Неточные совпадения
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова
в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат,
в другую комнату, там я тебе что-то скажу», —
человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького
человека, но остряка и философа; председателя
палаты, весьма рассудительного и любезного
человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
И
в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему
в дом, сделался нужным и необходимым
человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался, как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его
в руку; все положили
в палате, что
в конце февраля перед Великим постом будет свадьба.
— Чрезвычайно приятный, и какой умный, какой начитанный
человек! Мы у него проиграли
в вист вместе с прокурором и председателем
палаты до самых поздних петухов; очень, очень достойный
человек.
Дело ходило по судам и поступило наконец
в палату, где было сначала наедине рассуждено
в таком смысле: так как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же
человек мертвый, стало быть, ему немного
в том проку, если бы даже он и выиграл дело, а мужики были еще живы, стало быть, для них весьма важно решение
в их пользу; то вследствие того решено было так: что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам Вшивой-спеси и Задирайлова-тож, а умер-де он, возвращаясь
в санях, от апоплексического удара.
И хорошо знакомы похожие друг на друга, как спички, русские
люди, тепло, по-осеннему, одетые, поспешно шагающие
в казенную
палату, окружный суд, земскую управу и прочие учреждения, серые гимназисты, зеленоватые реалисты, шоколадные гимназистки, озорниковатые ученики городских школ.
Зимою Самгин выиграл
в судебной
палате процесс против родственников купца Коптева — «менялы» и ростовщика;
человек этот помер, отказав Марине по духовному завещанию тридцать пять тысяч рублей, а дом и остальное имущество — кухарке своей и ее параличному сыну.
Дважды
в неделю к ней съезжались
люди местного «света»: жена фабриканта бочек и возлюбленная губернатора мадам Эвелина Трешер, маленькая, седоволосая и веселая красавица; жена управляющего казенной
палатой Пелымова, благодушная, басовитая старуха, с темной чертою на верхней губе — она брила усы; супруга предводителя дворянства, высокая, тощая, с аскетическим лицом монахини; приезжали и еще не менее важные дамы.
— Разве я тебе не говорила? Это председатель
палаты, важный
человек: солидный, умный, молчит все; а если скажет, даром слов не тратит. Его все боятся
в городе: что он сказал, то и свято. Ты приласкайся к нему: он любит пожурить…
— Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь
в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?» Возьмешь дело
в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?» Возьмешь кусок
в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь: вырвут из рук да швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что
в палате да по добрым
людям.
Он предоставил жене получать за него жалованье
в палате и содержать себя и двоих детей, как она знает, а сам из
палаты прямо шел куда-нибудь обедать и оставался там до ночи или на ночь, и на другой день, как ни
в чем не бывало, шел
в палату и скрипел пером, трезвый, до трех часов. И так проживал свою жизнь по
людям.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник,
в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники
палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за
человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся
в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Он так целиком и хотел внести эту картину-сцену
в свой проект и ею закончить роман, набросав на свои отношения с Верой таинственный полупокров: он уезжает непонятый, не оцененный ею, с презрением к любви и ко всему тому, что нагромоздили на это простое и несложное дело
люди, а она останется с жалом — не любви, а предчувствия ее
в будущем, и с сожалением об утрате, с туманными тревогами сердца, со слезами, и потом вечной, тихой тоской до замужества — с советником
палаты!
— А я вам доложу, князь, — сказал приказчик, когда они вернулись домой, — что вы с ними не столкуетесь; народ упрямый. А как только он на сходке — он уперся, и не сдвинешь его. Потому, всего боится. Ведь эти самые мужики, хотя бы тот седой или черноватый, что не соглашался, — мужики умные. Когда придет
в контору, посадишь его чай пить, — улыбаясь, говорил приказчик, — разговоришься — ума
палата, министр, — всё обсудит как должно. А на сходке совсем другой
человек, заладит одно…
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел
в сей суд с прошением
в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров
в 17… году августа 14 дня, служивший
в то время
в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи
в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из
людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая
в тот же день
в **
палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа
в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
Слушайте-послушайте,
Государевы
люди,
Государеву волю!
Идите
в красные ворота
На красный царский двор!
Вереи точены,
Ворота золочены.
С красного двора
в новы сени,
На частые ступени,
В дубовые двери,
В государевы
палаты,
Суд судить, ряд рядить.
Приезжаю я
в губернию и, поговоривши
в казенной
палате, иду прямо к председателю —
человек, батюшка, был он умный и меня давненько знал.
— Разве вот что; поговорить мне с товарищами, да и
в губернию отписать? Неравно дело пойдет
в палату, там у меня есть приятели, все сделают; ну, только это
люди другого сорта, тут тремя лобанчиками не отделаешься.
Человек зажигал свечку и провожал этой оружейной
палатой, замечая всякий раз, что плаща снимать не надобно, что
в залах очень холодно; густые слои пыли покрывали рогатые и курьезные вещи, отражавшиеся и двигавшиеся вместе со свечой
в вычурных зеркалах; солома, остававшаяся от укладки, спокойно лежала там-сям вместе с стриженой бумагой и бечевками.
Так оканчивалась эта глава
в 1854 году; с тех пор многое переменилось. Я стал гораздо ближе к тому времени, ближе увеличивающейся далью от здешних
людей, приездом Огарева и двумя книгами: анненковской биографией Станкевича и первыми частями сочинений Белинского. Из вдруг раскрывшегося окна
в больничной
палате дунуло свежим воздухом полей, молодым воздухом весны…
—
В низших местах берут заседатели, исправники, судьи — этим взятки не крупные дают.
В средних местах берут председатели
палат, губернаторы — к ним уж с малостью не подходи. А
в верхних местах берут сенаторы — тем целый куш подавай. Не нами это началось, не нами и кончится. И которые
люди полагают, что взятки когда-нибудь прекратятся, те полагают это от легкомыслия.
