Неточные совпадения
Вернувшись с Кити с вод и пригласив к себе к кофе и полковника, и Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь велел вынести стол и
кресла в садик,
под каштан, и там накрыть завтрак.
Я лежал на диване, устремив глаза
в потолок и заложив руки
под затылок, когда Вернер взошел
в мою комнату. Он сел
в кресла, поставил трость
в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
Даже как бы еще приятнее стал он
в поступках и оборотах, еще ловче подвертывал
под ножку ножку, когда садился
в кресла; еще более было мягкости
в выговоре речей, осторожной умеренности
в словах и выраженьях, более уменья держать себя и более такту во всем.
Хотя мне
в эту минуту больше хотелось спрятаться с головой
под кресло бабушки, чем выходить из-за него, как было отказаться? — я встал, сказал «rose» [роза (фр.).] и робко взглянул на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то рука
в белой перчатке очутилась
в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими ногами.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым
в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами
под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась
в широкое бархатное
кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку
под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками
под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Тагильский пошевелился
в кресле, но не встал, а Дронов, взяв хозяина
под руку, отвел его
в столовую, где лампа над столом освещала сердито кипевший, ярко начищенный самовар, золотистое вино
в двух бутылках, стекло и фарфор посуды.
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он хотел встать, ноги у него поехали
под стол, шлепнулся
в кресло и, подняв руки вверх, объявил: «Я — не вор!» — «Вы, говорю, дурак.
Он почувствовал, что этот гулкий вихрь вовлекает его, что тело его делает непроизвольные движения, дрожат ноги, шевелятся плечи, он качается из стороны
в сторону, и
под ним поскрипывает пружина
кресла.
Для кабинета Самгин подобрал письменный стол, книжный шкаф и три тяжелых
кресла под «черное дерево», —
в восьмидесятых годах эта мебель была весьма популярной среди провинциальных юристов либерального настроения, и замечательный знаток деталей быта П. Д. Боборыкин
в одном из своих романов назвал ее стилем разочарованных.
Самгину восклицание Таисьи показалось радостным, рукопожатие ее особенно крепким; Юрин, как всегда, полулежал
в кресле, вытянув ноги
под стол, опираясь затылком
в спинку
кресла, глядя
в потолок; он протянул Самгину бессильную руку, не взглянув на него. Таисья на стуле, рядом с ним, пред нею тетрадь,
в ее руке — карандаш.
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув
кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские
в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья;
под забором сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа
в зубах карандаш, и смотрел
в небо, там летала стая белых голубей.
Пузатый комод и на нем трюмо
в форме лиры, три неуклюжих стула, старенькое на низких ножках
кресло у стола,
под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные белыми обоями стены холодны и голы, только против кровати — темный квадрат небольшой фотографии: гладкое, как пустота, море, корма баркаса и на ней, обнявшись, стоят Лидия с Алиной.
Глубоко
в кресле сидел компаньон Варавки по изданию газеты Павлин Савельевич Радеев, собственник двух паровых мельниц, кругленький, с лицом татарина, вставленным
в аккуратно подстриженную бородку, с ласковыми, умными глазами
под выпуклым лбом. Варавка, видимо, очень уважал его, посматривая
в татарское лицо вопросительно и ожидающе.
В ответ на возмущение Варавки политическим цинизмом Константина Победоносцева Радеев сказал...
Любаша вдруг выскочила из
кресла, шагнула и, взмахнув руками, точно бросаясь
в воду, повалилась; если б Самгин не успел поддержать ее, она бы с размаха ударилась о́ пол лицом. Варвара и Татьяна взяли ее
под руки и увели.
Упираясь ладонями
в ручки
кресла, Бердников медленно приподнимал расплывчатое тело свое, подставляя
под него толстые ноги, птичьи глаза, мигая, метали голубоватые искорки. Он бормотал...
Другой студент, плотненький, розовощекий, гладко причесанный, сидел
в кресле, поджав
под себя коротенькую ножку, он казался распаренным, как будто только что пришел из бани. Не вставая, он лениво протянул Самгину пухлую детскую ручку и вздохнул...
Ему было
под пятьдесят лет, но он был очень свеж, только красил усы и прихрамывал немного на одну ногу. Он был вежлив до утонченности, никогда не курил при дамах, не клал одну ногу на другую и строго порицал молодых людей, которые позволяют себе
в обществе опрокидываться
в кресле и поднимать коленку и сапоги наравне с носом. Он и
в комнате сидел
в перчатках, снимая их, только когда садился обедать.
Но Илья Ильич не слушал его: он, подобрав ноги
под себя, почти улегся
в кресло и, подгорюнившись, погрузился не то
в дремоту, не то
в задумчивость.
