Неточные совпадения
Его не рассердили ни
вид крестьянской
лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он велел согнать их встретившемуся мужику), ни насмешливый и глупый ответ мужика Ипата, которого он встретил и спросил: «Что, Ипат, скоро сеять?» — «Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич», отвечал Ипат.
Это он почувствовал при одном
виде Игната и
лошадей; но когда он надел привезенный ему тулуп, сел закутавшись в сани и поехал, раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая на пристяжную, бывшую верховою, Донскую, надорванную, но лихую
лошадь, он совершенно иначе стал понимать то, что с ним случилось.
Пока седлали
лошадь, Левин опять подозвал вертевшегося на
виду приказчика, чтобы помириться с ним, и стал говорить ему о предстоящих весенних работах и хозяйственных планах.
Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью.
Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову на грудь, я ехал долго, наконец очутился в месте, мне вовсе не знакомом; я повернул коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный, на измученной
лошади.
Я выделывал ногами самые забавные штуки: то, подражая
лошади, бежал маленькой рысцой, гордо поднимая ноги, то топотал ими на месте, как баран, который сердится на собаку, при этом хохотал от души и нисколько не заботился о том, какое впечатление произвожу на зрителей, Сонечка тоже не переставала смеяться: она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку, хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая
вид, что ему было очень трудно это сделать, и помирала со смеху, когда я вспрыгивал чуть не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
Нимало не медля, мы принялись за это дело, торопясь скорее кончить его и бежать на крыльцо, наслаждаться
видом собак,
лошадей и разговором с охотниками.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу в одну
лошадь, на середине которой сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При
виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в лесу на траве и вообще на таком месте, на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
На
лошади же он был очень хорош — точно большой. Обтянутые ляжки его лежали на седле так хорошо, что мне было завидно, — особенно потому, что, сколько я мог судить по тени, я далеко не имел такого прекрасного
вида.
Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно смотрели друг на друга. Я увидел необходимость переменить разговор, который мог кончиться для меня очень невыгодным образом, и, обратясь к Пугачеву, сказал ему с веселым
видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя за
лошадь и за тулуп. Без тебя я не добрался бы до города и замерз бы на дороге».
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских
лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя
вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку.
— И прекрасно. Как вы полагаете, что думает теперь о нас этот человек? — продолжал Павел Петрович, указывая на того самого мужика, который за несколько минут до дуэли прогнал мимо Базарова спутанных
лошадей и, возвращаясь назад по дороге, «забочил» и снял шапку при
виде «господ».
Наконец, если и постигнет такое несчастие — страсть, так это все равно, как случается попасть на избитую, гористую, несносную дорогу, по которой и
лошади падают, и седок изнемогает, а уж родное село в
виду: не надо выпускать из глаз и скорей, скорей выбираться из опасного места…
Кругом коровы,
лошади и, между прочим, — телега; у главной юрты есть службы, хозяйственный
вид порядка и довольства.
В Киренске я запасся только хлебом к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже
лошадей, здоровых, сильных и дюжих на
вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало
лошадей. На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Видели мы по лесу опять множество бурундучков, опять quasi-соболя, ждали увидеть медведя, но не видали, видели только, как якут на станции, ведя
лошадей на кормовище в лес, вооружился против «могущего встретиться» медведя ружьем, которое было в таком
виде, в каком только первый раз выдумал его человек.
В Маиле нам дали других
лошадей, все таких же дрянных на
вид, но верных на ногу, осторожных и крепких. Якуты ласковы и внимательны: они нас буквально на руках снимают с седел и сажают на них; иначе бы не влезть на седло, потом на подушку, да еще в дорожном платье.
Наконец он и наши верховые
лошади вбежали на вершину горы и в одно время скрылись из
виду.
У подъезда стояла пара английских
лошадей в шорах, и похожий на англичанина кучер с бакенбардами до половины щек, в ливрее, с бичом и гордым
видом сидел на козлах.
Старик неохотно встал и вышел за мной на улицу. Кучер мой находился в раздраженном состоянии духа: он собрался было попоить
лошадей, но воды в колодце оказалось чрезвычайно мало, и вкус ее был нехороший, а это, как говорят кучера, первое дело… Однако при
виде старика он осклабился, закивал головой и воскликнул...
