Неточные совпадения
Сергей Иванович, не отвечая, осторожно
вынимал ножом — тупиком из чашки, в которой лежал углом
белый сот меду, влипшую в подтекший мед живую еще пчелу.
И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи,
вынул уже турецкий нож в оправе из самоцветных каменьев, отвязал от пояса черенок с червонцами, снял с груди сумку с тонким
бельем, дорогим серебром и девическою кудрею, сохранно сберегавшеюся на память.
Но каково же было его изумление, когда он вдруг увидал, что Настасья не только на этот раз дома, у себя в кухне, но еще занимается делом:
вынимает из корзины
белье и развешивает на веревках!
Он был причесан и одет безукоризненно, ослеплял свежестью лица,
белья, перчаток и фрака. По жилету лежала изящная цепочка, с множеством мельчайших брелоков. Он
вынул тончайший батистовый платок, вдохнул ароматы Востока, потом небрежно провел им по лицу, по глянцевитой шляпе и обмахнул лакированные сапоги.
— В самом деле, я еще в дорожном пальто, — сказал Райский. — Там надо бы
вынуть из чемодана все платье и
белье… Надо позвать Егора.
Прямо
В глаза тебе смеются,
вынимаютРетивое из
белой груди, после
И ластятся, как путные робята:
Мол, так пройдет, как будто ничего,
Забудется.
Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего балахона, как то делают иные люди его звания; но
вынимал из пазухи опрятно сложенный
белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху.
Осторожно
вынув раму, дед понес ее вон, бабушка распахнула окно — в саду кричал скворец, чирикали воробьи; пьяный запах оттаявшей земли налился в комнату, синеватые изразцы печи сконфуженно
побелели, смотреть на них стало холодно. Я слез на пол с постели.
Вынули вторые рамы, и весна ворвалась в комнату с удвоенной силой. В залитые светом окна глядело смеющееся весеннее солнце, качались голые еще ветки буков, вдали чернели нивы, по которым местами лежали
белые пятна тающих снегов, местами же пробивалась чуть заметною зеленью молодая трава. Всем дышалось вольнее и лучше, на всех весна отражалась приливом обновленной и бодрой жизненной силы.
Сергей обернулся лицом к Луке Назарычу,
вынул из-под ризы свернутую вчетверо бумагу, развернул ее своими
белыми руками и внятно начал читать манифест: «Осени себя крестным знамением, русский народ…» Глубокая тишина воцарилась кругом.
Стрепетов
вынул из кармана синий фуляр с
белыми кольцами, осмотрел его и, громко высморкавшись, спросил...
Узнавши, что маменька только что встала, что к обедне еще не начинали благовестить и что братцы еще почивают, Сенечка осторожно
вынул из чемодана щегольской
белый муар-антиковый зонтик и отправился к маменьке.
Он вышел из дому. Теплый весенний воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за заборов густо и низко свешивались на улицу
белые шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался летать. Оглянувшись кругом и видя, что на улице никого нет, он
вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
Да с этим враз руку за пазуху,
вынул из пачки сторублевого лебедя, да и шаркнул его на поднос. А цыганочка сейчас поднос в одну ручку переняла, а другою мне
белым платком губы вытерла и своими устами так слегка даже как и не поцеловала, а только будто тронула устами, а вместо того точно будто ядом каким провела, и прочь отошла.
Она
вынула лучшее столовое
белье, вымытое, конечно,
белее снега и выкатанное так, хоть сейчас вези на выставку;
вынула, наконец, граненый хрусталь, принесенный еще в приданое покойною женою Петра Михайлыча, но хрусталь еще очень хороший, который употребляется только раза два в год: в именины Петра Михайлыча и Настенькины, который во все остальное время экономка хранила в своей собственной комнате, в особом шкапу, и пальцем никому не позволила до него дотронуться.
Александров подошел к доске (и все сразу узнали походку Колосова),
вынул из кармана тщательно очищенный по колосовской манере мелок, завернутый аккуратно в чистую
белую бумагу, и (все даже вздрогнули) совершенно колосовским, стеклянным голосом громко объявил...
— Нет, — отвечала Сусанна, — но мы в тот год целое лето гостили у него, а покойная сестра Людмила была ужасная шалунья, и он с ней был всегда очень откровенен, — она меня тихонько провела в его комнату и
вынула из его стола какой-то точно передник, белый-пребелый!..
