Неточные совпадения
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили
в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали
в разные
стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало
сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал
в его душу,
в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих
сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
Клим приподнял голову ее, положил себе на грудь и крепко прижал рукою. Ему не хотелось видеть ее глаза, было неловко, стесняло
сознание вины пред этим странно горячим телом. Она лежала на боку, маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе
в одну
сторону.
В робкой душе его выработывалось мучительное
сознание, что многие
стороны его натуры не пробуждались совсем, другие были чуть-чуть тронуты и ни одна не разработана до конца.
Очевидно, шел словесный турнир,
в котором участвующие не понимали хорошенько, зачем и что они говорят. Заметно было только с одной
стороны сдерживаемое страхом озлобление, с другой —
сознание своего превосходства и власти. Нехлюдову было тяжело слушать это, и он постарался вернуться к делу: установить цены и сроки платежей.
Для того, чтобы мы были по-настоящему воодушевлены, независимо от оценки немцев, наше
сознание должно быть направлено
в совершенно другую
сторону, мы должны преодолеть исключительный морализм наших оценок.
Во всяком случае,
в истории русского национального
сознания К. Леонтьев занимает совсем особое место, он стоит
в стороне.
Напряженно хватаясь за утверждение жизни
в природе, угрожающей со всех
сторон уничтожением, человек теряет
сознание и ощущение смысла жизни, он ищет просто жизни и умирает.
Между дуализмом и пантеизмом постоянно колеблется религиозно-философское
сознание; все ереси склоняются то
в одну, то
в другую
сторону.
На высших своих ступенях процесс дифференцирования должен привести или к полному разложению и смерти, что мы и видим
в европейской философии и многих
сторонах европейской культуры, или вновь вернуться к первоначальной органичности и реалистичности, но на почве высшего
сознания.
Это
сознание, всегда покорное разуму малому и несогласное совершить мистический акт самоотречения, которым стяжается разум большой, утверждает одну
сторону истины и упускает другую ее
сторону, оставляет раздельным то,
в соединении чего вся тайна Христова, не постигает претворения одной природы
в другую.
Не окрепшее еще и переполненное новыми ощущениями
сознание начинало изнемогать; оно еще боролось с нахлынувшими со всех
сторон впечатлениями, стремясь устоять среди них, слить их
в одно целое и таким образом овладеть ими, победить их.
Дядя Максим относился ко всем этим музыкальным экспериментам только терпимо. Как это ни странно, но так явно обнаружившиеся склонности мальчика порождали
в инвалиде двойственное чувство. С одной
стороны, страстное влечение к музыке указывало на несомненно присущие мальчику музыкальные способности и, таким образом, определяло отчасти возможное для него будущее. С другой — к этому
сознанию примешивалось
в сердце старого солдата неопределенное чувство разочарования.
Гордей Карпыч окончательно сбит с толку и обессилен;
сознание всего окружающего решительно мутится
в его голове; он никак не может отыскать своих мыслей, которые никогда и не были крепко связаны между собой, а теперь уж совсем разлетелись
в разные
стороны.
В том раздражении, как оно ни высокомерно, все-таки видно боязливое внимание, какое-то смутное
сознание, что
в противной
стороне все-таки кроется некоторая сила; тон пренебрежения здесь искусствен.
Каждый вечер происходили эти тихие любовные речи, и Феня все больше проникалась
сознанием правоты баушки Лукерьи. А с другой
стороны, ее тянуло
в Тайболу мертвой тягой: свернулась бы птицей и полетела… Хоть бы один раз взглянуть, что там делается!
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего отца с такой
стороны, с какой мне никогда не приходило
в голову взглянуть на него: слова Валека задели
в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула
в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким
сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
Все дурное, неправое и безнравственное назревает под влиянием смуты, заставляющей общество метаться из
стороны в сторону без руководящей цели, без всякого
сознания сущности этих беспорядочных метаний.