— Постой! Я сам представлюсь! — сказал Марк, вскочил с
кресел и, став
в церемонную позу, расшаркался перед Райским. — Честь имею рекомендоваться: Марк Волохов, пятнадцатого класса, состоящий
под надзором полиции чиновник, невольный здешнего города гражданин!
Это дворец невидимой феи, индийской пери, самой Сакунталы, может быть. Вот, кажется, следы ее ножек, вот кровать, закрытая едва осязаемой кисеей, висячие лампы и цветные китайские фонари, роскошный европейский диван, а рядом длинное и широкое бамбуковое
кресло. Здесь резные золоченые колонны, служащие преддверием ниши, где богиня покоится
в жаркие часы дня
под дуновением висячего веера.
«Он
в освещенном вагоне, на бархатном
кресле сидит, шутит, пьет, а я вот здесь,
в грязи,
в темноте,
под дождем и ветром — стою и плачу», подумала Катюша, остановилась и, закинув голову назад и схватившись за нее руками, зарыдала.
Его небольшая тощая фигурка представлялась издали таким же грязным пятном, как валявшийся
под его ногами ковер, с той разницей, что второе пятно помещалось
в ободранном
кресле.
— Вы очень кстати приехали к нам
в Узел, — говорил Веревкин, тяжело опускаясь
в одно из
кресел, которое только не застонало
под этим восьмипудовым бременем. Он несколько раз обвел глазами комнату, что-то отыскивая, и потом прибавил: — У меня сегодня ужасная жажда…
Немало вышло из учеников С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники, орехи и танцы
под гитару и гармонию. Он сам на таких пирушках до поздней ночи сидел
в кресле и радовался, как гуляет молодежь.
А отец остался
в своем
кресле.
Под расстегнутым халатом засыпанная табаком рубашка слегка колебалась. Отец смеялся своим обычным нутряным смехом несколько тучного человека, а я смотрел на него восхищенными глазами, и чувство особенной радостной гордости трепетало
в моем юном сердце…
В особенно погожие дни являются горожане и горожанки. Порой приходит с сестрой и матерью она, кумир многих сердец, усиленно бьющихся
под серыми шинелями.
В том числе — увы! — и моего бедного современника… Ей взапуски подают
кресло. Счастливейший выхватывает
кресло из толпы соперников… Усиленный бег, визг полозьев, морозный ветер с легким запахом духов, а впереди головка, уткнувшаяся
в муфту от мороза и от страха… Огромный пруд кажется таким маленьким и тесным… Вот уже берег…
Отвалившись на вышитую шерстями спинку старинного
кресла и всё плотнее прижимаясь к ней, вскинув голову, глядя
в потолок, он тихо и задумчиво рассказывал про старину, про своего отца: однажды приехали
в Балахну разбойники грабить купца Заева, дедов отец бросился на колокольню бить набат, а разбойники настигли его, порубили саблями и сбросили вниз из-под колоколов.
Марью Дмитриевну посадили на
кресло возле берега,
в тени, постлали ей ковер
под ноги, дали лучшую удочку; Антон, как старый опытный рыболов, предложил ей свои услуги.
Так прошла вся ночь. Таисья то и дело уходила справляться
в избу Егора, как здоровье бабушки Василисы. Петр Елисеич дремал
в кресле у себя
в кабинете.
Под самое утро Таисья тихонько разбудила его.
Публика при появлении нового оратора,
под влиянием предшествовавшего впечатления, видимо, пугалась и вооружилась терпением; но по мере того, как раздавался его чистый, звучный и внятный голос, все оживились, и к концу его замечательной речи слушатели уже были не опрокинуты к спинкам
кресел, а
в наклоненном положении к говорившему: верный знак общего внимания и одобрения!
Генерал Стрепетов сидел на
кресле по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову, читал толстую латинскую книжку. Он был одет
в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые
в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой
под столом медвежьей шкуре.
Новы были впечатления, толпившиеся
в головках Лизы и Женни, стоявшей тут же за
креслом подруги и вместе с нею находившейся
под странным влиянием монастырской суеты.
Серый свет зарождающегося утра заглянул из-за спущенных штор
в комнату больного, но был еще слишком слаб и робок для того, чтобы сконфузить мигавшую
под зеленым абажуром свечу. Бахарев снова лежал спокойно, а Абрамовна, опершись рукою о
кресло, тихо, усыпляющим тоном, ворчала ему...
Женя, пришедшая
в ночной кофточке, и Люба, которая уже давно спала
под разговор, свернувшись калачиком
в большом плюшевом
кресле.
