родословной-то теперь своей
искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай, себя по женской линии производит!
Так же вот жилось в родных Лозищах и некоему Осипу Лозинскому, то есть жилось, правду сказать, неважно. Земли было мало, аренда тяжелая, хозяйство беднело. Был он уже женат, но детей у него еще не было, и не раз он думал о том, что когда будут дети, то им придется так же плохо, а то и похуже. «Пока
человек еще молод, — говаривал он, — а за спиной еще не пищит детвора, тут-то и
поискать человеку,
где это затерялась его доля».
Ищи его теперь, этого счастья, в этом пекле,
где люди летят куда-то, как бешеные, по земле и под землей и даже, — прости им, господи, — по воздуху…
где все кажется не таким, как наше,
где не различишь
человека, какого он может быть звания,
где не схватишь ни слова в человеческой речи,
где за крещеным
человеком бегают мальчишки так, как в нашей стороне бегали бы разве за турком…
— Рыба
ищет где глубже, а
человек —
где лучше.
Вот моя хлеб-соль на дорогу; а то, я знаю, вы к хозяйству
люди не приобыкшие,
где вам ладить с вольными
людьми; да и вольный
человек у нас бестия, знает, что с ним ничего, что возьмет паспорт, да, как барин какой, и пойдет по передним
искать другого места.
Стала я его расспрашивать,
где и как он
искал, — грешный
человек, подумала еще, что где-нибудь в кабаке он просидел!
Влас (входит, в руках его старый портфель). Вы скучали без меня, мой патрон? Приятно знать это! (Суслову, дурачливо, как бы с угрозой.) Вас
ищет какой-то
человек, очевидно, только что приехавший. Он ходит по дачам пешком и очень громко спрашивает у всех —
где вы живете… (Идет к сестре.) Здравствуй, Варя.
Где-где я не был, и в магазинах, и в конторах, и в гостиницы заходил, все
искал место «по письменной части». Рассказывать приключения этой голодной недели — и скучно и неинтересно: кто из
людей в поисках места не испытывал этого и не испытывает теперь. В лучшем случае — вежливый отказ, а то на дерзость приходилось натыкаться...
На этот раз, впрочем, было из чего суетиться. Вчуже забирал страх при виде живых
людей, которые, можно сказать, на ниточке висели от смерти: местами вода, успевшая уже затопить во время дня половину реки, доходила им до колен; местами приводилось им обходить проруби или перескакивать через широкие трещины, поминутно преграждавшие путь. Дороги нечего было
искать: ее вовсе не было видно; следовало идти на авось:
где лед держит пока ногу, туда и ступай.
Полина. А что ж такое! Рыба
ищет где глубже, а
человек где лучше.
— Между прочим, я заметил
человека, — сказал однажды горбатый, — недалеко от меня поселился. Высокий, с острой бородкой, глаза прищурены, ходит быстро. Спрашиваю дворника —
где служит? Место
искать приехал. Я сейчас же написал письмо в охранное — смотрите!..
Курчаев. Я и пороков не имею, я просто обыкновенный
человек. Это странно
искать добродетельного
человека. Ну, не будь Глумова,
где бы она взяла? во всей Москве только он один и есть. И чудеса с ним бывают, и видения он видит. Ну, позвольте вас спросить, как же можно этого требовать от всякого?
Всякий настоящий гувернер-француз стремился бы внушать детям свои мнения и заводить какие-нибудь свои правила и порядки, а в этом они с княгинею не поладили бы. Но все-таки Gigot, каков он ни был, не разрешал собою вопроса о воспитателе. Княгиня все-таки
искала человека, который мог бы один и воспитывать и обучить ее сыновей всему, что нужно знать образованным
людям: но
где было найти такого
человека? — вот задача!