Перед глазами у вас снует взад и вперед пестрая толпа;
в ушах гудит разноязычный говор, и все это сопровождается таким однообразием форм (вечный праздник со
стороны наезжих, и вечная лакейская беготня — со
стороны туземцев), что под конец утрачивается даже ясное
сознание времен дня.
Дисциплина и условие ее — субординация только приятно, как всякие обзаконенные отношения, — когда она основана, кроме взаимного
сознания в необходимости ее, на признанном со
стороны низшего превосходства
в опытности, военном достоинстве или даже просто
в моральном совершенстве; но зато, как скоро дисциплина основана, как у нас часто случается, на случайности или денежном принципе, — она всегда переходит с одной
стороны в важничество, с другой —
в скрытую зависть и досаду и, вместо полезного влияния соединения масс
в одно целое, производит совершенно противоположное действие.
Только когда мы выехали из города и грязно-пестрые улицы и несносный оглушительный шум мостовой заменились просторным видом полей и мягким похряскиванием колес по пыльной дороге и весенний пахучий воздух и простор охватил меня со всех
сторон, только тогда я немного опомнился от разнообразных новых впечатлений и
сознания свободы, которые
в эти два дня совершенно меня запутали.
Часто, глядя на нее, когда она, улыбающаяся, румяная от зимнего холоду, счастливая
сознанием своей красоты, возвращалась с визитов и, сняв шляпу, подходила осмотреться
в зеркало, или, шумя пышным бальным открытым платьем, стыдясь и вместе гордясь перед слугами, проходила
в карету, или дома, когда у нас бывали маленькие вечера,
в закрытом шелковом платье и каких-то тонких кружевах около нежной шеи, сияла на все
стороны однообразной, но красивой улыбкой, — я думал, глядя на нее: что бы сказали те, которые восхищались ей, ежели б видели ее такою, как я видел ее, когда она, по вечерам оставаясь дома, после двенадцати часов дожидаясь мужа из клуба,
в каком-нибудь капоте, с нечесаными волосами, как тень ходила по слабо освещенным комнатам.
Егор Егорыч, с одной
стороны, убеждался возвышенностью и доказательностью доводов Михаила Михайлыча, а с другой —
в нем,
в глубине его
сознания, шевелилось нечто и против.
Я отдавал себе вполне ясный отчет
в фактической
стороне этих сновидений:
в какой форме они зародились, как потом перешли через целую свиту лиц, городов, местностей (Иван Тимофеич, Балалайкин, Очищенный, Корчева, Самарканд и т. д.), но какую связь имели эти изменения форм с моим внутренним существом, с моим
сознанием — этого я никак проследить не мог.
Этих как-то невольно уважали; они же, с своей
стороны, хотя часто и очень ревнивы были к своей славе, но вообще старались не быть другим
в тягость,
в пустые ругательства не вступали, вели себя с необыкновенным достоинством, были рассудительны и почти всегда послушны начальству — не из принципа послушания, не из
сознания обязанностей, а так, как будто по какому-то контракту, сознав взаимные выгоды.
Непонимание учения Христа
в его истинном, простом и прямом смысле
в наше время, когда свет этого учения проник уже все самые темные углы
сознания людского; когда, как говорил Христос, теперь уже с крыш кричат то, что он говорил на ухо; когда учение это проникает все
стороны человеческой жизни: и семейную, и экономическую, и гражданскую, и государственную, и международную, — непонимание это было бы необъяснимо, если бы непониманию этому не было причин.
Народ идет вперед
в сознании нравственной, жизненной
стороны христианства.
Но приходит время, когда, с одной
стороны, смутное
сознание в душе своей высшего закона любви к богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий жизни, заставляют человека отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его жизни, — жизнепонимание христианское. И время это пришло теперь.
