Неточные совпадения
Он пошел впереди Самгина, бесцеремонно расталкивая людей, но на крыльце их остановил офицер и, заявив, что он начальник караула, охраняющего Думу, не пустил их во дворец. Но они все-таки остались у входа
в вестибюль, за колоннами, отсюда, с высоты, было очень удобно наблюдать революцию. Рядом с ними оказался высокий старик.
В вестибюле гостиницы его встретил очень домашний, успокаивающий запах яблоков и сушеных грибов, а хозяйка, радушная, приятная старушка, жалобно и виновато сказала...
Он встал, пошел к себе
в комнату, но
в вестибюле его остановил странный человек,
в расстегнутом пальто на меху, с каракулевой шапкой
в руке, на его большом бугристом лице жадно вытаращились круглые, выпуклые глаза, на голове — клочья полуседой овечьей шерсти, голова — большая и сидит на плечах, шеи — не видно, человек кажется горбатым.
«Демократия, — соображал Клим Иванович Самгин, проходя мимо фантастически толстых фигур дворников у ворот каменных домов. — Заслуживают ли эти люди, чтоб я встал во главе их?» Речь Розы Грейман, Поярков, поведение Таисьи — все это само собою слагалось
в нечто единое и нежелаемое. Вспомнились слова кадета, которые Самгин мимоходом поймал
в вестибюле Государственной думы: «Признаки новой мобилизации сил, враждебных здравому смыслу».
А
в Московском Кремле,
в нише
вестибюля она смотрела во все глаза! И когда она сняла повязку — неизвестно. А может, ее и совсем не было?
Подъезжает
в день бала к подъезду генерал-губернаторского дворца какой-нибудь Ванька Кулаков
в белых штанах и расшитом «благотворительном» мундире «штатского генерала», входит
в вестибюль, сбрасывает на руки швейцару соболью шубу и, отсалютовав с вельможной важностью треуголкой дежурящему
в вестибюле участковому приставу, поднимается по лестнице
в толпе дам и почетных гостей.
И, как введение
в историю Великой революции, как кровавый отблеск зарницы, сверкнувшей из глубины грозных веков, встречают входящих
в Музей на площадке
вестибюля фигуры Степана Разина и его ватаги, работы скульптора Коненкова. А как раз над ними — полотно художника Горелова...
Погребок торговал через заднюю дверь всю ночь. Этот оригинальной архитектуры дом был окрашен
в те времена
в густой темно-серый цвет. Огромные окна бельэтажа, какие-то выступы, а
в углублениях высокие чугунные решетчатые лестницы — вход
в дом. Подъездов и
вестибюлей не было.
И с песнями вкатываются толпы
в роскошный
вестибюль «Эрмитажа», с зеркалами и статуями, шлепая сапогами по белокаменной лестнице, с которой предупредительно сняты, ради этого дня, обычные мягкие дорогие ковры.
Старые москвичи-гурманы перестали ходить к Тестову. Приезжие купцы, не бывавшие несколько лет
в Москве, не узнавали трактира. Первым делом — декадентская картина на зеркальном окне
вестибюля…
В большом зале — модернистская мебель, на которую десятипудовому купчине и сесть боязно.
В назначенный день к семи часам вечера приперла из «Ляпинки» артель
в тридцать человек. Швейцар
в ужасе, никого не пускает. Выручила появившаяся хозяйка дома, и княжеский швейцар
в щегольской ливрее снимал и развешивал такие пальто и полушубки, каких
вестибюль и не видывал. Только места для калош остались пустыми.
Перед ним двигалось привидение
в белом и исчезло
в вестибюле, где стало подниматься по лестнице во второй этаж. Крейцберг пустил вслед ему пулю, выстрел погасил свечку, — пришлось вернуться. На другой день наверху,
в ободранных залах, он обнаружил кучу соломы и рогож — место ночлега десятков людей.
С вокзала он прямо поехал
в «Эрмитаж». Гостиничные носильщики,
в синих блузах и форменных шапках, внесли его вещи
в вестибюль. Вслед за ними вошел и он под руку с своей женой, оба нарядные, представительные, а он-таки прямо великолепный,
в своем широком,
в виде колокола, английском пальто,
в новой широкополой панаме, держа небрежно
в руке тросточку с серебряным набалдашником
в виде голой женщины.
