Неточные совпадения
С часу на час ожидают из деревни подвод; Стрелкова командируют
в Охотный ряд за запасами
для деревни, и к полудню он уже является
в больших санях, нагруженных мукой,
крупой и мерзлой рыбой.
В Александровской тюрьме 3 мая 1890 г. довольствовались из котла 1279 чел.;
в котлы было положено: 13 1/2 пуд. мяса, 5 пуд. рису, 1 1/2 пуда муки на подболтку, 1 п. соли, 24 п. картофеля, 1/3 ф. лаврового листу и 2/3 ф. перцу;
в той же тюрьме 29 сентября
для 675 человек: 17 п. рыбы, 3 п.
крупы, 1 п. муки, 1/2 п. соли, 12 1/2 п. картофеля, 1/6 ф. листу и 1/3 ф. перцу.]
Для Круциферских
Крупов представлял действительно старшего
в семье — отца, дядю, но такого дядю, которому любовь, а не права крови дали власть иногда пожурить и погрубить, — что оба прощали ему от души, и им было грустно, когда не видали его дня два.
Алексей Абрамович, сколько его ни убеждал
Крупов, более десяти тысяч не дал
в приданое, но зато решительно взял на себя обзаведение молодых; эту трудную задачу он разрешил довольно удачно: он перевез к ним все то из своего дома и из кладовой, что было
для него совершенно не нужно, полагая, вероятно, что именно это-то и нужно молодым.
А
в гостиной на диване лежал совсем одетый
Крупов, оставшийся сколько
для больной, столько и
для Круциферского, растерянного и испуганного.
Крупов, чрезвычайно сердясь на пружины дивана, которые, нисколько не способствуя эластичности его, придавали ему свойства, очень близкие той бочке,
в которой карфагеняне прокатили Регула, —
в четверть часа сладко захрапел с спокойствием человека, равно не обременявшего себе ни совести, ни желудка.
Круциферская поняла его грусть, поняла ту острую закваску, которая бродила
в нем и мучила его, она поняла и шире и лучше
в тысячу раз, нежели
Крупов, например, — понявши, она не могла более смотреть на него без участия, без симпатии, а глядя на него так, она его более и более узнавала, с каждым днем раскрывались
для нее новые и новые стороны этого человека, обреченного уморить
в себе страшное богатство сил и страшную ширь понимания.
Мы снимали разную охотничью сбрую, разводили огонь и принимались готовить охотничий обед. У Николая Матвеича хранился
для этого железный котелок,
в котором приготовлялась охотничья похлебка из
круп, картофеля и лука, с прибавкой, смотря по обстоятельствам, очень расшибленного выстрелом рябчика, вяленой сибирской рыбы-поземины или грибов. Вкуснее такой похлебки, конечно, ничего не было на свете; а после нее следовал чай с свежими ягодами — тоже не последняя вещь
в охотничьем обеде.
Анютка, Поликеева старшая дочь, несмотря на дождь с
крупой и холодный ветер, босиком стояла перед головой мерина, издалека, с видимым страхом, держа его одною рукой за повод, другою придерживая на своей голове желто-зеленую кацавейку, исполнявшую
в семействе должность одеяла, шубы, чепчика, ковра, пальто
для Поликея и еще много других должностей.
Девочка была
в страшном жару, порывистое дыхание и хриплые свистящие ноты этого дыхания —
для опытного взгляда врача не оставляли сомнения, что он имеет дело с сильнейшим
крупом.
Доходы священников
в то время не отличались обилием: за молебен платили им три копейки, за всенощную — гривенник, за исповедь — копейку. Иногда прихожане присылали им к празднику муку,
крупу, говядину и рыбу. Но
для этого нужно было заискивать у прихожан.