Неточные совпадения
И опять в
воображении ее возникло вечно гнетущее ее материнское сердце жестокое воспоминание смерти последнего, грудного
мальчика, умершего крупом, его похороны, всеобщее равнодушие пред этим маленьким розовым гробиком и своя разрывающая сердце одинокая боль пред бледным лобиком с вьющимися височками, пред раскрытым и удивленным ротиком, видневшимся из гроба в ту минуту, как его закрывали розовою крышечкой с галунным крестом.
Робкий ум
мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда моря, цепенел перед ужасами и бедами, которыми наполнен путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и в
воображении жили, и пережили молодость, только картины тропических лесов, синего моря, золотого, радужного неба.
Мальчик слушал с омраченным и грустным лицом. Когда певец пел о горе, на которой жнут жнецы,
воображение тотчас же переносило Петруся на высоту знакомого ему утеса. Он узнал его потому, что внизу плещется речка чуть слышными ударами волны о камень. Он уже знает также, что такое жнецы, он слышит позвякивание серпов и шорох падающих колосьев.
Максим пользовался им, чтобы знакомить
мальчика с историей его страны, и вся она прошла перед
воображением слепого, сплетенная из звуков.
Приходская церковь Крестовниковых была небогатая: служба в ней происходила в низеньком, зимнем приделе, иконостас которого скорее походил на какую-то дощаную перегородку; колонны, его украшающие, были тоненькие; резьбы на нем совсем почти не было; живопись икон — нового и очень дурного вкуса; священник — толстый и высокий, но ризы носил коротенькие и узкие; дьякон — хотя и с басом, но чрезвычайно необработанным, — словом, ничего не было, что бы могло подействовать на
воображение, кроме разве хора певчих,
мальчиков из ближайшего сиротского училища, между которыми были недурные тенора и превосходные дисканты.
— У вас, любезный Ардальон Борисыч, зашалило
воображение, — сказал он, встал и похлопал Передонова по рукаву. — У многих из моих уважаемых товарищей, как и у меня, есть свои дети, мы все не первый год живем, и неужели вы думаете, что могли принять за
мальчика переодетую девочку?
Тихон тоже чувствует, что он не имеет чего-то нужного; в нем тоже есть недовольство; но оно находится в нем на такой степени, на какой, например, может быть влечение к женщине у десятилетнего
мальчика с развращенным
воображением.
Мальчику было холодно и страшно. Душила сырость, — была суббота, пол только что вымыли, от него пахло гнилью. Ему хотелось попросить, чтобы дядя скорее лёг под стол, рядом с ним, но тяжёлое, нехорошее чувство мешало ему говорить с дядей.
Воображение рисовало сутулую фигуру деда Еремея с его белой бородой, в памяти звучал ласковый скрипучий голос...
Лёжа на спине,
мальчик смотрел в небо, не видя конца высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его
воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно светлый, ласково греющий, добрый и строгий и что он,
мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в чистоту и свет… И сердце его сладко замирало в чувстве тихой радости.
Получалось что-то огромное, непонятное;
мальчик закрывал глаза, гнал от себя все это и хотел бы остановить игру
воображения, пугавшую его.
Ну вот, в глазах
воображения возникает дворник с длинной бородой и его внук —
мальчик одних лет с моим Васей.
Еще когда читал он наши лубочные сказки, и тогда уже
воображение его разыгрывалось, независимо от этих сказок, и в мечтах
мальчика являлись разные чудесные происшествия, сцепление которых составляло цельные картины и истории, но которые никогда им не были записаны и скоро позабыты.
Так же неясно и неопределенно происхождение
мальчика, которого я встретил на Нюйском станке. Но когда мои воспоминания обращаются к Сибири, в моем
воображении невольно встает эта темная щель, и быстрая река, и убогие лачуги станка, и последние отблески уходящего солнца, гаснущие в печальных глазах последнего потомка какого-то угасающего рода…
Попадая в наш собор, особенно в его крипту, где лежат останки удельных князей нижегородских, я еще
мальчиком читал их имена на могильных плитах, и
воображение рисовало какие-то образы. Спрашивалось, бывало, у самого себя: а каков он был видом, вот этот князь, по прозвищу «Брюхатый», или вон тот, прозванный «Тугой лук»?
Эта ненормальность ребенка кидалась в глаза не только своим, но и гостям. Василий Иванович делал сыну замечания, выговоры, но совершенно безуспешно.
Мальчик все больше и больше замыкался в своем внутреннем мире, питался мечтаниями и грезами своего раннего
воображения. Внутренняя работа продолжалась, препятствия только вырабатывали в ребенке волю, и без того замечательно упругую, и дело двигалось своим путем.