Неточные совпадения
Отдельная комната для
старшей дочери была самым обидным новшеством для Марьи Степановны и, как бельмо, всегда мозолила ей глаза. Она никогда не заглядывала сюда, как и на половину мужа. У Верочки не было своей комнаты, да она и не нуждалась
в ней, околачиваясь по всему
дому.
Бегство
старшей дочери из
дому только укрепило ее
в сознании правоты старозаветных приваловских и гуляевских идеалов, выше которых для нее ничего не было.
Видя, что сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок. Сын решительно отбивается от рук!
В ответ на «запрещаю!» он объясняет, что
дом принадлежит ему! — Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь
старшей горничной, которая
в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки по презрению к
дочери управляющего, посоветовалась с нею и послала за управляющим.
Поднялся
в доме шум и гвалт, повскакали
дочери из-за пялец своих, а вышивали они серебром и золотом ширинки шелковые; почали они отца целовать, миловать и разными ласковыми именами называть, и две
старшие сестры лебезят пуще меньшой сестры.
Дом, благодаря тому что
старший Пухов был женат на
дочери петербургского сенатора, был поставлен по-барски, и попасть на вечер к Пуховым — а они давались раза два
в год для не выданных замуж дочек — было нелегко.
Отец Литвинова,
в бытность свою
в Москве, познакомился с Осиниными, имел случай оказать им некоторые услуги, дал им однажды рублей триста взаймы; и сын его, будучи студентом, часто к ним наведывался, кстати ж, его квартира находилась не
в дальнем расстоянии от их
дома. Но не близость соседства привлекала его, не плохие удобства их образа жизни его соблазняли: он стал часто посещать Осининых с тех пор, как влюбился
в их
старшую дочь Ирину.
Жена Долинского живет на Арбате
в собственном двухэтажном
доме и держит
в руках своего седого благодетеля. Викторинушку выдали замуж за вдового квартального. Она пожила год с мужем, овдовела и снова вышла за молодого врача больницы, учрежденной каким-то «человеколюбивым обществом», которое матроска без всякой задней мысли называет обыкновенно «самолюбивым обществом». Сама же матроска состоит у
старшей дочери в ключницах; зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
Князь бесновался, бесновался, наконец один раз, грозный и мрачный как градовая туча, вышел из
дома, взял за ворот зипуна первого попавшегося ему навстречу мужика, молча привел его
в дом, молча же поставил его к купели рядом со своей
старшей дочерью и велел священнику крестить ребенка.
Не успела она проговорить свое обещанье, как дети, слушавшие сначала очень внимательно, бросились со всех ног осаждать ее; кто цеплялся за ее платье, кто усиливался влезть на ее колена, кто успел обхватить ее шею и осыпал лицо поцелуями; осада сопровождалась такими шумными овациями, такими криками радости, что мисс Бликс вошла
в одну дверь,
в другую вбежала молодая швейцарка, приглашенная
в дом как учительница музыки для
старшей дочери; за ними показалась кормилица, державшая новорожденного, укутанного
в одеяло с ниспадавшими до полу кружевными обшивками.
Старших двух
дочерей он выгодно пристроил, младшая оставалась еще
в доме невестой.
Так прожил он еще семь лет.
Старшей дочери было уже 16 лет, еще один ребенок умер, и оставался мальчик-гимназист, предмет раздора. Иван Ильич хотел отдать его
в Правоведение, а Прасковья Федоровна на зло ему отдала
в гимназию.
Дочь училась
дома и росла хорошо, мальчик тоже учился недурно.
Ей было уже двадцать три года, она была хороша собой, красивее Манюси, считалась самою умной и образованной
в доме и держала себя солидно, строго, как это и подобало
старшей дочери, занявшей
в доме место покойной матери.
В Успеньев день, поутру, Дмитрий Петрович пришел к Дорониным с праздником и разговеньем.
Дома случился Зиновий Алексеич и гостю был рад. Чай, как водится, подали; Татьяна Андревна со
старшей дочерью вышла, Наташа не показалась, сказала матери, что голова у ней отчего-то разболелась. Ни слова не ответила на то Татьяна Андревна, хоть и заметила, что Наташина хворь была притворная, напущенная.
Через Уваровых и
старшую дочь князя, Марью Михайловну, я сделался вхож
в их
дом и сошелся со всем женским персоналом этой фамилии, начиная с самой княгини и двух
старших дочерей.
