Неточные совпадения
Насвистывая тихонько арию жреца из «Лакмэ», он сел к столу, развернул очередное «дело
о взыскании», но, прикрыв глаза, погрузился в поток
воспоминаний о своем пестром
прошлом.
Воспоминания развивались, как бы истекая из слов: «Чем я провинился пред собою, за что наказываю себя»?
Полуянов пил одну рюмку водки за другой с жадностью наголодавшегося человека и быстро захмелел.
Воспоминания прошлого величия были так живы, что он совсем забыл
о скромном настоящем и страшно рассердился, когда Прохоров заметил, что поп Макар, хотя и виноват кругом, но согнуть его в бараний рог все-таки трудно.
Ветер шевелил прядь волос, свесившуюся из-под его шляпы, и тянулся мимо его уха, как протяжный звон эоловой арфы. Какие-то смутные
воспоминания бродили в его памяти; минуты из далекого детства, которое воображение выхватывало из забвения
прошлого, оживали в виде веяний, прикосновений и звуков… Ему казалось, что этот ветер, смешанный с дальним звоном и обрывками песни, говорит ему какую-то грустную старую сказку
о прошлом этой земли, или
о его собственном
прошлом, или
о его будущем, неопределенном и темном.
Но повторять
о том, что говорят серьезно, было нечего: генерал, как и все постоянно хмельные люди, был очень чувствителен, и как все слишком упавшие хмельные люди, нелегко переносил
воспоминания из счастливого
прошлого. Он встал и смиренно направился к дверям, так что Лизавете Прокофьевне сейчас же и жалко стало его.
У него на совести несколько темных дел. Весь город знает, что два года тому назад он женился на богатой семидесятилетней старухе, а в
прошлом году задушил ее; однако ему как-то удалось замять это дело. Да и остальные четверо тоже видели кое-что в своей пестрой жизни. Но, подобно тому как старинные бретеры не чувствовали никаких угрызений совести при
воспоминании о своих жертвах, так и эти люди глядят на темное и кровавое в своем
прошлом, как на неизбежные маленькие неприятности профессий.
На улицах быстро темнело. По шоссе бегали с визгом еврейские ребятишки. Где-то на завалинках у ворот, у калиток, в садах звенел женский смех, звенел непрерывно и возбужденно, с какой-то горячей, животной, радостной дрожью, как звенит он только ранней весной. И вместе с тихой, задумчивой грустью в душе Ромашова рождались странные, смутные
воспоминания и сожаления
о никогда не бывшем счастье и
о прошлых, еще более прекрасных вёснах, а в сердце шевелилось неясное и сладкое предчувствие грядущей любви…
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием
о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой день в мире!"Такую помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом общих
воспоминаний из далекого и близкого
прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим образом.
К Степану Трофимовичу относился с прежним нежным вниманием, но уже как-то сдержаннее:
о высоких предметах и
о воспоминаниях прошлого видимо удалялся с ним заговаривать.
Всякий эпизод, всякое
воспоминание прошлого растравляли какую-нибудь язву, и всякая язва напоминала
о новой свите головлевских увечий.
Затем он упрекал ее мужа в недальновидности: не покупает домов, которые продаются так выгодно. И теперь уж Юлии казалось, что в жизни этого старика она — не единственная радость. Когда он принимал больных и потом уехал на практику, она ходила по всем комнатам, не зная, что делать и
о чем думать. Она уже отвыкла от родного города и родного дома; ее не тянуло теперь ни на улицу, ни к знакомым, и при
воспоминании о прежних подругах и
о девичьей жизни не становилось грустно и не было жаль
прошлого.
Но много ли можно насчитать таких, которые при этом воистину свергли с себя ветхого человека? много ли таких, в которых
воспоминания о"связях"
прошлого не пробуждают подавленного вздоха?
Эта встреча родила в нем тихое, доброе чувство, вызвав
воспоминания о детстве, и они мелькали теперь в памяти его, — мелькали, как маленькие скромные огоньки, пугливо светя ему из дали
прошлого.
— Нет, я неправду говорил, что не жалею
прошлого; нет, я жалею, я плачу
о той прошедшей любви, которой уж нет и не может быть больше. Кто виноват в этом? не знаю. Осталась любовь, но не та, осталось ее место, но она вся выболела, нет уж в ней силы и сочности, остались
воспоминания и благодарность, но…
— Они-с, Дмитрий Орестович, сочинили, — сказал Кругликов, тщательно завертывая книгу в какой-то почтовый бланк. Очевидно, он хранил ее с гордостью, как одно из своих самых лестных
воспоминаний о невозвратном
прошлом.
