Неточные совпадения
«Это под окном, должно быть, какой-нибудь сад, — подумал он, — шумят
деревья; как я не люблю шум
деревьев ночью,
в бурю и
в темноту, скверное ощущение!» И он вспомнил, как, проходя давеча мимо Петровского парка, с отвращением даже подумал о нем.
Начинался рассвет… Из
темноты стали выступать сопки, покрытые лесом, Чертова скала и кусты, склонившиеся над рекой. Все предвещало пасмурную погоду… Но вдруг неожиданно на востоке, позади гор, появилась багровая заря, окрасившая
в пурпур хмурое небо.
В этом золотисто-розовом сиянии отчетливо стал виден каждый куст и каждый сучок на
дереве. Я смотрел как очарованный на светлую игру лучей восходящего солнца.
Сумерки
в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из
темноты кусты и стволы
деревьев. Разбуженная
в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась
в норку и больше не показывалась.
В это мгновение по ту сторону стоящего передо мной большого вяза я заметил какое-то движение; что-то мелькнуло
в темноте и тотчас скрылось за
деревом.
На нем нет ни богатого платья, ни драгоценных камней, никто его не знает, но он ждет меня и уверен, что я приду, — и я приду, и нет такой власти, которая бы остановила меня, когда я захочу пойти к нему, и остаться с ним, и потеряться с ним там,
в темноте сада, под шорох
деревьев, под плеск фонтана…
Натаскали огромную кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который, выйдя из рощи, надвинулся на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что
деревья зашевелились, закачались, то выглядывая
в красное пространство света, то прячась назад
в темноту.
Ночь была полна глубокой тишиной, и
темнота ее казалась бархатной и теплой. Но тайная творческая жизнь чуялась
в бессонном воздухе,
в спокойствии невидимых
деревьев,
в запахе земли. Ромашов шел, не видя дороги, и ему все представлялось, что вот-вот кто-то могучий, властный и ласковый дохнет ему
в лицо жарким дыханием. И бы-ла у него
в душе ревнивая грусть по его прежним, детским, таким ярким и невозвратимым вёснам, тихая беззлобная зависть к своему чистому, нежному прошлому…
И
в этом мягком воздухе, полном странных весенних ароматов,
в этой тишине,
темноте,
в этих преувеличенно ярких и точно теплых звездах — чувствовалось тайное и страстное брожение, угадывалась жажда материнства и расточительное сладострастие земли, растений,
деревьев — целого мира.
Он слушал, как шаги стихали, потом стихли, и только
деревья что-то шептали перед рассветом
в сгустившейся
темноте… Потом с моря надвинулась мглистая туча, и пошел тихий дождь, недолгий и теплый, покрывший весь парк шорохом капель по листьям.
Сгущался вокруг сумрак позднего вечера, перерождаясь
в темноту ночи, еле слышно шелестел лист на
деревьях, плыли
в тёмном небе звёзды, обозначился мутный Млечный Путь, а
в монастырском дворе кто-то рубил топором и крякал, напоминая об отце Посулова. Падала роса, становилось сыро, ночной осенний холодок просачивался
в сердце. Хотелось думать о чём-нибудь постороннем, спокойно, правильно и бесстрашно.
Луна уже скатилась с неба, на
деревья лёг густой и ровный полог
темноты;
в небе тускло горели семь огней колесницы царя Давида и сеялась на землю золотая пыль мелких звёзд. Сквозь завесу малинника
в окне бани мерцал мутный свет, точно кто-то протирал тёмное стекло жёлтым платком. И слышно было, как что-то живое трётся о забор, царапает его, тихонько стонет и плюёт.
Иногда, лёжа
в темноте на своей кровати, он вслушивался
в глубокую тишину, и ему казалось, что вот сейчас всё задрожит вокруг него, повалится, закружится
в диком вихре, с шумом, с дребезгом. Этот вихрь завертит и его силою своей, как сорванный с
дерева лист, завертит и — погубит… И Лунёв вздрагивал от предчувствия чего-то необычайного…
И как это можно, чтобы сын Саша один бродил где-то
в темноте, один
в темноте, — а
деревья шумят…»
В темноте, на полянке, остановились.
В некотором отдалении, за редкими, прозрачными по-зимнему
деревьями, молчаливо двигались два фонарика: там стояли виселицы.