Катенька, Любочка и Володя посмотрели на меня
в то время, как Jérôme за руку проводил меня через залу, точно с тем же выражением, с которым мы обыкновенно смотрели на колодников, проводимых по понедельникам мимо наших окон. Когда же я подошел к
креслу бабушки, с намерением поцеловать ее руку, она отвернулась от меня и спрятала руку
под мантилью.
Мари некоторое время оставалась
в прежнем положении, но как только раздались голоса
в номере ее мужа, то она, как бы
под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с своего
кресла, подошла к двери, ведущей
в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
Когда он принялся работать, то снял свой синий кафтан и оказался
в красной рубахе и плисовых штанах. Обивая
в гостиной мебель и ползая на коленях около
кресел, он весьма тщательно расстилал прежде себе
под ноги тряпку. Работая, он обыкновенно набивал себе полнехонек рот маленькими обойными гвоздями и при этом очень спокойно, совершенно полным голосом, разговаривал, как будто бы у него во рту ничего не было. Вихров заметил ему однажды, что он может подавиться.
Павел Федорыч уехал, а мы перешли
в гостиную. Филофей Павлыч почти толкнул меня на диван ("вы, братец, — старший
в семействе; по христианскому обычаю, вам следовало бы
под образами сидеть, а так как у нас, по легкомыслию нашему,
в парадных комнатах образов не полагается — ну, так хоть на диван попокойнее поместитесь!" — сказал он при этом, крепко сжимая мне руку), а сам сел на
кресло подле меня. Сбоку, около стола, поместились маменька с дочкой, и я слышал, как Машенька шепнула:"Займи дядю-то!"
Вследствие этого Феденька целый день трунил над Сенечкой, называл его"вашим превосходительством", привставал на стуле при его появлении и даже один раз бросился со всех ног, чтоб пододвинуть ему
кресло, но
в рассеянности тотчас же выдернул его из-под него.
Только тогда я с трудом оторвался от страницы и повернулся к вошедшим (как трудно играть комедию… ах, кто мне сегодня говорил о комедии?). Впереди был S — мрачно, молча, быстро высверливая глазами колодцы во мне,
в моем
кресле, во вздрагивающих у меня
под рукой листках. Потом на секунду — какие-то знакомые, ежедневные лица на пороге, и вот от них отделилось одно — раздувающиеся, розово-коричневые жабры…
Издали —
в коридоре — уже голоса, шаги. Я успел только схватить пачку листов, сунуть их
под себя — и вот теперь прикованный к колеблющемуся каждым атомом
креслу, и пол
под ногами — палуба, вверх и вниз…
О — медленно оседала
в своем
кресле — будто
под юнифой испарялось, таяло тело, и только одно пустое платье и пустые — засасывающие синей пустотой — глаза. Устало...
— Отчего же нельзя? я тебя учил ведь: спрятаться
под кресло, которое
в углу, и оттуда подсмотреть… Как вы осмелились меня ослушаться, милостивый государь?
Их скромно сопровождала знакомая уж нам фигура Прохорова, который был один из претендующих родственников и который на этот раз не горланил, как некогда
в земском суде, а смиренно, держа
под мышкой ваточную фуражку, стал было у притолоки; но губернатор движением головы предложил ему сесть, и Прохоров, щепетильно и едва касаясь краешка, уселся на отдаленное
кресло.
Впереди всех, например, пошла хозяйка с Четвериковым; за ними покатили генеральшу
в креслах, и князь, делая вид, что как будто бы ведет ее
под руку, пошел около нее.
На другом конце залы,
под хорами,
в бархатных красных золоченых
креслах сидели почетные гости, а посредине их сама директриса, величественная седовласая дама
в шелковом серо-жемчужном платье.
— На котором, смею надеяться, вы не откажете мне
в мазурке? — вставил Бахтинский и, слегка наклонившись, щелкнул
под креслом шпорами.
Старик вынул из бумажника фотографию.
В кресле сидит мужчина средних лет, гладко причесанный, елейного вида, с правильными чертами лица, окаймленного расчесанной волосок к волоску не широкой и не узкой бородой. Левая рука его покоится на двух книгах, на маленьком столике, правая держится за шейную часовую цепочку, сбегающую по бархатному жилету
под черным сюртуком.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к чему он всегда прибегал
в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем
кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются
в области сердца, или — точнее —
в солнечном узле брюшных нервов, то есть
под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком, раздавшимся
в его дверь.
Далее Аггей Никитич не
в состоянии был подслушивать. Он, осторожно поднявшись с
кресла, вышел из боскетной и нашел, наконец, залу, где, поспешно подойдя к инвалидному поручику и проговорив ему: «Мне нужно сказать вам два слова!», — взял его
под руку и повел
в бильярдную,
в которой на этот раз не было ни души.