— Да!.. С письмом,
где Ефим Федорович просит меня определить графа Хвостикова на одно вакантное место. Я давным-давно знаю графа лично… всегда разумел его за остроумного бонмотиста и
человека очень приятного в обществе; но тут вышел такой случай, что лет пятнадцать тому назад он уже служил у меня и занимал именно это место, которого теперь
искал, и я вынужденным был… хоть никогда не слыл за жестокого и бессердечного начальника… был принужден заставить графа выйти в отставку.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места
искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых
людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Человек ни к чему не относится с такой чувствительностью, ничего так ревниво не оберегает, как ту совокупность материальных удобств, которыми он успел обставить свою жизнь. Малейший ущерб, приводящий к стеснению этой обстановки, заставляет его роптать и
искать глазами,
где обидчик? И так как обидчика имярек никогда налицо не оказывается, то он невольно приходит к необходимости обобщать и распространять…
— Всю дорогу, глядя на Ничипоренку (говорил Бенни), я спрашивал себя, что может выйти из моей поездки с этим
человеком? Я все более и более убеждался, что в этой компании мне не предстоит ничего, кроме как только беспрестанно компрометировать себя в глазах всех сколько-нибудь серьезных
людей; но я решительно не знал, куда мне его деть и
где искать других
людей.
Тогда стали оглядываться по всем сторонам и заметили, что Фермора нет. Но при этом сразу никто не предполагал, что он погиб в волнах, а думали, что он запропастился где-нибудь на пароходе, и потому суетились, бегали,
искали его по всем местам,
где можно и даже
где нельзя
человеку спрятаться… Но все поиски оказались тщетны, — и только тогда, когда были осмотрены все закоулки и все мышиные норочки, — тогда впервые у капитана явилось ужасное предположение, что Фермора нет на пароходе.
Митя. Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за
человек на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват… а жалованья не прибавляет.
Поискал бы другого места, да
где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.
Вижу — у каждого свой бог, и каждый бог не многим выше и красивее слуги и носителя своего. Давит это меня. Не бога
ищет человек, а забвения скорби своей. Вытесняет горе отовсюду
человека, и уходит он от себя самого, хочет избежать деяния, боится участия своего в жизни и всё
ищет тихий угол,
где бы скрыть себя. И уже чувствую в
людях не святую тревогу богоискания, но лишь страх пред лицом жизни, не стремление к радости о господе, а заботу — как избыть печаль?
Во время жизни с Михайлой думы мои о месте господа среди
людей завяли, лишились силы, выпало из них былое упрямство, вытесненное множеством других дум. И на место вопроса:
где бог? — встал другой: кто я и зачем? Для того, чтобы бога
искать?
Послушно ходит
человек;
ищет, смотрит, чутко прислушивается и снова идёт, идёт. Гудит под ногами искателей земля и толкает их дальше — через реки, горы, леса и моря, — ещё дальше, всюду,
где уединённо обители стоят, обещая чудеса, всюду,
где дышит надежда на что-то иное, чем эта горькая, трудная, тесная жизнь.
— Не помним мы никто родства своего. Я вот пошёл истинной веры
поискать, а теперь думаю:
где человек? Не вижу
человека. Казаки, крестьяне, чиновники, попы, купцы, — а просто
человека, не причастного к обыкновенным делам, — не нахожу. Каждый кому-нибудь служит, каждому кто-нибудь приказывает. Над начальником ещё начальник, и уходит всё это из глаз в недостижимую высоту. А там скрыт бог.
Молодой
человек быстро отвернулся. В нем шевельнулась досада. «Что это такое, — думал он, — или я в самом деле становлюсь болен и начинаю бредить?.. Чем я виноват и что мне за дело?.. Я не бросал спящей толпы, я не уходил от нее в чащу, и, наконец, не я и разбудил этого
человека… Не я виновен, что путь мысли труден, что они не понимают условных знаков на пути… Я сам родился где-то на глухом бездорожье и сам вынужден
искать пути в глухой чаще…»
Мать его, чванная, надутая особа с дворянскими претензиями, презирала его жену и жила отдельно с целою оравой собак и кошек, и он должен был выдавать ей особо по 7 рублей в месяц; и сам он был
человек со вкусом, любил позавтракать в «Славянском Базаре» и пообедать в «Эрмитаже»; денег нужно было очень много, но дядя выдавал ему только по две тысячи в год, этого не хватало, и он по целым дням бегал по Москве, как говорится, высунув язык, и
искал,
где бы перехватить взаймы, — и это тоже было смешно.
Скажи, тепел ли будет мой угол,
где обживусь, иль, как пташка перелетная, весь век сиротинушкой буду меж добрых
людей своего места
искать?