Я отыскал Мухоедова
в глубине рельсовой катальной; он сидел на обрубке
дерева и что-то записывал
в свою записную книжку; молодой рабочий с красным от огня лицом светил ему, держа
в руке целый пук зажженной лучины; я долго не мог оглядеться
в окружавшей
темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, темные закоптелые стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстиями.
Он посунулся вперёд, схватившись рукою за
дерево, а люди окунулись
в темноту и исчезли, потом стал слышен шум шагов и девичий смех.
В ночной
темноте приземистые, широкие постройки отца, захватившие много земли, лежали на берегу реки, сливаясь вместе с
деревьями в большую тяжёлую кучу, среди неё горели два красных огня, один выше другого. Мельница очертаниями своими была похожа на чью-то лобастую голову, она чуть поднялась над землёю и, мигая неровными глазами, напряжённо и сердито следит за течением своевольней реки.
В немой, чуткой тишине,
в темноте, скудно украшенной полосами лунного света, дорога, прикрытая тенями, текла
в даль, между
деревьев, точно ручей, спрятанный
в траве, невидимый и безмолвный.
В лесу совсем стемнело, но глаз, привыкший к постепенному переходу от света к
темноте, различал вокруг неясные, призрачные силуэты
деревьев. Был тихий, дремотный час между вечером и ночью. Ни звука, ни шороха не раздавалось
в лесу, и
в воздухе чувствовался тягучий, медвяный травяной запах, плывший с далеких полей.
Становиха сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая
в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю.
В темноте показались силуэты
деревьев, а между
деревьями — маленький домик с покривившеюся трубой.
Яркие точки костров, их огневое пламя сквозило между стволами
деревьев, освещая лес. Но там,
в глубине его, царит
темнота. И туда хорошенькая Любочка направила свои шаги, замирая от охватившего ее чувства ужаса.
А
темнота в лесу сгущается все больше и больше… Розоватые у опушки стволы сосен исчезли: появились угрюмые, точно затянутые траурной пеленой хвойные
деревья… Они, как мохнатые чудища, сторожат тропинки. Стуча зубами со страху, с холодным потом, выступившим на лбу, Любочка нагнулась еще раз, чтобы сорвать последнюю травинку, выпрямилась и закаменела на месте. Какая-то белая фигура прямо двигалась на нее.
Что же это такое? Неужели ночные тени, падающие от
деревьев? Ноги стали подкашиваться от страха у Любочки. Зорче вглядывается она
в темноту широко раскрытыми, вытаращенными глазами… Сердце бьется все сильнее и громче
в груди… Капельки пота выступили на захолодевшем лбу.
Темнота на горизонте сквозила — день начал брезжить. По небу двигались большие облака, а за ними блестели редкие побледневшие звезды; земля была окутана еще мраком, но уже можно было рассмотреть все предметы; белоснежная гладь реки, пар над полыньей и
деревья, одетые
в зимний наряд, казалось, грезили и не могли очнуться от охватившего их оцепенения.
Сперва я спрятался
в подвале, но скоро стало страшно и скучно, и перед глазами что-то начало мелькать, и я потихоньку пробрался
в комнаты.
В темноте ощупью я запер все двери и, после некоторого размышления, хотел загородить их мебелью, но звук передвигаемого
дерева был страшно громок
в пустых комнатах и напугал меня.
Мы шли, шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом, искали
в темноте проезда по льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела
в темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая городская стена, за нею мелькали вершины
деревьев, гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые
в своей, особой от нас жизни.
Кругом тесно обступали кусты и
деревья, протягивая свои сучковатые ветви, казавшиеся
в темноте длинными, цепкими, мохнатыми руками.
Сергей Дмитриевич оказался стоявшим между двумя уцелевшими старыми березами, прислонившись к одной из них среди высоких пней срубленных
деревьев. Он
в темноте взял
в сторону от лесной избушки, оставив ее
в стороне.
Нинка постояла, глядя на ширь пустынной площади, на статую Тимирязева, на густые
деревья за нею. Постояла и пошла туда,
в темноту аллей. Теплынь, смутные весенние запахи. Долго бродила, ничего перед собою не видя.
В голове был жаркий туман, тело дрожало необычною, глубокою, снаружи незаметною дрожью. Медленно повернула — и пошла к квартире Марка.
Как человек,
в темноте набежавший на
дерево и сильно ударившийся лбом, председатель на миг потерял нить своих вопросов и остановился.
В кучке свидетелей он попытался найти ответившую так определенно и резко — голос был женский, — но все женщины казались одинаковы и одинаково почтительно и готовно глядели на него. Посмотрел список...