И с таким-то скудным содержанием я
в первую же зиму стал бывать
в казанских гостиных. Мундир позволял играть роль молодого человека; на извозчика не из чего было много тратить, а танцевать
в чистых замшевых перчатках стоило недорого, потому что они мылись.
В лучшие
дома тогдашнего чисто дворянского общества меня вводило семейство Г-н, где с умной девушкой,
старшей дочерью, у меня установился довольно невинный флерт. Были и другие рекомендации из Нижнего.
Семья у купца была небольшая: хозяйка, старуха мать,
старший сын женатый, простого воспитания, с отцом
в деле был, и другой сын — ученый, кончил
в гимназии и был
в университете, да оттуда выгнали, и он жил
дома, да еще
дочь — девушка гимназистка.
В то время, когда князь Сергей Сергеевич Облонский беседовал с Иреной,
в обширной столовой княжеского деревенского
дома был уже накрыт завтрак на пять персон, так как мы знаем, что
в это лето у князя гостила его
старшая дочь Надежда Сергеевна со своим мужем, графом Львом Николаевичем Ратицыным, и Виктор Аркадьевич Бобров, которого мы видели
в театре «Аквариум» вместе с доктором Звездичем.
Детей было двое.
Старшая дочь, Наталья, родилась 1 августа 1775 года. Отец очень любил ее. О первых годах ее жизни и воспитании
в доме родительском почти ничего не известно.
В то время, когда весь поглощенный честолюбивыми замыслами Григорий Александрович Потемкин выказывал чудеса храбрости и недюжинные способности военачальника
в войне с турками, а между тем
в Петербурге подготовлялся ему еще более высший служебный жребий — пост правой руки мудрой государыни,
в далеком Смоленске,
в доме подполковника Василия Андреевича Энгельгардта, среди многочисленных
дочерей последнего, рос миловидный десятилетний мальчик Володя — приемыш Василия Андреевича и его жены Марфы Александровны,
старшей сестры Потемкина.
Вскоре после коронации покинула Петербург, несмотря на просьбы сына, и Наталья Демьяновна Разумовская. Она уехала с
дочерьми, оставив младшего сына и
старшую внучку при дворе. По возвращении
в Малороссию она поселилась около села Адамовки,
в одном из хуторов, пожалованных Алексею Григорьевичу. Здесь она выстроила себе усадьбу, которую назвала Алексеевщиной, с
домом и при
доме устроила церковь.
Потчевание этими кубками
в домах женатых людей лежало на обязанности жены, у вдовцов же — на взрослой
старшей дочери. Неподнесение кубка считалось высшею степенью холодности приема.
В доме князя было большое оживление, так как с неделю уже гостили: брат Ивана Васильевича — князь Василий, его жена — Зоя Александровна, тринадцатилетний сын Виктор и две
дочери, —
старшая Соня, ровесница Шуре, и десятилетняя Анюта.
Хитрая цыганка заметила еще
в рыбацком шалаше впечатление, произведенное ее красотой на «грозного опричника», и, живя
в доме в качестве сенной девушки его
старшей дочери, положительно околдовала его.
Сама Лорина со
старшим сыном и
старшею дочерью выехала из
дому, который по наследству принадлежал детям от первой жены, и переехала
в наемную квартиру.
Сергей Сергеевич, отправив Ирену и проводив барона, поехал обедать
в дом своей
старшей дочери и все свое утреннее раздражение излил
в сцене со своей младшей
дочерью, сцене, о которой мы знаем со слов самой княжны Юлии, рассказавшей ее Виктору Аркадьевичу
в их последнее свидание у него
в кабинете.
Семья его состояла из раздражительной, часто ссорившейся с ним из-за всяких пустяков, вульгарной жены, сына не совсем удачного, мота и кутилы, но вполне «порядочного», как понимал отец, человека, и двух
дочерей, из которых одна,
старшая, хорошо вышла замуж и жила
в Петербурге, и меньшая любимая
дочь Лиза, та самая, которая почти год тому назад исчезла из
дома и только теперь нашлась с ребенком
в дальнем губернском городе.
Разговор происходил
в губернском городе, куда приехал
старший петербургский брат, узнав, что бежавшая из его
дома год назад тому
дочь поселилась с ребенком
в этом самом городе.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая
дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному
дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивою
старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели
в гостиной.