Неточные совпадения
Дарья Александровна выглянула вперед и обрадовалась, увидав в серой шляпе и сером пальто знакомую фигуру Левина, шедшего им навстречу. Она и всегда рада ему была, но теперь особенно рада была, что он видит ее во всей ее
славе. Никто лучше Левина не мог понять ее
величия.
Пришла в голову Райскому другая царица скорби, великая русская Марфа, скованная, истерзанная московскими орлами, но сохранившая в тюрьме свое
величие и могущество скорби по погибшей
славе Новгорода, покорная телом, но не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
Но главное — продать завод, обратить все деньги в 5–процентные билеты, которые тогда
пошли в моду, — и доживать век поспокойнее, вспоминая о прошлом
величии, потерю которого вынес он бодро, сохранив и веселость и твердость.
Особенно на холме, куда ведет лестница с воротами удивительного
величия и красоты: весь холм занят храмами и общественными зданиями, из которых каждого одного было бы довольно ныне, чтобы увеличить красоту и
славу великолепнейшей из столиц.
И потому мне чуждо стремление к
величию и
славе, к силе и победе.
Я окончательно преодолел в себе соблазны, связанные с историческим
величием, со
славой царств, с волей к могуществу.
Вот слова, наиболее характеризующие К. Леонтьева: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь
шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, или немецкий, или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“ на развалинах всего этого прошлого
величия?..
Относительно Петра Великого и Наполеона, образов
величия и
славы, русский народ создал легенду, что они — антихристы.
Величие и
слава мира остаются соблазном и грехом, а не высшей ценностью, как у западных людей.
Но русским людям, несмотря на все соблазны, которым они подвержены, очень свойственно отрицание
величия и
славы этого мира.
Все это, конечно, необходимо ради государства, ради его
величия и
славы, и в Германии на этот счет менее, нежели где-либо, может быть недоразумений.
Gnadige Frau
пошла не без
величия, и когда в коридоре ее встретили и
пошли провожать четыре горничные, она посмотрела на них с некоторым удивлением: все они были расфранченные, молодые и красивые.
Но главным украшением прощального обеда должен был служить столетний старец Максим Гаврилыч Крестовоздвиженский, который еще в семьсот восемьдесят девятом году служил в нашей губернии писцом в наместнической канцелярии. Идея пригласить к участию в празднике эту живую летопись нашего города, этого свидетеля его
величия и
славы, была весьма замечательна и, как увидим ниже, имела совершенный и полный успех.
Ни для кого внезапная отставка старого помпадура не была так обильна горькими последствиями, ни в чьем существовании не оставила она такой пустоты, как в существовании Надежды Петровны Бламанже. Исправники, городничие, советники, в ожидании нового помпадура, все-таки продолжали именоваться исправниками, городничими и советниками; она одна, в одно мгновение и навсегда, утратила и
славу, и почести, и
величие… Были минуты, когда ей казалось, что она даже утратила свой пол.
Она довольно приветливо для ее геральдического
величия протянула мне руку и спросила, давно ли я из-за границы, где жил и чем занимался. Получив от меня на последний вопрос ответ, что я отставным корнетом
пошел доучиваться в Боннский университет, она меня за это похвалила и затем прямо спросила...
Жена у него была такая смирная, что ее даже никто не знал: она как будто была поражена
величием мужа и «
шла в тенях».
Но сторонники мысли о подкопах и задних мыслях
идут еще далее и утверждают, что тут дело
идет не об одних окольных путях, но и о сближениях. Отказ от привилегий, говорят они, знаменует
величие души, а
величие души, в свою очередь, способствует забвению старых распрей и счетов и приводит к сближениям. И вот, дескать, когда мы сблизимся… Но, к сожалению, и это не более, как окольный путь, и притом до того уже окольный, что можно ходить по нем до скончания веков, все только ходить, а никак не приходить.
— Да ведь задатки в волость
пошли, за подушное… — как-то равнодушно оправдывался старик, совсем подавленный
величием обступивших его нужд. — Подушное, Осип…
— Итак, я должен оставаться хладнокровным свидетелем ужасных бедствий, которые грозят нашему отечеству; должен жить спокойно в то время, когда кровь всех русских будет литься не за
славу, не за
величие, но за существование нашей родины; когда, может быть, отец станет сражаться рядом с своим сыном и дед умирать подле своего внука.
Величию и
славе Домны Осиповны в продолжение всего наступившего лета пределов не было.