Люди эти утверждают, что улучшение жизни человеческой происходит не вследствие внутренних усилий отдельных людей
сознания, уяснения и исповедания истины, а вследствие постепенного изменения общих внешних условий жизни, и что потому силы каждого отдельного человека должны быть направлены не на
сознание и уяснение себе и исповедание истины, а на постепенное изменение
в полезном для человечества направлении общих внешних условий жизни, всякое же исповедание отдельным человеком истины, несогласной с существующим порядком, не только не полезно, но вредно, потому что вызывает со
стороны власти стеснения, мешающие этим отдельным людям продолжать их полезную для служения обществу деятельность.
Если человек, вследствие выросшего
в нем высшего
сознания, не может уже более исполнять требований государства, не умещается уже более
в нем и вместе с тем не нуждается более
в ограждении государственной формой, то вопрос о том, созрели ли люди до отмены государственной формы, или не созрели, решается совсем с другой
стороны и так же неоспоримо, как и для птенца, вылупившегося из яйца,
в которое уже никакие силы мира не могут вернуть его, — самими людьми, выросшими уже из государства и никакими силами не могущими быть возвращенными
в него.
Всякий знает это несомненно твердо всем существом своим и вместе с тем не только видит вокруг себя деление всех людей на две касты: одну трудящуюся, угнетенную, нуждающуюся и страдающую, а другую — праздную, угнетающую и роскошествующую и веселящуюся, — не только видит, но волей-неволей с той или другой
стороны принимает участие
в этом отвергаемом его
сознанием разделении людей и не может не страдать от
сознания такого противоречия и участия
в нем.
Давно ли со всех
сторон стекались мирские приговоры об уничтожении кабаков, как развратителей нашего доброго, простодушного народа, — и вот снова отовсюду притекают новые приговоры, из коих явствует, что сельская община,
в сознании самих крестьян, является единственным препятствием к пышному и всестороннему развитию нашей производительности!» Да, я ждал всего, я надеялся, я предвкушал!
Произвол, с одной
стороны, и недостаток
сознания прав своей личности с другой, — вот основания, на которых держится все безобразие взаимных отношений, развиваемых
в большей части комедий Островского; требования права, законности, уважения к человеку — вот что слышится каждому внимательному читателю из глубины этого безобразия.
Им казалось, что личность — дурная привычка, от которой пора отстать; они проповедовали примирение со всей темной
стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следственно, имеющим право на признание; так поняли они великую мысль, «что все действительное разумно»; они всякий благородный порыв клеймили названием Schönseeligkeit [прекраснодушие (нем.).], не усвоив себе смысла,
в котором слово это употреблено их учителем [«Есть более полный мир с действительностию, доставляемый познанием ее, нежели отчаянное
сознание, что временное дурно или неудовлетворительно, но что с ним следует примириться, потому что оно лучше не может быть».
Таким образом, если уж и можно обращать внимание на народные различия с этой
стороны, то не иначе, как
в строгой, последовательной, неразрывной связи рассматривая внешнее распространение знаний и внутреннюю их обработку
в сознании народа.
С одной
стороны, новое учение должно было проникать постепенно
в сознание народа, и о внушении его должны были стараться те лица,
в руках которых находилась власть над народом; с другой
стороны, языческие понятия и предания были слишком сильно вкоренены во всех проявлениях народного быта и оказывали сильное противодействие новым началам.
При этом видно было гордое
сознание, что он с своей
стороны себя
в этом не винит — да и
в самом деле, без вопиющей несправедливости мудрено было винить Льва Степановича, взяв во внимание хоть одно разительное сходство с ним поваровых детей.
Итак, мы можем сказать смело, что если уже г. Тургенев, тронул какой-нибудь вопрос
в своей повести, если он изобразил какую-нибудь новую
сторону общественных отношений, — это служит ручательством за то, что вопрос этот действительно подымается или скоро подымется
в сознании образованного общества, что эта новая
сторона жизни начинает выдаваться и скоро выкажется резко и ярко пред глазами всех.
