Неточные совпадения
В эти два часа ожидания у Болгаринова Степан Аркадьич, бойко прохаживаясь по
приемной, расправляя бакенбарды, вступая
в разговор с другими просителями и придумывая каламбур, который он скажет о том, как он у Жида дожидался, старательно скрывал от других и даже от себя испытываемое чувство.
Лакей согласился, пошел наверх и попросил Левина
в приемную.
То ли ему было неловко, что он, потомок Рюрика, князь Облонский, ждал два часа
в приемной у Жида, или то, что
в первый раз
в жизни он не следовал примеру предков, служа правительству, а выступал на новое поприще, но ему было очень неловко.
Из
приемной они прошли
в коридор.
Степан Аркадьич покраснел при упоминании о Болгаринове, потому что он
в этот же день утром был у Еврея Болгаринова, и визит этот оставил
в нем неприятное воспоминание. Степан Аркадьич твердо знал, что дело, которому он хотел служить, было новое, живое и честное дело; но нынче утром, когда Болгаринов, очевидно, нарочно заставил его два часа дожидаться с другими просителями
в приемной, ему вдруг стало неловко.
— И я не один, — продолжал Левин, — я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально дело; все, зa редкими исключениями, ведут дело
в убыток. Ну, вы скажите, что̀ ваше хозяйство — выгодно? — сказал Левин, и тотчас же во взгляде Свияжского Левин заметил то мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее
приемных комнат ума Свияжского.
Помещики встали, и Свияжский, опять остановив Левина
в его неприятной привычке заглядывать
в то, что сзади
приемных комнат его ума, пошел провожать своих гостей.
Приемная комната знаменитого петербургского адвоката была полна, когда Алексей Александрович вошел
в нее.
В новых судебных учреждениях он не одобрял тех условий,
в которые была поставлена адвокатура. Но он до сих пор не имел дела до адвокатуры и потому не одобрял ее только теоретически; теперь же неодобрение его еще усилилось тем неприятным впечатлением, которое он получил
в приемной адвоката.
Они были дружны с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это было тщетно. Каждый раз, как Левин пытался проникнуть дальше открытых для всех дверей
приемных комнат ума Свияжского, он замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался
в его взгляде, как будто он боялся, что Левин поймет его, и он давал добродушный и веселый отпор.
У доктора
в приемной он заснул и во сне стал всем больным давать советы.
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля;
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не
приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе,
в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Они вступили
в первую комнату, довольно просторную, служившую
приемною или просто переднею.
Между тем он стоял
в приемной, а мимо него ходили и проходили люди, которым, по-видимому, никакого до него не было дела.
Приятелей наших встретили
в передней два рослые лакея
в ливрее; один из них тотчас побежал за дворецким. Дворецкий, толстый человек
в черном фраке, немедленно явился и направил гостей по устланной коврами лестнице
в особую комнату, где уже стояли две кровати со всеми принадлежностями туалета.
В доме, видимо, царствовал порядок: все было чисто, всюду пахло каким-то приличным запахом, точно
в министерских
приемных.
Люди исчезали из
приемной, переходя
в другую комнату, исчезли, оставив за собой синюю пелену дыма. Самгин отказался от чая, спросил...
В приемной Петровской больницы на Клима жадно бросился Лютов, растрепанный, измятый, с воспаленными глазами,
в бурых пятнах на изломанном гримасами лице.
Для гостиной пригодилась мебель из московского дома,
в маленькой
приемной он поставил круглый стол, полдюжины венских стульев, повесил чей-то рисунок пером с Гудонова Вольтера, гравюру Матэ, изображавшую сердитого Салтыкова-Щедрина, гравюрку Гаварни — французский адвокат произносит речь.
И нашел, что неприятен прямой, пристальный взгляд красивых, но пустовато светлых глаз Миши, взгляд — как бы спрашивающий о чем-то, хотя и почтительно, однако — требовательно. Все чаще бывало так, что, когда Миша, сидя
в углу
приемной, переписывал бумаги, Самгину казалось, что светлые прозрачные глаза следят за ним.
