Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже
на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да
на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что
на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку
выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе
пара целковиков
на чай.
Он сшил себе новую
пару платья и хвастался, что
на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру [Новый пример прозорливости: Винтергальтера в 1762 году не
было.
Болото можно
было узнать по
парам, которые поднимались из него где гуще, где реже, так что осока и ракитовые кустики, как островки, колебались
на этом
паре.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки
на Сивцев Вражек нужно
было запрягать в тяжелую карету
пару сильных лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
После короткого совещания — вдоль ли, поперек ли ходить — Прохор Ермилин, тоже известный косец, огромный, черноватый мужик, пошел передом. Он прошел ряд вперед, повернулся назад и отвалил, и все стали выравниваться за ним, ходя под гору по лощине и
на гору под самую опушку леса. Солнце зашло за лес. Роса уже пала, и косцы только
на горке
были на солнце, а в низу, по которому поднимался
пар, и
на той стороне шли в свежей, росистой тени. Работа кипела.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной
пары́ с оставленными дорогами, которые не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и
на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Дамы
на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и
пару пистолетов: он
был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор
был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную
пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом,
на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц
на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что
на одной картине изображена
была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Я стал смотреть кругом:
на волнующиеся поля спелой ржи,
на темный
пар,
на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь с жеребенком,
на верстовые столбы, заглянул даже
на козлы, чтобы узнать, какой ямщик с нами едет; и еще лицо мое не просохло от слез, как мысли мои
были далеко от матери, с которой я расстался, может
быть, навсегда.
Козаки сошли с коней своих, взошли
на паром и чрез три часа плавания
были уже у берегов острова Хортицы, где
была тогда Сечь, так часто переменявшая свое жилище.
Да
пар двести взять волов, потому что
на переправах и топких местах нужны
будут волы.
Грэй не
был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел, как ее ворочают две служанки;
на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и
пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню.
Посреди улицы стояла коляска, щегольская и барская, запряженная
парой горячих серых лошадей; седоков не
было, и сам кучер, слезши с козел, стоял подле; лошадей держали под уздцы. Кругом теснилось множество народу, впереди всех полицейские. У одного из них
был в руках зажженный фонарик, которым он, нагибаясь, освещал что-то
на мостовой, у самых колес. Все говорили, кричали, ахали; кучер казался в недоумении и изредка повторял...
Парaтов. Чтобы
напоить хозяина, надо самому
пить с ним вместе; а
есть ли возможность глотать эту микстуру, которую он вином величает. А Робинзон — натура выдержанная
на заграничных винах ярославского производства, ему нипочем. Он
пьет да похваливает, пробует то одно, то другое, сравнивает, смакует с видом знатока, но без хозяина
пить не соглашается; тот и попался. Человек непривычный, много ль ему надо, скорехонько и дошел до восторга.
Заходило солнце, снег
на памятнике царя сверкал рубинами, быстро шли гимназистки и гимназисты с коньками в руках; проехали сани, запряженные
парой серых лошадей; лошади
были покрыты голубой сеткой, в санях сидел большой военный человек, два полицейских скакали за ним, черные кони блестели, точно начищенные ваксой.
Вот она заговорила, но в топоте и шуме голосов ее голос
был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в сторону, шлепались
на пол с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и
парами, но все падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили в сторону и там тоже бессильно валились с ног, точно подрубленные.
Народ подпрыгивал, размахивая руками, швырял в воздух фуражки, шапки. Кричал он так, что
было совершенно не слышно, как
пара бойких лошадей губернатора Баранова бьет копытами по булыжнику. Губернатор торчал в экипаже, поставив колено
на сиденье его, глядя назад, размахивая фуражкой,
был он стального цвета, отчаянный и героический, золотые бляшки орденов блестели
на его выпуклой груди.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал
на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две
пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада
на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря
на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину
пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Еще роса блестела
на травах, но
было уже душно; из-под ног
пары толстых, пегих лошадей взлетала теплая, едкая пыль, крепкий запах лошадиного пота смешивался с пьяным запахом сена и отравлял тяжелой дремотой.
— Собирались в доме ювелира Марковича, у его сына, Льва, — сам Маркович — за границей. Гасили огонь и в темноте читали… бесстыдные стихи, при огне их нельзя
было бы читать. Сидели
парами на широкой тахте и
на кушетке, целовались. Потом, когда зажигалась лампа, — оказывалось, что некоторые девицы почти раздеты. Не все — мальчики, Марковичу — лет двадцать, Пермякову — тоже так…
В канаве лежал мужик, опершись головой в пригорок; около него валялись мешок и палка,
на которой навешаны
были две
пары лаптей.
— Да, больше, нежели у вас. Вот видите: я
был нынче в полиции, то
есть не сам, конечно, с визитом, частный пристав пригласил и даже подвез
на паре серых лошадей.
— Ведь у меня свой крепкий
паром, — сказал Тушин, — с крытой беседкой. Вера Васильевна
были там, как в своей комнате: ни капли дождя не упало
на них.
Погода
была еще мрачнее. Шел мелкий, непрерывный дождь. Небо покрыто
было не тучами, а каким-то
паром.
На окрестности лежал туман.
— Давно я думаю, что они
пара, Марья Егоровна, — говорила Бережкова, — боялась только, что молоды уж очень оба. А как погляжу
на них да подумаю, так вижу, что они никогда старше и не
будут.
Только бегает мальчик раз
на дворе, а тут вдруг и подъехал
на паре Максим Иванович, да как раз выпимши; а мальчик-то с лестницы прямо
на него, невзначай то
есть, посклизнулся, да прямо об него стукнулся, как он с дрожек сходил, и обеими руками ему прямо в живот.