И вот внизу,
в вестибюле, из-под груды покрытых розовым пеплом конвертов — Ю, контролерша, вытащила и подала мне письмо. Повторяю: это очень почтенная женщина, и я уверен — у нее наилучшие чувства ко мне.
Внизу,
в вестибюле, за столиком, контролерша, поглядывая на часы, записывала нумера входящих. Ее имя — Ю… впрочем, лучше не назову ее цифр, потому что боюсь, как бы не написать о ней чего-нибудь плохого. Хотя,
в сущности, это — очень почтенная пожилая женщина. Единственное, что мне
в ней не нравится, — это то, что щеки у ней несколько обвисли — как рыбьи жабры (казалось бы: что тут такого?).
Но я не дал ей кончить, торопливо втолкнул
в дверь — и мы внутри,
в вестибюле. Над контрольным столиком — знакомые, взволнованно-вздрагивающие, обвислые щеки; кругом — плотная кучка нумеров — какой-то спор, головы, перевесившиеся со второго этажа через перила, — поодиночке сбегают вниз. Но это — потом, потом… А сейчас я скорее увлек О
в противоположный угол, сел спиною к стене (там, за стеною, я видел: скользила по тротуару взад и вперед темная, большеголовая тень), вытащил блокнот.
Он не без некоторого стыда понимал теперь, что многое
в этом очаровании было почерпнуто из чтения французских плохих романов,
в которых неизменно описывается, как Густав и Арман, приехав на бал
в русское посольство, проходили через
вестибюль.
Дом для редакции был выстроен на манер большой парижской газеты: всюду коридорная система, у каждого из крупных сотрудников — свой кабинет,
в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов; ни к одному сотруднику без доклада постороннему войти нельзя.
В вестибюле стоял ад; я пробивался среди плеч, спин и локтей,
в духоте, запахе пудры и табаку к лестнице, по которой сбегали и взбегали разряженные маски.
В этот день я смотрел из окна чертежной на белый пустой парк, и вдруг мне показалось, что
в глубине аллеи я вижу Урманова. Он шел по цельному снегу и остановился у одной скамейки. Я быстро схватил
в вестибюле шляпу и выбежал. Пробежав до половины аллеи, я увидел глубокий след, уходивший
в сторону Ивановского грота. Никого не было видно, кругом лежал снег, чистый, нетронутый. Лишь кое-где виднелись оттиски вороньих лапок, да обломавшиеся от снега черные веточки пестрили белую поверхность темными черточками.
Через два дня, заглянув
в вестибюль академии, где обыкновенно выставлялись письма, получаемые на имя студентов, я увидел небольшой конверт с моим адресом.
В нем было написанное твердым круглым почерком приглашение...
На улице замелькали огни фонарей, и отозвался голос Панкрата
в вестибюле.
На миг заслонило черным яркую люстру
в вестибюле, и Персикову стало смутно, тошновато…
Но Панкрат никого уже не мог выгнать. Панкрат, с разбитой головой, истоптанный и рваный
в клочья, лежал недвижимо
в вестибюле, и новые и новые толпы рвались мимо него, не обращая внимания на стрельбу милиции с улицы.
Панкрат заснул уже
в своей комнате
в вестибюле, и один только раз
в отдалении музыкально и нежно прозвенели стекла
в шкапах — это Иванов, уходя, запер свой кабинет.
В вестибюле стояли аккуратно обшитые металлическими полосами деревянные ящики,
в количестве трех штук, испещренные заграничными наклейками на немецком языке, и над ними царствовала одна русская меловая надпись...
Поздним вечером, уже ближе к полуночи, Панкрат, сидя босиком на скамье
в скупо освещенном
вестибюле, говорил бессонному дежурному котелку, почесывая грудь под ситцевой рубахой...
Панкрат повернулся, исчез
в двери и тотчас обрушился на постель, а профессор стал одеваться
в вестибюле. Он надел серое летнее пальто и мягкую шляпу, затем, вспомнив про картину
в микроскопе, уставился на свои калоши и несколько секунд глядел на них, словно видел их впервые. Затем левую надел и на левую хотел надеть правую, но та не полезла.
Выбежавший из переулка человек сделал попытку ухватить Короткова за полу пиджака, и пола осталась у него
в руках. Коротков завернул за угол, пролетел несколько саженей и вбежал
в зеркальное пространство
вестибюля. Мальчик
в галунах и золоченых пуговках отскочил от лифта и заплакал.