В приемной Самгина Марина объяснила, что вот Всеволод Павлович предлагает взять на себя его дело по утверждению
в правах наследства.
— Не узнаю, — ответил Лютов и, шумно вздохнув, поправился, сел покрепче на стуле. — Я, брат, из градоначальства, вызывался по делу об устройстве
в доме моем
приемного покоя для убитых и раненых. Это, разумеется, Алина, она, брат…
В жизнь Самгина бесшумно вошел Миша. Он оказался исполнительным лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел
в лицо Самгина красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел за маленьким столом
в углу
приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами. Попросил разрешения читать книги и, получив его, тихо сказал...
Самгин, протирая очки, осматривался: маленькая, без окон, комната, похожая на
приемную дантиста, обставленная мягкой мебелью
в чехлах серой парусины, посредине — круглый стол, на столе — альбомы, на стенах — серые квадраты гравюр. Сквозь драпри цвета бордо на дверях
в соседнее помещение
в комнату втекает красноватый сумрак и запах духов, и где-то далеко,
в тишине звучит приглушенный голос Бердникова...
Кутузов говорил
в приемной издателя, там стоял рояль, широкий ковровый диван, кожаные кресла и очень много горшков с геранью.
Он долго и осторожно стягивал с широких плеч старенькое пальто, очутился
в измятом пиджаке с карманами на груди и подпоясанном широким суконным поясом, высморкался, тщательно вытер бороду платком, причесал пальцами редкие седоватые волосы, наконец не торопясь прошел
в приемную, сел к столу и — приступил к делу...
Самгин взглянул
в неряшливую серую бороду на бледном, отечном лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти
в приемные часы. Человек ткнул пальцем
в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого человека, вероятно, мелкое уголовное дело. Человек явился к нему ровно
в четыре часа, заставив Самгина подумать...
Но, сняв пальто
в маленькой, скудно освещенной
приемной и войдя
в комнату, он почувствовал, что его перебросило сказочно далеко из-под невидимого неба, раскрошившегося снегом, из невидимого
в снегу города.
— Самопрыгающая натура, — сказал он о Любаше,
приемного отца назвал «иже еси
в либералех сущий», а постукав кулаком по «Русским ведомостям», заявил...
— Позови. Глухая, — вполголоса объяснила Марина, вводя Самгина
в небольшую очень светлую комнату. Таких комнат было три, и Марина сказала, что одна из них —
приемная, другая — кабинет, за ним — спальня.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев на дверь
в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась высокой,
в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
Через несколько минут поезд подошел к вокзалу, явился старенький доктор, разрезал ботинок Крэйтона, нашел сложный перелом кости и утешил его, сказав, что знает
в городе двух англичан: инженера и скупщика шерсти. Крэйтон вынул блокнот, написал две записки и попросил немедленно доставить их соотечественникам. Пришли санитары, перенесли его
в приемный покой на вокзале, и там он, брезгливо осматриваясь, с явным отвращением нюхая странно теплый, густой воздух, сказал Самгину...
Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он все лежал, и все постоянно
в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и
приемной.
Пять лет ходить, сидеть и вздыхать
в приемной — вот идеал и цель жизни!
Начал гаснуть я над писаньем бумаг
в канцелярии; гаснул потом, вычитывая
в книгах истины, с которыми не знал, что делать
в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул
в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах,
в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи
в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
Мы не успели рассмотреть его хорошенько. Он пошел вперед, и мы за ним. По анфиладе рассажено было менее чиновников, нежели
в первый раз. Мы толпой вошли
в приемную залу. По этим мирным галереям не раздавалось, может быть, никогда такого шума и движения. Здесь,
в белых бумажных чулках, скользили доселе, точно тени, незаметно от самих себя, японские чиновники, пробираясь иногда ползком; а теперь вот уже
в другой раз раздаются такие крепкие шаги!
