Неточные совпадения
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство учителей. Некоторые были физически неприятны ему:
математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая на учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил
в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем ученикам двух первых парт, подходил и тянул тоненьким голосом...
В гимназии я до самого седьмого
класса был из первых, я был очень хорош
в математике.
Большое значение имела
математика, и преподавалась
в старшем
классе даже аналитическая геометрия и элементы высшей
математики.
Вследствие этого, выдержав по всем предметам, я решительно срезался на
математике и остался на второй год
в том же
классе.
В это время был решен наш переезд к отцу,
в Ровно.
Это было заведение особенного переходного типа, вскоре исчезнувшего. Реформа Д. А. Толстого, разделившая средние учебные заведения на классические и реальные, еще не была закончена.
В Житомире я начал изучать умеренную латынь только
в третьем
классе, но за мною она двигалась уже с первого. Ровенская гимназия, наоборот, превращалась
в реальную. Латынь уходила
класс за
классом, и третий,
в который мне предстояло поступить, шел уже по «реальной программе», без латыни, с преобладанием
математики.
— Напротив-с! Там всему будут учить, но вопрос — как?
В университете я буду заниматься чем-нибудь определенным и выйду оттуда или медиком, или юристом, или
математиком, а из Демидовского — всем и ничем; наконец,
в практическом смысле: из лицея я выйду четырнадцатым
классом, то есть прапорщиком, а из университета, может быть, десятым, то есть поручиком.
В гимназии Вихров тоже преуспевал немало: поступив
в пятый
класс, он должен был начать учиться
математике у Николая Силыча.
Разумов сейчас же вскочил. Он еще по гимназии помнил, как Николай Силыч ставил его
в сентябре на колени до райских птиц, то есть каждый
класс математики он должен был стоять на коленях до самой весны, когда птицы прилетят.
Только спустя несколько минут он сообразил, что иные, не выдержавши выпускных испытаний, остались
в старшем
классе на второй год; другие были забракованы, признанные по состоянию здоровья негодными к несению военной службы; следующие пошли: кто побогаче —
в Николаевское кавалерийское училище; кто имел родню
в Петербурге —
в пехотные петербургские училища; первые ученики, сильные по
математике, избрали привилегированные карьеры инженеров или артиллеристов; здесь необходимы были и протекция и строгий дополнительный экзамен.
С гимназией иногда у меня бывали нелады: все хорошо, да
математика давалась плохо, из-за нее приходилось оставаться на второй год
в классах.
В числе других предметов, вместе с русским языком,
в среднем
классе преподавалась грамматика славянского языка, составленная самим преподавателем, Николаем Мисаиловичем Ибрагимовым, поступившим также из Московского университета; он же был не только учителем российской словесности, но и
математики в средних
классах.
Я догадался, что и меня хотят сделать студентом, чего я никак не мог надеяться, потому что еще не дослушал курса
в высших
классах и ничего не знал
в математике.
Но так как проверок по этому предмету было очень мало, и многоречивый учитель охотнее спрашивал наиболее внимательных и способных учеников, то
в начале следующего года я учительской конференцией с директором во главе был переведен ввиду успехов моих
в математике и
в чтении Цезаря во второй
класс.
Мне доходил 17-й год, и я рассчитывал попасть
в первый
класс, так как
в изустных и письменных переводах с немецкого на латинский и
в классе «Энеиды», равно как и на уроках
математики и физики, я большею частию занимал второе место и нередко попадал на первое.
[Я и мой товарищ по гимназии, нынче известный русский
математик К. Д. Краевич, знавали этого антика
в конце сороковых годов, когда мы были
в третьем
классе Орловской гимназии и жили вместе
в доме Лосевых, «Антон-астроном» (тогда уже престарелый) действительно имел кое-какие понятия о небесных светилах и о законах вращения, но главное, что было интересно: он сам приготовил для своих труб стекла, отшлифовывая их песком и камнем из донышек толстых хрустальных стаканов, и через них он оглядывал целое небо…
Во-первых, назавтра,
в понедельник, ему предстояло держать экзамен по
математике; он знал, что если завтра ему не удастся решить письменную задачу, то его исключат, так как сидел он
в шестом
классе два года и имел годовую отметку по алгебре 2 3/4.
Бывает, что во время урока
математики, когда даже воздух стынет от скуки,
в класс со двора влетает бабочка; мальчуганы встряхивают головами и начинают с любопытством следить за полетом, точно видят перед собой не бабочку, а что-то новое, странное; так точно и обыкновенное шампанское, попав случайно
в наш скучный полустанок, забавляло нас.
Мой товарищ по гимназии, впоследствии заслуженный профессор Петербургского университета
В.А.Лебедев, поступил к нам
в четвертый
класс и прямо стал слушать законоведение. Но он был дома превосходно приготовлен отцом, доктором, по латинскому языку и мог даже говорить на нем. Он всегда делал нам переводы с русского
в классы словесности или
математики, иногда нескольким плохим латинистам зараз. И кончил он с золотой медалью.
Раз, во время урока
математики, — были мы тогда
в четвертом
классе, — Бортфельд дерзко стал передразнивать Геннадия Николаевича самым откровенным образом.
Они все трое сидели
в классе вместе; выражали на лице насмешливое презрение к тому, что говорили учителя За честь считали по латинскому и по греческому языкам знать еле-еле на тройку, а по
математике, физике, истории знать гораздо больше, чем требовалось. Их отношение ко мне очень меня обижало, и самолюбие мое страдало жестоко. Вот что нахожу у себя
в тогдашнем дневнике...
Приготовлялся я полгода, но так как для технического училища нужно знать весь гимназический курс
математики, то Грумахер посоветовал мне готовиться
в ветеринарный институт, куда принимают из шестого
класса гимназии.
Раньше — он мало знал свои родные места, Гимназистом приезжал только на вакации; да и то
в старших
классах брал кондиции, готовил разных барчат
в юнкерское училище или подвинчивал их насчет древних языков и
математики. Студентом на зимние вакации не ездил, а летом также брал кондиции,
в последние два года, когда, после смерти отца, надо было прикончить дело, которым держались их достатки.