Прекрасно. Стало быть, это — не ничего? Так и запишем. Нельзя мечтать о
величии России — будем на другие темы мечтать, тем более, что, по культурному нашему званию, нам это ничего не значит. Например, конституционное будущее Болгарии — чем не благодарнейшая из тем? А при обилии досуга даже тем более благодарная, что для развития ее необходимо прибегать к посредничеству телеграфа, то есть
посылать вопросные телеграммы и получать ответные. Ан время-то, смотришь, и пройдет.
Гегель, несмотря на всю мощь и
величие своего гения, был тоже человек; он испытал панический страх просто выговориться в эпоху, выражавшуюся ломаным языком, так, как боялся
идти до последнего следствия своих начал; у него недостало геройства последовательности, самоотвержения в принятии истины во всю ширину ее и чего бы она ни стоила.
Кстати же он вспомнил, как однажды он рвал на мелкие клочки свою диссертацию и все статьи, написанные за время болезни, и как бросал в окно, и клочки, летая по ветру, цеплялись за деревья и цветы; в каждой строчке видел он странные, ни на чем не основанные претензии, легкомысленный задор, дерзость, манию
величия, и это производило на него такое впечатление, как будто он читал описание своих пороков; но когда последняя тетрадка была разорвана и полетела в окно, ему почему-то вдруг стало досадно и горько, он
пошел к жене и наговорил ей много неприятното.
Беспримерные подвиги сей войны украсили книгу Российского Дворянства тремя именами
славы. Рим имел Сципионов Африканских, Азиатских: Екатерина воскресила сию награду, достойную Ее
величия, — и Россия имеет своего Задунайского, Чесменского, Крымского.
Но сии два Поэта не образовали еще нашего слога: во время Екатерины Россияне начали выражать свои мысли ясно для ума, приятно для слуха, и вкус сделался общим, ибо Монархиня Сама имела его и любила нашу Словесность; и если Она Своими ободрениями не произвела еще более талантов, виною тому независимость Гения, который один не повинуется даже и Монархам, дик в своем
величии, упрям в своих явлениях, и часто самые неблагоприятные для себя времена предпочитает блестящему веку, когда мудрые Цари с любовию призывают его для торжества и
славы.
И Екатерина на троне!.. Уже на бессмертном мраморе Истории изображен сей незабвенный день для России: удерживаю порыв моего сердца описать его
величие… Красота в образе воинственной Паллады!.. Вокруг блестящие ряды Героев; пламя усердия в груди их!.. Перед Нею священный ужас и Гений России!.. Опираясь на Мужество. Богиня шествует — и
Слава, гремя в облаках трубою, опускает на главу Ее венок лавровый!..
Теперь падет он во всем своем
величии, чтобы тем более увеличить
славу нашу.
Так некогда обожаемая Семирамида, в сиянии
славы, при звуке бесчисленных мусикийских орудий, шествовала по цветущим областям ее, изумляя подданных своих
величием и щедротами!..
Скажите, с каким чувством вы приближались к Ней, когда Она, окруженная Своими Полководцами и Министрами, окруженная
славою дел Своих, взирала на вас с
величием?
Он был мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал
славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и
величие; обязанный Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия.
Но мне должно изобразить Монархиню, которая Своим
величием удивила вселенную; мне должно славить первую Героиню нашего времени, и в присутствии тех, для которых
слава Ее была счастием.
Это презрение, находящееся в основе исторических взглядов г. Жеребцова, не прикроют реторические фразы о
величии и
славе России, обильно рассыпанные во всем «Опыте».
А о
славе и
величии отечества все-таки будут кричать…
Естественно при этом, что каждый интересуется общими делами и что фраза о
славе нации, о
величии государства не увлекает там людей, если она несогласна с действительными их интересами.
Что в прежней, пиндарической школе было призрачное
величие, то здесь — призрачная нежность; там великолепие, здесь достаток; там гром и молния, [здесь роса и радуга; там фейерверки,] здесь каскады; там трубы и кимвалы, грохочущие
славу князей на удивление смертных, здесь арфы, призывающие простых детей природы наслаждаться чувствительностью.
Сей витязь [Сей витязь — Александр Невский.] добродетельный, драгоценный остаток древнего геройства князей варяжских, заслужив имя бессмертное с верною новогородскою дружиною, храбрый и счастливый между нами, оставил здесь и
славу и счастие, когда предпочел имя великого князя России имени новогородского полководца: не
величие, но унижение и горесть ожидали Александра во Владимире — и тот, кто на берегах Невы давал законы храбрым ливонским рыцарям, должен был упасть к ногам Сартака.