Кичибе суетился: то побежит
в приемную залу, то на крыльцо, то опять к нам. Между прочим, он пришел спросить, можно ли позвать музыкантов отдохнуть. «Хорошо, можно», — отвечали ему и
в то же время послали офицера предупредить музыкантов, чтоб они больше одной рюмки вина не пили.
Посьета и меня ввели опять
в приемную залу; с нами обедали только два старших полномочных, остальные вышли вон.
В ту минуту, как мы вошли
в приемную залу, отодвинулись, точно кулисы, ширмы с противоположной стороны, и оттуда выдвинулись медленно, один за другим, все полномочные.
Наконец, не знаю
в который раз, вбежавший Кичибе объявил, что если мы отдохнули, то губернатор ожидает нас, то есть если устали, хотел он, верно, сказать.
В самом деле устали от праздности. Это у них называется дело делать. Мы пошли опять
в приемную залу, и начался разговор.
В отдыхальне, как мы прозвали комнату,
в которую нас повели и через которую мы проходили, уже не было никого: сидящие фигуры убрались вон. Там стояли привезенные с нами кресло и четыре стула. Мы тотчас же и расположились на них. А кому недостало, те присутствовали тут же, стоя. Нечего и говорить, что я пришел
в отдыхальню без башмаков: они остались
в приемной зале, куда я должен был сходить за ними. Наконец я положил их
в шляпу, и дело там и осталось.
Она не только была необыкновенно оригинально нарядна, — что-то было на ней накручено и бархатное, и шелковое, и ярко желтое, и зеленое, — но и жидкие волосы ее были подвиты, и она победительно влетела
в приемную, сопутствуемая длинным улыбающимся человеком с земляным цветом лица,
в сюртуке с шелковыми отворотами и белом галстуке.
Войдя
в его великолепную квартиру собственного дома с огромными растениями и удивительными занавесками
в окнах и вообще той дорогой обстановкой, свидетельствующей о дурашных, т. е. без труда полученных деньгах, которая бывает только у людей неожиданно разбогатевших, Нехлюдов застал
в приемной дожидающихся очереди просителей, как у врачей, уныло сидящих около столов с долженствующими утешать их иллюстрированными журналами.
В то время, как Нехлюдов вошел
в его
приемную, Топоров
в кабинете своем беседовал с монахиней-игуменьей, бойкой аристократкой, которая распространяла и поддерживала православие
в Западном крае среди насильно пригнанных к православию униатов.
В это время маленький Вольф,
в своих звездах и мундире, вышел
в приемную и подошел к Нехлюдову.
Из канцелярии Сената Нехлюдов поехал
в комиссию прошений к имевшему
в ней влияние чиновнику барону Воробьеву, занимавшему великолепное помещение
в казенном доме. Швейцар и лакей объявили строго Нехлюдову, что видеть барона нельзя помимо
приемных дней, что он нынче у государя императора, а завтра опять доклад. Нехлюдов передал письмо и поехал к сенатору Вольфу.
Подъезжая к дому Масленникова, Нехлюдов увидал у крыльца несколько экипажей: пролетки, коляски и кареты, и вспомнил, что как раз нынче был тот
приемный день жены Масленникова,
в который он просил его приехать.
С грустным и строгим лицом и с величайшею учтивостью поблагодарив жену адвоката за честь приглашения, Нехлюдов отказался за неимением возможности и вышел
в приемную.
— Что ж, это можно, — сказал доктор, смягчившись, и обратившись к старушке
в белом фартуке, сказал, чтобы она позвала сиделку-арестантку Маслову. — Не хотите ли присесть, хоть пройти
в приемную?
— Ну, так
в четверг, пожалуйста. Это ее
приемный день. Я ей скажу! — прокричал ему Масленников с лестницы.
Приемный день был блестящий, и Анна Игнатьевна была
в восхищении.