Кальсонер выскочил
в вестибюль на площадку с органом первым, секунду поколебался, куда бежать, рванулся и, круто срезав угол, исчез за органом. Коротков бросился за ним, поскользнулся и, наверно, разбил бы себе голову о перила, если бы не огромная кривая и черная ручка, торчащая из желтого бока. Она подхватила полу коротковского пальто, гнилой шевиот с тихим писком расползся, и Коротков мягко сел на холодный пол. Дверь бокового хода за органом со звоном захлопнулась за Кальсонером.
Пешком, так как деньги все были украдены, Коротков добрался до Спимата и, пройдя
вестибюль, прямо направил свои стопы
в канцелярию.
Зеркальная кабина стала падать вниз, и двое Коротковых упали вниз. Второго Короткова первый и главный забыл
в зеркале кабины и вышел один
в прохладный
вестибюль. Очень толстый и розовый
в цилиндре встретил Короткова словами...
Коротков вонзился
в коробку лифта, сел на зеленый диван напротив другого Короткова и задышал, как рыба на песке. Мальчишка, всхлипывая, влез за ним, закрыл дверь, ухватился за веревку, и лифт поехал вверх. И тотчас внизу,
в вестибюле, загремели выстрелы и завертелись стеклянные двери.
Коротков на ходу вырвался из трамвая, повернулся по оси, упал, ушиб колено, поднял кепку и, под носом автомобиля, поспешил
в вестибюль.
— Довольно. Я так не оставлю! Я его разъясню. — Он прыгнул и прицепился к дуге трамвая. Дуга пошатала его минут пять и сбросила у девятиэтажного зеленого здания. Вбежав
в вестибюль, Коротков просунул голову
в четырехугольное отверстие
в деревянной загородке и спросил у громадного синего чайника...
Кальсонер выбежал
в вестибюль, где помещался на площадке огромный брошенный орган «Альпийской розы».
Красные цирковые афиши и зеленые анонсы о борьбе виднелись повсюду — по обеим сторонам входа, около касс,
в вестибюле и коридорах, и везде Арбузов видел свою фамилию, напечатанную громадным шрифтом.
Вестибюль Александровской гимназии. Ружья
в козлах. Ящики, пулеметы. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху.
В стеклах рассвет. За сценой грохот: дивизион с музыкой проходит по коридорам гимназии.
Иностранец тревожно оглянулся, потом глянул поверх Ионы
в вестибюль, убедился, что за Ионой никого нет, вынул правую руку из заднего кармана и сказал уже громко, картаво...
— Ну, конечно, до завтра, маленькая Нина! Спокойной ночи! — крикнул он уже из-за стеклянной двери, отделявшей нижний коридор от
вестибюля. Кивнув мне еще раз, князь Андро исчез
в наружных дверях.
В вестибюле мы разбирали верхнюю одежду. У Ольги — стильная шляпа начала прошлого столетия, и вся она, с ее мечтательной внешностью, кажется барышней другого века. Недаром ее называли
в институте «Пушкинской Татьяной». Это мнение разделял, очевидно, и Боб Денисов.
Забыв поклониться, забыв поблагодарить и не найдя возможности произнести хотя бы единое слово, я вылетела из директорской ложи, бросилась за кулисы, разгримировалась на скорую руку, едва ловя выражение поздравлений моих коллег, и, полуживая от счастья, понеслась
в театральный
вестибюль, где у меня было условлено встретиться с «нашими».
— Солнышко-папа! Мама-Нэлли! — издали кричала я, влетая
в вестибюль. — Принята! Я принята! Порадуйтесь со мной! — И я бросилась
в объятия моих родных…
Начался разъезд, с его обычной сутолокой
в коридорах и
вестибюле театра и выкрикиванием кучеров у подъездов.
Исанка добыла билеты на «Дело» Сухово-Кобылина во втором МХАТе и почти насильно потащила Таню, чтобы ее немножко рассеять. После спектакля, при выходе уже, они столкнулись
в вестибюле с Борькой. Он опять был с тою же еврейкою с большими глазами, смотревшими влюбленно.
В вестибюле,
в присутствии сонного портье, она горячо поцеловала меня. От нее пахло какими-то новыми духами, не теми, что было надушено письмо. И дышала она тяжело, как загнанная лошадь:
в такие годы сильное волнение не проходит безнаказанно. И на рыданье был похож ее последний кокетливый смех, с каким исчезла она за стеклянной дверью. Она ушла.