Неточные совпадения
Бабушка поглядела
в окно и покачала головой. На дворе куры, петухи, утки с криком бросились
в стороны, собаки с лаем поскакали за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров,
в саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не на одной
гряде или клумбе остался след вдавленного каблука или маленькой женской ноги, два-три горшка с цветами опрокинулись, вершины тоненьких дерев, за которые хваталась рука, закачались, и птицы все до одной от испуга улетели
в рощу.
При лунном свете на воротах можно было прочесть: «
Грядет час
в онь же…» Старцев вошел
в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе
стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все
стороны. На юге,
в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река; на западе
в синеве тумана высилась высокая
гряда Сихотэ-Алиня; на севере тоже тянулись горные хребты; на восток они шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее море. Картина была величественная и суровая.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились
в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая
гряда, падавшая на север крутыми обрывами. По ту
сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Перейдя через невысокий хребет, мы попали
в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг
в его
стороне грянул выстрел. Я обернулся и
в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло
в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял
в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
— А ты, сударыня, что по
сторонам смотришь… кушай! Заехала, так не накормивши не отпущу! Знаю я, как ты дома из третьёводнишних остатков соусы выкраиваешь… слышала! Я хоть и
в углу сижу, а все знаю, что на свете делается! Вот я
нагряну когда-нибудь к вам, посмотрю, как вы там живете… богатеи! Что? испугалась!
На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать
в руку; а у нас соберется
в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз
в сторону; но только
нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
И
в исступлении она бросилась на обезумевшую от страха девочку, вцепилась ей
в волосы и
грянула ее оземь. Чашка с огурцами полетела
в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она била свою жертву по лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и ни одного звука, ни одного крика, ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился на двор, почти не помня себя от негодования, прямо к пьяной бабе.
Он поднял кулак, восторженно и грозно махая им над головой, и вдруг яростно опустил его вниз, как бы разбивая
в прах противника. Неистовый вопль раздался со всех
сторон,
грянул оглушительный аплодисман. Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались невиннейше: бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?
Вместо ответа, Татьяна Власьевна, собрав остатки своих дряхлых сил, не с старческой живостью вцепилась
в волоса Михалки обеими руками и принялась его таскать из
стороны в сторону, как бабы вытаскивают из
гряды куст картофеля или заматеревшую редьку. Михалко совсем оторопел от такого приема и даже не защищался, а только мотал своей головой, как пойманная на аркан лошадь.
Лодка была на середине, когда ее заметили с того берега. Песня сразу
грянула еще сильнее, еще нестройнее, отражаясь от зеленой стены крупного леса, к которому вплоть подошла вырубка. Через несколько минут, однако, песня прекратилась, и с вырубки слышался только громкий и такой же нестройный говор. Вскоре Ивахин опять стрелой летел к нашему берегу и опять устремился с новою посудиной на ту
сторону. Лицо у него было злое, но все-таки
в глазах проглядывала радость.
— Смейтесь, смейтесь, господин офицер! Увидите, что эти мужички наделают! Дайте только им порасшевелиться, а там французы держись! Светлейший
грянет с одной
стороны, граф Витгенштейн с другой, а мы со всех; да как воскликнем
в один голос: prосul, о procul, profani, то есть: вон отсюда, нечестивец! так Наполеон такого даст стречка из Москвы, что его собаками не догонишь.
Вечерняя заря догорала, окрашивая
гряды белых облаков розовым золотом; стрелки елей и пихт купались
в золотой пыли; где-то
в густой осоке звонко скрипел коростель; со
стороны прииска наносило запахом гари и нестройным гулом разнородных звуков.
Проток имел под водою свои собственные берега, обраставшие густыми водяными травами
в летнее время, расстилавшимися по водяной поверхности; теперь, побитые сверху морозами, они опустились и лежали по дну
грядами, наклонясь
в одну
сторону.
Коротков не успел спросить. За дверью кабинета
грянул страшный голос: «Курьера!» Делопроизводитель и секретарша мгновенно разлетелись
в разные
стороны. Прилетев
в свою комнату, Коротков сел за стол и произнес сам себе такую речь...
Я скорее соскочил с дерева, сабельку на бечеве за спину забросил, а сломал про всякий случай здоровую леторосль понадежнее, да за ними, и скоро их настиг и вижу: старичок впереди
грядет, и как раз он точно такой же, как мне с первого взгляда показался: маленький и горбатенький; а бородка по
сторонам клочочками, как мыльная пена белая, а за ним мой Левонтий идет, следом
в след его ноги бодро попадает и на меня смотрит.
В огородах, окружавших со всех почти
сторон каждую обитель, много было
гряд с овощами, подсолнечниками и маком, ни единого деревца: великорус — прирожденный враг леса, его дело рубить, губить, жечь, но не садить деревья.
Теперь лошадь, как безумная, шарахнулась
в сторону. Тогда Милица повторила маневр и выстрелила таким же образом и во второй раз под самое ухо коня. Точно дух беснования овладел лошадью.
В диком испуге она рванулась вперед и помчалась стрелой по полю, топча
гряды, без пути и дороги,
в каком-то бешеном стремлении к спасению.
Опять
грянул ружейный выстрел над самой головой лошади. Гнедой красавец-конь испуганно шарахнулся
в сторону. Тихий, медлительный стон вырвался снова из уст Милицы, стон, потрясший все существо Игоря, наполнивший его сердце острой мукой жалости и страха. И опять слабый голос Милицы зазвенел ему на ухо.
В стороны тянулись серо-желтые поля с
грядами.
Все больше мы обгоняли шатающихся, глубоко пьяных солдат. Они теряли винтовки, горланили песни, падали. Неподвижные тела валялись у краев дороги
в кустах. Три артиллериста, размахивая руками, шли куда-то
в сторону по
грядам со срезанным каоляном.
В три с половиною часа начался рассвет чудного утра, и ровно
в четыре
грянул орудийный залп со
стороны японцев.