Вспомните, когда он был мирным гостем посреди вас; вспомните, как вы удивлялись его
величию, когда он, окруженный своими вельможами,
шел по стогнам Новаграда в дом Ярославов; вспомните, с каким благоволением, с какою мудростию он беседовал с вашими боярами о древностях новогородских, сидя на поставленном для него троне близ места Рюрикова, откуда взор его обнимал все концы града и веселью окрестности; вспомните, как вы единодушно восклицали: «Да здравствует князь московский, великий и мудрый!» Такому ли государю не славно повиноваться, и для того единственно, чтобы вместе с ним совершенно освободить Россию от ига варваров?
О воины великодушные! Вы
идете спасти отечество и навеки утвердить благие законы его; вы любите тех, с которыми должны сражаться, но почто же ненавидят они
величие Новаграда? Отразите их — и тогда с радостию примиримся с ними!
Прежде ужасные только для самих себя и несчастные в глазах соседов, новогородцы под державною рукою варяжского героя сделались ужасом и завистию других народов; и когда Олег храбрый двинулся с воинством к пределам юга, все племена славянские покорялись ему с радостию, и предки ваши, товарищи его
славы, едва верили своему
величию.
Величие и красота идей Инсарова не выставляются пред нами с такою силою, чтобы мы сами прониклись ими и в гордом одушевлении воскликнули:
идем за тобою!
Проходил чудотворец свой путь не во
славе, не в почести, не в своем святительском
величии, а в смиренном образе бедного страннего человека…
Нужно перестать твердить людям с детства, что государство, а не человеческая личность есть высшая ценность и что мужество,
величие,
слава государства есть самая высокая и самая достойная цель.
Христианское сознание не допускает, чтобы человек стремился к могуществу, к
славе, к преобладанию над другими, к гордому
величию.
— Какую ж долю ты мне предлагаешь? —
Спросил Геракл, оборотяся ко другой,
Которая пред ним стояла
Во всем
величии своем.
Она была не так прекрасна,
Как Сладострастье, но зато
К себе всех смертных привлекало
Ее спокойное лицо.
На Геркулеса посмотревши.
Она сказала: «Если ты
Захочешь следовать за мною.
То брось все сладкие мечты.
Не предаваяся покою.
Не испугавшися труда,
Ты должен трудною дорогой
Идти без страха и стыда.
Перед ними стоял тот,
слава о чьих подвигах широкой волной разливалась по тогдашней Руси, тот, чей взгляд подкашивал колена у князей и бояр крамольных, извлекал тайны из их очерствелой совести и лишал чувств нежных женщин. Он был в полной силе мужества, ему
шел тридцать седьмой год, и все в нем дышало строгим и грозным
величием.
«Когда, — сказал я в заключение, — ты не уважаешь мирского
величия и
славы, то вспомни, что, оставляя Москву, ты оставляешь святыни храмов, где совершались чудеса божественной к тебе милости, где лежат целебные мощи угодников Христовых.
— Милый друг! — говорила однажды баронесса, держа на коленах прекрасного малютку и вся пылая от любви к нему. — Недаром астрологи напророчили нашему сыну столько даров. Полюбуйся им; посмотри, какой ум, сколько огня в его глазах; он глядит на нас, будто нас понимает. Кажется, так и горит на нем звезда
величия и
славы! Кто знает, какая высокая доля ждет его! Ведь и король богемский, Подибрад, был простой дворянин…
Истина очевидна: приняв ее в братском союзе с сильнейшими монархами Европы, какой ты достигнешь
славы, какого
величия?
Здесь колыбель нашей воинской
славы, нашей торговли и силы; здесь русский воин положил на грудь свою первое крестное знамение за первую победу, дарованную ему Богом над образованным европейским солдатом; отсюда дивная своею судьбою и достойная этой судьбы жена, неразлучная подруга образователя нашего отечества и спасительница нашего
величия на берегах Прута [Автор имеет в виду вторую жену Петра I — будущую императрицу Екатерину I (1684–1727), принимавшую участие в Прутском походе 1711 г.
Завистнику всегда кажется, что тень великого человека может упасть на него и его заслонить от глаз толпы, хотя они
идут и разными путями; а завистнику то и дело кажется, что толпе нет другой работы, как смотреть на его
величие.