Ой, подруженьки, любезные мои!
Уж как выпадет да
белый первый снег, —
Выньте сердце из
белой моей груди,
Схороните мое сердце во снегу!..
Когда я согласился, он сел на постели, не спуская ног на пол, и уже тоном приказания велел мне поставить сундук на постель, к его ногам. Ключ висел у него на гайтане, вместе с нательным крестом. Оглянув темные углы кухни, он важно нахмурился, отпер замок, подул на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее,
вынул несколько пар
белья.
По началу он презентовал мне
белой бумаги с красными каемочками вязаные помочи, а потом жене косыночку из трусиковой нежной шерсти, и не успел я странности сих новых, неожиданных подарков надивиться, как он
вынул из кармана шерстяные чулки и вручил их подававшей самовар работнице нашей Аксинье.
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего человека, сидевшего в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея,
вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же
белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Инспектор был человек методический, остановился,
вынул большую табакерку, положил ее возле себя, потом
вынул красный платок и положил его возле табакерки, потом
белый платок, которым обтер себе пот, и, нюхая табак, продолжал таким образом...
Гордей Евстратыч осторожно развернул бумагу и
вынул из нее угловатый кусок
белого кварца с желтыми прожилками.
Мы пили чай, второй раз разговелись, чтобы поддержать компанию старику, изображавшему хозяина дома. На другой день я принес свой чемодан из соседних номеров Голяшкина, излюбленных актерами. Федор
вынул черную пару и
белую полотняную и повесил в гардероб.
— Ага — и больше ничего. Тэбэ я — кунак, им — Ага. — Джигиты разостлали перед нами бурку,
вынули из переметной сумы сыр, чурек, посудину и два серебряных стакана. Я залюбовался его лошадью: золотисто-гнедая с
белой звездочкой между глаз и
белой бабкой на левой ноге. Лошади с такой приметой ценятся у восточных народов: на такой Магомет ездил. Я молча созерцал красавицу, а он и говорит...
Не Проклу!..» Старик оступился,
Из рук его выскользнул лом
И в
белую яму скатился,
Старик его
вынул с трудом.
Жуквич
вынул из кармана красивый портсигар, наполненный турецким табаком, и своими
белыми руками очень искусно свернул себе папироску и закурил ее.
Не посрамила и Берта Ивановна земли русской, на которой родилась и выросла, —
вынула из кармана
белый платок, взяла его в руку, повела плечом, грудью тронула, соболиной бровью мигнула и в тупик поставила всю публику своей разудалою пляскою. Поляк с своей залихватской мазуркой и его миньонная дамочка были в карман спрятаны этой парой.
И затем, обернувшись к жертвеннику, он принял из рук помощника
белого голубя с красными лапками, отрезал птице голову,
вынул у нее из груди сердце и кровью ее окропил жертвенник и священный нож.
С большим трудом
вынули из его когтей очень большую, почти
белую сову, которая тут же издохла: на ястребе никаких знаков повреждения не оказалось.
Вынув из печи весовой
белый хлеб, я кладу на длинную доску десять-двенадцать караваев и поспешно несу их в лавочку Деренкова, а возвратясь назад, набиваю двухпудовую корзину булками и сдобным и бегу в духовную академию, чтоб поспеть к утреннему чаю студентов.
Аксинья вбежала в кухню, где в это время была стирка. Стирала одна Липа, а кухарка пошла на реку полоскать
белье. От корыта и котла около плиты шел пар, и в кухне было душно и тускло от тумана. На полу была еще куча немытого
белья, и около него на скамье, задирая свои красные ножки, лежал Никифор, так что если бы он упал, то не ушибся бы. Как раз, когда Аксинья вошла, Липа
вынула из кучи ее сорочку и положила в корыто, и уже протянула руку к большому ковшу с кипятком, который стоял на столе…
Приведя голову в порядок, она
вынула из комода пузырек с
белою жидкостью и начала оною натирать лицо, руки и шею; далее,
вынув из того же комода ящичек с красным порошком, слегка покрыла им щеки.