Теперь он искренно жалел человека, с которым его связывали
воспоминания о давнем
прошлом.
Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только не бывает в жизни встреч!» От
прошлого у него сохранилось
воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и
о таких, — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и
о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую.
Опять почему-то, как в
прошлую бессонную ночь, он вспомнил слова про верблюда и затем полезли в голову разные
воспоминания то
о мужике, который продавал краденую лошадь, то
о пьянице, то
о бабах, которые приносили ему в заклад самовары.
Во всей природе чувствовалось что-то безнадежное, больное; земля, как падшая женщина, которая одна сидит в темной комнате и старается не думать
о прошлом, томилась
воспоминаниями о весне и лете и апатично ожидала неизбежной зимы. Куда ни взглянешь, всюду природа представлялась темной, безгранично глубокой и холодной ямой, откуда не выбраться ни Кирилову, ни Абогину, ни красному полумесяцу…
Обительские заботы, чтение душеполезных книг, непрестанные молитвы, тяжелые труды и богомыслие давно водворили в душе Манефы тихий, мирный покой. Не тревожили ее
воспоминания молодости, все былое покрылось забвением. Сама Фленушка не будила более в уме ее памяти
о прошлом. Считая Якима Прохорыча в мертвых, Манефа внесла его имя в синодики постенный и литейный на вечное поминовение.
Хранитель милых чувств и
прошлых наслаждений,
О ты, певцу дубрав давно знакомый гений,
Воспоминание, рисуй передо мной
Волшебные места, где я живу душой,
Леса, где я любил, где чувство развивалось,
Где с первой юностью младенчество сливалось
И где, взлелеянный природой и мечтой,
Я знал поэзию, веселость и покой…
Ночь… Тихо вздыхает рядом костлявая Васса… В головах ровно дышит голубоглазая Дуня, Наташина любимица… Дальше благоразумная, добрая и спокойная Дорушка… Все спят… Не спится одной Наташе. Подложив руку под кудрявую голову, она лежит, вглядываясь неподвижно в белесоватый сумрак весенней ночи. Картины недалекого
прошлого встают светлые и мрачные в чернокудрой головке. Стучит сердце… Сильнее дышит грудь под напором
воспоминаний… Не то тоска, не то боль сожаления
о минувшем теснит ее.
Воспоминание амурского казака
о прошлом.
Принесенная Зиновией Николаевной Ястребовой весть
о сравнительном обеспечении его по выходе из тюрьмы отошла почему-то на второй план, и он снова предался
воспоминаниям прошлого.
Прошлое с летами, если не совершенно забылось, то по крайней мере не было частого повода для
воспоминаний о нем.
Читатель, без сомнения, догадался, что Сергей Дмитриевич под угрозой увез Екатерину Петровну из Москвы на самом деле не для нежных
воспоминаний сладких поцелуев
прошлого, а лишь для того, чтобы обеспечить себе привольное будущее: он ни на минуту не задумался уничтожить когда-то близкую ему женщину, которая стояла преградой к получению его сыном Евгением, опекуном которого он будет состоять как отец, наследства после не нынче-завтра могущего умереть Петра Валерьяновича Хвостова, — Талицкий навел
о состоянии его здоровья самые точные справки, — завещавшего все свое громадное состояние своей жене Зое Никитишне, в которой он, Сергей Дмитриевич, с первого взгляда узнал Катю Бахметьеву.
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно оставил его — он забыл
о прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала проходить, уменьшаться, в душе снова проснулись томительные
воспоминания, и снова картина убийства в лесу под Вильной рельефно восставала в памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души совести, казалось, по временам всплывшей наружу, не давали ему покоя.
Ему невольно припомнилось его
прошлое, жизнь беззаботная, бескручинная. Он жил
воспоминаниями да памятью
о последних днях, проведенных у Строгановых, в светлице своей лапушки.
О будущем старался не думать. «Чему быть, того не миновать», — утешал он себя русской фаталической пословицей и на этом несколько успокоился, порадовав горячо его любившего друга Ивана Ивановича. Его порядком смутило то настроение Ермака Тимофеевича, с которым он тронулся в опасный и трудный поход.
«Возврат к
прошлому, — между прочим говорилось в письме, — невозможен, так как если
воспоминание об моей артистической деятельности в Петербурге, которую я предприняла исключительно для тебя, вызывало в тебе сомнения, омрачившие последние дни нашей жизни, а между тем я была относительно тебя чиста и безупречна, то
о настоящем времени я в будущем уже не буду иметь право сказать этого».