— Да так, никуда. В одном месте поживу, за хлеб поработаю — поле вспашу хозяину, а в другое — к жатве поспею.
Где день проживу,
где неделю, а
где и месяц; и все смотрю, как
люди живут, как богу молятся, как веруют… Праведных
людей искал.
— Ну, это грех не велик. Всякий
человек ищет,
где лучше…
Платонов. Да? Не лгите, Анна Петровна! (Вздыхает.) А может быть, вы по-своему и правы… Может быть… Но
где же
людей искать? К кому идти? (Закрывает лицо руками.)
Где же
люди? Не понимают… Не понимают! Кто же поймет? Глупы, жестоки, бессердечны…
— Что ж, Сергей Андреич, — смущенным голосом промолвил Алексей. — Известное дело: рыба
ищет,
где глубже,
человек,
где лучше.
—
Где по здешним местам жениха Настасье сыскать! — спесиво заметил Чапурин. — По моим дочерям женихов здесь нет: токари да кузнецы им не пара. По купечеству хороших
людей надо
искать… Вот и выискался один молодчик — из Самары, купеческий сын, богатый: у отца заводы, пароходы и торговля большая. Снежковы прозываются, не слыхала ли?
— Видишь ли что, Федор Афанасьич, — сказал Самоквасов, —
человек я заезжий, знакомцев у меня здесь нету… Вечор бился, бился,
искал,
искал квартиры,
где бы пожить молодым. Весь город исходил — собачьей конуры и той не нашел.
— Не
ищи, Дуня, красоты, не
ищи ни богатства, ни знатности, — сказала ей Аграфена Петровна, — ума
ищи, а пуще всего добрую душу имел бы, да был бы
человек правдивый.
Где добро да правда, там и любовь неизменна, а в любви неизменной все счастье
людей.
Пройдя еще несколько шагов, я услышал голоса, а немного погодя увидел и
людей. В том месте,
где аллея расширялась в площадку, окруженную чугунными скамьями, под тенью высоких белых акаций стоял стол, на котором блестел самовар. Около стола говорили. Я тихо подошел по траве к площадке и, скрывшись за сиреневый куст, стал
искать глазами графа.
Человек от рождения и до смерти хочет себе добра, и то, чего он хочет, то и дано ему, если он его
ищет там,
где оно есть: в любви к богу и
людям.
Не смотрите на мир и на дела
людей, а взгляните в свою душу, и вы найдете в ней то благо, которого
ищете там,
где его нет, — найдете любовь, а найдя любовь, узнаете, что благо это так велико, что тот, кто имеет его, не будет желать уже ничего другого.
—
Где же мы бунтуем, батюшко, ваше благородие! — заговорили мужики. — Эк ли люди-то бунтуют!.. Мы только обиду свою
ищем, а бунтовать не желаем… Зачем бунтовать?.. Мы бунтовать не согласны! Обстой ты нас, батюшко! будь милостивцем!
— А может, бог даст, и разыщут. Мичман Лопатин башковатый
человек и знает,
где искать… А Артемьев, небось, не дурак — не станет против волны плыть… Он лег себе на спину, да и ждет помоги с корвета. Знает, что свои не оставят… А как увидит баркас, голосом крикнет или какой знак подаст… Тоже у нас вот на «Кобчике» один матросик сорвался и на ходу упал… Так волна куда сильнее была, а вызволил господь — спасли. И акул-рыба не съела! Вот видишь ли, матросик. А ты говоришь: не найдут. Еще как ловко найдут!
Но
где ж оно,
где это малое стадо? В каких пустынях, в каких вертепах и пропастях земных сияет сие невидимое чуждым
людям светило? Не знает Герасим,
где оно, но к нему стремятся все помыслы молодого отшельника, и он, нося в сердце надежду быть причтенным когда-нибудь к этому малому стаду, пошел
искать его по белу свету.
И Лизу с Наташей припечалили те разговоры. Стали обе они просить Веденеева,
поискал бы он какого-нибудь
человека, чтобы весточку он дал про Самоквасова, к дяде его, что ли, бы съездил, его бы спросил, а не то разузнал бы в гостинице,
где Петр Степаныч останавливался.