Марфа Петровна с своей стороны делала приношения тоже более ценные по усердию, нежели по чему иному; она посылала в монастырь розовую и мятную воду, муравьиный спирт, сушеную малину (иноки, не зная, что с ней делать, настаивали ее пенным вином), несколько банок грибов в уксусе, искусно уложенных, так что с которой стороны ни посмотришь, все видно одни
белые грибы, а как ложкой ни возьмешь, все
вынешь или березовик или масленок.
Входит Эмилий Федорович Гайер, рассвирепелый немец. Он тоже во фраке и
белом галстуке и заметно выпивши. При входе его хожалый делает под козырек, секретарь вытягивается. Гайер прямо подходит к директорскому столу и, сев на кресло,
вынимает из кармана большую пачку акций общества и кладет ее на стол. Рядом с ним помещается и Дарьялов.
— Она
вынула из-за пояса ветку
белой сирени, понюхала, откусила лепесток и подала ему всю ветку.
— Беги скорее к старосте, скажи ему, чтобы велел запрячь тележку да отвез бы старичка куда ему надо… ох! Да вели ему дать, бедненькому, пирожка на дорогу… Постой, вот я волью в посудинку бузины… пусть прежде напьется хорошенько горяченького… Палашка!
Вынь ей также
белый хлебец из кладовой… а ты, Фекла, ступай сюда (тут она ввела бабу в «аптеку»), на тебе мазь, скажи ему, чтоб натирал грудь утром и вечером… Ох! С нами крестная сила!.. Ну, ступай, ступай… Господь с тобою!..
Только завидит болотница человека — старого или малого — это все равно, — тотчас зачнет сладким тихим голосом, да таково жалобно, ровно сквозь слезы, молить-просить
вынуть ее из болота, вывести на
белый свет, показать ей красно солнышко, которого сроду она не видывала.
Однажды летом я был на вскрытии девочки, умершей от крупозного воспаления легких. Большинство товарищей разъехалось на каникулы, присутствовали только ординатор и я. Служитель огромного роста, с черной бородой, вскрыл труп и
вынул органы. Умершая лежала с запрокинутою назад головою, широко зияя окровавленною грудобрюшною полостью; на
белом мраморе стола, в лужах алой крови, темнели внутренности. Прозектор разрезывал на деревянной дощечке правое легкое.
Веселые и довольные матросы первой вахты мылись, брились и стригли друг друга, доставали из своих сундучков завернутый в тряпичку доллар-другой,
вынимали новое платье и переодевались в чистые
белые матросские рубахи с откидными воротниками, открывающими загорелые, бронзовые шеи, в
белые штаны, опоясывая их ременными поясами, с которых на ремешках висели матросские ножи, запрятанные в карманы, и обували новые сапоги, сшитые из отпущенного им русского товара.
В петлице его сюртука уже была
белая роза, которую королева
вынула из букета, поднесенного ей на корвете капитаном, и отдала молодому человеку.
И,
вынув чистое
белье, Меркулов стал переодеваться и приводить в порядок постель.
Она
вынула из-за корсажа часы, поднесла их к самым глазам и, отличив черную стрелку на
белом циферблате, нетерпеливо молвила про себя...
В удостоверение своих слов Ильза взяла из рук старухи
белый посох,
вынула уголь из кармана, положила его к себе на голову и, очертя посохом круг по воздуху, произнесла таинственным, гробовым голосом...
Вынув из чемодана необходимое платье,
белье и привезенные фотографии, Николай Леопольдович запер его и приказал вернувшемуся с водой лакею перенести в спальню. Когда все это было исполнено, он, совершив свой туалет, взглянул на часы.
Через плечо, не
вынимая рук из карманов, Павел взглянул. Бумажка плясала в пухлой и
белой руке Сергея Андреича, но Павел узнал ее и весь мгновенно загорелся страшным ощущением стыда. В ушах его что-то загрохотало, как тысячи камней, падающих с горы; глаза его точно опалил огонь, и он не мог ни отвести взгляда от лица Сергея Андреича, ни закрыть глаза.
Не доходя несколько шагов, она, развернув платок,
вынула из него
белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он
вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими
белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
Едут да едут. Стал молодой князь сумневаться. Попридержал коня, пену с черкески
белой перчаткой смахнул, золотые часы
вынул — время позднее.