В нашей общественной жизни это явление еще не так резко кидается
в глаза, потому что опасение ответственности пред законом или
сознание принятых приличий часто останавливает нас, несмотря на отсутствие видимого противодействия со
стороны тех, на кого падает наш гнев.
Огонь
в печке угасал. Как это часто случается после сильной усталости, я спал плохо. Забываясь вполовину, я терял минутами
сознание времени, но вместе с тем ясно слышал порывы ветра, налетавшего с ленской
стороны, слышал, как он шипит снаружи у стен и сыплет снегом
в окна.
Конечно, куражу прибавилось много, но
сознание не оставляло его и кричало ему: «Нехорошо, очень нехорошо, и даже совсем неприлично!» Конечно, неустойчивые пьяные думы не могли остановиться на одной точке:
в нем вдруг явились, даже осязательно для него же самого, какие-то две
стороны.
Таким образом, признавая
в человеке [одну только] способность к развитию и [одну только] наклонность к деятельности (какого бы то ни было рода) и отдыху, мы из этого одного прямо можем вывести — с одной,
стороны, естественное требование человека, чтоб его никто не стеснял, чтоб предоставили ему пользоваться его личными; [неотъемлемыми] средствами и безмездными [, никому не принадлежащими,] благами природы, а с другой
стороны — столь же естественное
сознание, что и ему не нужно посягать на права других и вредить чужой деятельности.
С одной
стороны, познание есть нечто преднаходимое
в душе, что должно быть только пробуждено, выявлено, осознано, но, с другой, припоминанием предполагается возможность предварительного забвения и выпадения из
сознания и, следовательно, как бы новое нахождение.
Мы отмечаем лишь то своеобразное употребление трансцендентально-аналитического метода, которое он получает здесь
в руках своего творца, и особенно то расширенное его понимание, при котором ему ставится задача вскрыть условия не только научной и этической, но и эстетической значимости, причем анализ этих
сторон сознания ведется не
в субъективно-психологической, а
в трансцендентальной плоскости.
В действительности под этикетом абсолютной морали обожествляется одна определенная
сторона человеческого
сознания.
В иудействе и язычестве с наибольшей силой противопоставились две антиномически сопряженные
стороны религиозного
сознания, оба его полюса: трансцендентность и имманентность Бога миру, и только христианство было
в силах чрез боговоплогцение «примирить» (по слову ап. Павла) расколовшееся религиозное самосознание.
И Володя шагал по правой
стороне, полный горделивого
сознания, что и он
в некотором роде страж безопасности «Коршуна». Он добросовестно и слишком часто подходил к закутанным фигурам часовых, сидевших на носу и продуваемых ветром, чтобы увериться, что они не спят, перегибался через борт и смотрел, хорошо ли горят огни, всматривался на марсель и кливера — не полощут ли.
Таким образом, все высшие карательные меры не дают преступнику вечного успокоения
в могиле, именно того, что могло бы мирить мое чувство со смертною казнью, а с другой
стороны, пожизненность,
сознание, что надежда на лучшее невозможна, что во мне гражданин умер навеки и что никакие мои личные усилия не воскресят его во мне, позволяют думать, что смертная казнь
в Европе и у нас не отменена, а только облечена
в другую, менее отвратительную для человеческого чувства форму.
Напротив, каждый, хотя познает такую необходимость абстрактно и теоретически, но отлагает ее
в сторону, как другие теоретические истины, которые, однако, на практике неприложимы, — нисколько не воспринимая их
в свое живое
сознание».
Препятствия эти казались неодолимыми, но Горданов поборол их и, с помощью ходатайствовавшего за него пред властями Бодростина, уехал
в Петербург к Михаилу Андреевичу, оставив по себе поручительство, что он явится к следствию, когда возвращение к Подозерову
сознания и сил сделает возможными нужные с его
стороны показания.