«Или они под
паром, эти поля, — думал я, глядя
на пустые, большие пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого
было спросить; с нами ехал К. И. Лосев, хороший агроном и практический хозяин, много лет заведывавший большим имением в России, но знания его останавливались
на пшенице, клевере и далее не шли.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря
на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного
пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных
на поселение из разных наций и сословий; между ними
есть и жиды, и поляки,
есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют, дают движение краю.
На ночь нас развели по разным комнатам. Но как особых комнат
было только три, и в каждой по одной постели, то пришлось по одной постели
на двоих. Но постели таковы, что
на них могли бы лечь и четверо.
На другой день, часу в восьмом, Ферстфельд явился за нами в кабриолете,
на паре прекрасных лошадей.
Есть отрадные мгновения — утром, например когда, вставши рано, отворишь окно и впустишь прохладу в комнату; но ненадолго оживит она: едва сдунет только дремоту, возбудит в организме игру сил и расположит к деятельности, как вслед за ней из того же окна дохнет
на вас теплый
пар раскаленной атмосферы.
Мимоходом съел высиженного
паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него
есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал
на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
В девяти верстах от Натарской станции мы переправились через речку Амгу, впадающую в Маю,
на пароме первобытной постройки, то
есть на десятке связанных лыками бревен и больше ничего, а между тем
на нем стояла телега и тройка лошадей.
И что более всего удивляло его, это
было то, что всё делалось не нечаянно, не по недоразумению, не один раз, а что всё это делалось постоянно, в продолжение сотни лет, с той только разницей, что прежде это
были с рваными носами и резанными ушами, потом клейменые,
на прутах, а теперь в наручнях и движимые
паром, а не
на подводах.
Когда
паром был полон, и нехлюдовская телега с отпряженными лошадьми, сжатая со всех сторон возами, стояла у одного края, перевозчики заложили запоры, не обращая внимания
на просьбы не поместившихся, скинули чалки и пошли в ход.
Она с соболезнованием смотрела теперь
на ту каторжную жизнь, которую вели в первых комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже
были чахоточные, стирая и гладя в тридцатиградусном мыльном
пару с открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она могла поступить в эту каторгу.
На пароме было тихо, только слышались топот ног перевозчиков и стук о доски копыт переставлявших ноги лошадей.
Молодой купец-золотопромышленник, сын мужика, в сшитой в Лондоне фрачной
паре с брильянтовыми запонками, имевший большую библиотеку, жертвовавший много
на благотворительность и державшийся европейски-либеральных убеждений,
был приятен и интересен Нехлюдову, представляя из себя совершенно новый и хороший тип образованного прививка европейской культурности
на здоровом мужицком дичке.
Изможденное тело его, видневшееся в дыры грязной рубахи,
было жалко и слабо, но лицо его
было еще больше сосредоточенно и серьезно оживленно, чем
на пароме.
Нехлюдов приехал в Кузминское около полудня. Во всем упрощая свою жизнь, он не телеграфировал, а взял со станции тарантасик
парой. Ямщик
был молодой малый в нанковой, подпоясанной по складкам ниже длинной талии поддевке, сидевший по-ямски, бочком,
на козлах и тем охотнее разговаривавший с барином, что, пока они говорили, разбитая, хромая белая коренная и поджарая, запаленная пристяжная могли итти шагом, чего им всегда очень хотелось.
Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи,
был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен,
на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились дамы; в глубине, в маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два
пар кружились по залу, подымая облако едкой пыли.
У него уже
была своя
пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Светила луна.
Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки. Старцев оставил лошадей
на краю города, в одном из переулков, а сам пошел
на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная, и — кто знает? —
быть может, она не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его.
Прошло четыре года. В городе у Старцева
была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не
на паре, а
на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее вздыхал и жаловался
на свою горькую участь: езда одолела!
С рассветом опять ударил мороз; мокрая земля замерзла так, что хрустела под ногами. От реки поднимался
пар. Значит, температура воды
была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас осталось еще
на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря
было не особенно далеко, а там к скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэгеец Сале со стрелками.
Это
было для нас непоправимым несчастьем. В лодке находилось все наше имущество: теплая одежда, обувь и запасы продовольствия. При себе мы имели только то, что могли нести: легкую осеннюю одежду, по одной
паре унтов, одеяла, полотнища палаток, ружья, патроны и весьма ограниченный запас продовольствия. Я знал, что к северу,
на реке Един, еще живут удэгейцы, но до них
было так далеко и они
были так бедны, что рассчитывать
на приют у них всего отряда нечего
было и думать.
В Уссурийском крае козуля обитает повсеместно, где только
есть поляны и выгоревшие места. Она не выносит высоких гор, покрытых осыпями, и густых хвойных лесов. Охотятся
на нее ради мяса. Зимние шкурки идут
на устройство спальных мешков, кухлянок и дох; рога продаются по три рубля за
пару.
А в зимний день ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый
пар талого снега уже пахнет согретой землей,
на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво
поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки…
Ермолаю
было приказано доставлять
на господскую кухню раз в месяц
пары две тетеревов и куропаток, а впрочем, позволялось ему жить, где хочет и чем хочет.
На другой день мы доехали до станции Шмаковка. Отсюда должно
было начаться путешествие. Ночью дождь перестал, и погода немного разгулялась. Солнце ярко светило. Смоченная водой листва блестела, как лакированная. От земли подымался
пар… Стрелки встретили нас и указали нам квартиру.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого
была поставлена глухая двускатная палатка. Потом в стороне
на кострах накалили камни, а у китайцев в большом котле и 2 керосиновых банках согрели воды. Когда все
было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли в нее раскаленные камни и стали поддавать
пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда, в палатке
было тесно и приходилось мыться по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.