В улицах, образованных телегами, толпились люди всякого звания, возраста и
вида: барышники, в синих кафтанах и высоких шапках, лукаво высматривали и выжидали покупщиков; лупоглазые, кудрявые цыгане метались взад и вперед, как угорелые, глядели
лошадям в зубы, поднимали им ноги и хвосты, кричали, бранились, служили посредниками, метали жребий или увивались около какого-нибудь ремонтера в фуражке и военной шинели с бобром.
Через 1,5 часа я вернулся и стал будить своих спутников. Стрелки и казаки проснулись усталые; сон их не подкрепил. Они обулись и пошли за конями.
Лошади не убегали от людей, послушно позволили надеть на себя недоуздки и с равнодушным
видом пошли за казаками.
Надо было дать вздохнуть
лошадям. Их расседлали и пустили на подножный корм. Казаки принялись варить чай, а Паначев и Гранатман полезли на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме гор, покрытых лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный
вид, и хотя уверял нас, что место это ему знакомо, но в голосе его звучало сомнение.
Река Вангоу невелика. Она шириной 4–6 м и глубиной 40–60 см, но теперь она разлилась и имела грозный
вид. Вода шла через лес. Люди переходили через затопленные места без особых затруднений,
лошадям же опять досталось.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось
лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в
виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Выбрав место, где не было бурелома, казак сквозь кусты пробрался к реке, остановился в
виду у плывущей
лошади и начал ее окликать; но шум реки заглушал его голос.
Спешившиеся уланы сидели кучками около
лошадей, другие садились на коней; офицеры расхаживали, с пренебрежением глядя на полицейских; плац-адъютанты приезжали с озабоченным
видом, с желтым воротником и, ничего не сделавши, — уезжали.
Но вот укутали и отца. На дворе уж спустились сумерки, но у нас и люди и
лошади привычные, и впотьмах дорогу сыщут. Свежий, крепительный воздух с непривычки волнует нам кровь. Но ощущенье это скоро уляжется, потому что через минуту нас затискают в крытый возок и так, в закупоренном
виде, и доставят по назначению.
На этот раз
лошадей погнали вскачь, и минут через десять мы уже были в Заболотье. Оно предстало перед нами в
виде беспорядочной черной кучи, задернутой дождевой сетью.
— Тебя? — произнес запорожец с таким
видом, с каким говорит дядька четырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую, на большую
лошадь. — Что ты будешь там делать? Нет, не можно. — При этом на лице его выразилась значительная мина. — Мы, брат, будем с царицей толковать про свое.
Впереди всех стояла в дни свадебных балов белая, золоченая, вся в стеклах свадебная карета, в которой привозили жениха и невесту из церкви на свадебный пир: на паре крупных
лошадей в белоснежной сбруе, под голубой, если невеста блондинка, и под розовой, если невеста брюнетка, шелковой сеткой. Жених во фраке и белом галстуке и невеста, вся в белом, с венком флердоранжа и с вуалью на голове, были на
виду прохожих.
Вид первой извозчичьей пролетки, запах кожи, краски и лошадиного пота, а также великое преимущество держать в руках вожжи и управлять движением
лошадей вызвали у меня желание стать извозчиком.
Старики уселись и поехали. Михей Зотыч продолжал ворчать, а старец Анфим только встряхивал головой и вздыхал. Когда поезд углевозов скрылся из
виду, он остановил
лошадь, слез с облучка, подошел к Михею Зотычу, наклонился к его уху и шепотом заговорил...
В критических случаях Яша принимал самый торжественный
вид, а сейчас трудность миссии сопряжена была с вопросом о собственной безопасности. Ввиду всего этого Яша заседлал
лошадь и отправился на подвиг верхом. Устинья Марковна выскочила за ворота и благословила его вслед.
Здесь менее был нарушен живой
вид покоя: по стенам со всех сторон стояли довольно старые, но весьма мягкие турецкие диваны, обтянутые шерстяной полосатой материей; старинный резной шкаф с большою гипсовою
лошадью наверху и массивный письменный стол с резными башенками.
— А у меня хоть и есть кому, но дожидаться не будут! — произнес ветреный Кергель и по просьбе Вихрова пошел распорядиться, чтобы
лошадей его отложили. Возвратясь обратно, он вошел с каким-то более солидным и даже отчасти важным
видом.
Иван велел заложить ее себе в легонькие саночки, надел на себя свою франтоватую дубленку, обмотал себе накрест грудь купленным в Москве красным шерстяным шарфом и, сделав
вид, что будто бы едва может удержать
лошадь, нарочно поехал мимо девичьей, где сидела Груня, и отправился потом в дальнейший путь.
Для жителя столицы, знакомого лишь с железными путями, зимнее путешествие на
лошадях, в том
виде, в каком оно совершается в наши дни, должно показаться почти анахронизмом.
Приняв во внимание все вышеизложенное, а равным образом имея в
виду, что казенное содержание, сопряженное с званием сенатора кассационных департаментов, есть один из прекраснейших уделов, на которые может претендовать смертный в сей земной юдоли, — я бодро гляжу в глаза будущему! Я не ропщу даже на то, что некоторые из моих товарищей по школе, сделавшись адвокатами, держат своих собственных
лошадей, а некоторые, сверх того, имеют и клеперов!
Он толкнул
лошадь шенкелями и сделал
вид, что хочет наехать на подпрапорщика.
В половине одиннадцатого приехал полковой командир. Под ним был огромный, видный гнедой мерин, весь в темных яблоках, все четыре ноги белые до колен. Полковник Шульгович имел на
лошади внушительный, почти величественный
вид и сидел прочно, хотя чересчур по-пехотному, на слишком коротких стременах. Приветствуя полк, он крикнул молодцевато, с наигранным веселым задором...
— Ты, может быть, думаешь, что я в пьяном
виде буйствовать начну? — сказал он, — а впрочем… Эй, Ларивон!
лошадей господину Щедрину!
Действительность представляется в таком
виде: стройка валится; коровы запущены, — не дают достаточно молока даже для продовольствия; прислуга, привезенная из города, извольничалась, а глядя на нее, и местная прислуга начинает пошаливать;
лошади тощи, никогда не видят овса.
Огромная конюшня, обнесенная забором, была в
виду у всех на Ходынке, рядом со скаковым кругом. Расход был огромный,
лошади, конечно, себя не оправдывали, и на содержание их не хватало доходов от газеты. Пошли векселя.
Меня, привыкшего к табунной жизни в задонских степях, где действительно арканятся и выезжаются могучие
лошади, до четырех лет не видавшие человека, смешили эти убогие приемы, которые они применяли с серьезными лицами, а мой товарищ-казак все, что они делали, в гораздо лучшем
виде повторил перед ними, да я и сам вспомнил старинку.
Почтовый извозчик, озлобленный с
виду парень, проговорив: «Эх, вы, одры!» — сразу же начал загнанных почтовых
лошадей лупить кнутом по бокам, так что те не выдержали наконец — отступились от дурака и заскакали.
Всякий из них, продавая свою
лошадь, вскакивал на нее верхом и начинал лупить ее что есть силы кнутом и ногами по бокам, заставляя нестись благим матом, а сам при этом делал
вид, что будто бы едва сдерживал коня; зубоскальство и ругань при этом сыпались неумолкаемо.
Но на этот раз предположения Арины Петровны относительно насильственной смерти балбеса не оправдались. К вечеру в
виду Головлева показалась кибитка, запряженная парой крестьянских
лошадей, и подвезла беглеца к конторе. Он находился в полубесчувственном состоянии, весь избитый, порезанный, с посинелым и распухшим лицом. Оказалось, что за ночь он дошел до дубровинской усадьбы, отстоявшей в двадцати верстах от Головлева.
Карганов, захватив с собой старика, вернулся назад и, по
виду стреноженных
лошадей уверившись, что Хаджи-Мурат был тут, ночью уже окружил кусты и стал дожидаться утра, чтобы взять Хаджи-Мурата живого или мертвого.
— Скажи, что я верный друг ему, никогда не забуду, — ответил он через переводчика и, несмотря на свою кривую ногу, только что дотронулся до стремени, как быстро и легко перенес свое тело на высокое седло и, оправив шашку, ощупав привычным движением пистолет, с тем особенным гордым, воинственным
видом, с которым сидит горец на
лошади, поехал прочь от дома Ивана Матвеевича. Ханефи и Элдар также сели на
лошадей и, дружелюбно простившись с хозяевами и офицерами, поехали рысью за своим мюршидом.
Алексей Абрамович и
лошадь отправил было к нему, но она на дороге скоропостижно умерла, чего с нею ни разу не случалось в продолжение двадцатилетней беспорочной службы на конюшне генерала; время ли ей пришло или ей обидно показалось, что крестьянин, выехав из
виду барского дома, заложил ее в корень, а свою на пристяжку, только она умерла; крестьянин был так поражен, что месяцев шесть находился в бегах.