«Народных заседаний проба
в палатах Аглицкого клоба». Может быть, Пушкин намекает здесь на политические прения
в Английском клубе. Слишком близок ему был П. Я. Чаадаев, проводивший ежедневно вечера
в Английском клубе, холостяк, не игравший
в карты, а собиравший около себя
в «говорильне» кружок
людей, смело обсуждавших тогда политику и внутренние дела. Некоторые черты Чаадаева Пушкин придал своему Онегину
в описании его холостой жизни и обстановки…
Василий Голицын, фаворит царевны Софьи, образованнейший
человек своего века, выстроил эти
палаты в 1686 году и принимал
в них знатных иностранцев, считавших своим долгом посетить это, как писали за границей, «восьмое чудо» света.
— Бога ради, — кричал Вихров королю, — помните, что Клавдий — не пошлый
человек, и хоть у переводчика есть это немножко
в тоне его речи, но вы выражайтесь как можно величественнее! — И председатель казенной
палаты начал
в самом деле произносить величественно.
Мы все знали только до сих пор другие ее воспоминания —
в мрачном, угрюмом городе, с давящей, одуряющей атмосферой, с зараженным воздухом, с драгоценными
палатами, всегда запачканными грязью; с тусклым, бедным солнцем и с злыми, полусумасшедшими
людьми, от которых так много и она, и мамаша ее вытерпели.
— Что жалеть-то! Вони да грязи мало, что ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был, да и
в том тесно стало. Скоро пять лет будет, как вот эти
палаты выстроил. Жить надо так, чтобы и светло, и тепло, и во всем чтоб приволье было. При деньгах да не пожить? за это и
люди осудят! Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды нет ли какой?
— Верьте моей опытности. Управляющий
палатой государственных имуществ — это именно тот самый
человек, про которого еще
в древности писано было:"И придут нецыи, и на вратах жилищ своих начертают:"Здесь стригут, бреют и кровь отворяют"". А Набрюшникову — балыки!
Федор Михайлович Смоковников, председатель казенной
палаты,
человек неподкупной честности, и гордящийся этим, и мрачно либеральный и не только свободномыслящий, но ненавидящий всякое проявление религиозности, которую он считал остатком суеверий, вернулся из
палаты в самом дурном расположении духа. Губернатор написал ему преглупую бумагу, по которой можно было предположить замечание, что Федор Михайлович поступил нечестно. Федор Михайлович очень озлобился и тут же написал бойкий и колкий ответ.
Скудоумна была уже сама по себе мысль говорить три часа о деле, которое
в таком только случае имело шансы на выигрыш, если б явилась ораторская сила, которая сразу сорвала бы
палату и
в общем взрыве энтузиазма потопила бы колебания робких
людей.
Или
в судебном месте заняли вы должность какого-нибудь секретаря уголовной
палаты и уже сразу разрешаете участь
людей вы, исключительно, потому что члены, я знаю, они только подписывают.
Они вошли
в офицерскую
палату. Марцов лежал навзничь, закинув жилистые обнаженные до локтей руки за голову и с выражением на желтом лице
человека, который стиснул зубы, чтобы не кричать от боли. Целая нога была
в чулке высунута из-под одеяла, и видно было, как он на ней судорожно перебирает пальцами.
Таких было
в палате несколько
человек.
Но нет:
люди общественного жизнепонимания находят, что поступать так не нужно и даже вредно для достижения цели освобождения
людей от рабства, а надо продолжать, как те мужики станового, сечь друг друга, утешая себя тем, что то, что мы болтаем
в палатах и на собраниях, составляем союзы рабочих, гуляем 1-го мая по улицам, делаем заговоры и исподтишка дразним правительство, которое сечет нас, что это сделает всё то, что мы, всё больше и больше закабаляя себя, очень скоро освободимся.
Возражений он не мог терпеть, да и не приходилось никогда их слышать ни от кого, кроме доктора Крупова; остальным
в голову не приходило спорить с ним, хотя многие и не соглашались; сам губернатор, чувствуя внутри себя все превосходство умственных способностей председателя, отзывался о нем как о
человеке необыкновенно умном и говорил: «Помилуйте, ему не председателем быть уголовной
палаты, повыше бы мог подняться.
— Что делать? Ведь вы — классный чиновник да еще, кажется, десятого класса. Арифметику-то да стихи
в сторону; попроситесь на службу царскую; полно баклуши бить — надобно быть полезным; подите-ка на службу
в казенную
палату: вице-губернатор нам свой
человек; со временем будете советником, — чего вам больше? И кусок хлеба обеспечен, и почетное место.
Пройдя широким двором, посреди которого возвышались обширные по тогдашнему времени каменные
палаты князя Черкасского, они добрались по узкой и круглой лестнице до первой комнаты, где, оставив свои верхние платья, вошли
в просторный покой,
в котором за большим столом сидело
человек около двадцати.
Лесута-Храпунов, как
человек придворный, снес терпеливо эту обиду, нанесенную родовым дворянам; но когда, несмотря на все его просьбы, ему, по званию стряпчего с ключом, не дозволили нести царский платок и рукавицы при обряде коронования, то он, забыв все благоразумие и осторожность, приличные старому царедворцу, убежал из царских
палат, заперся один
в своей комнате и, наговоря шепотом много обидных речей насчет нового правительства, уехал на другой день восвояси, рассказывать соседям о блаженной памяти царе Феодоре Иоанновиче и о том, как он изволил жаловать своею царскою милостию ближнего своего стряпчего с ключом Лесуту-Храпунова.
— Между теплым, уютным кабинетом и этою
палатой нет никакой разницы, — сказал Андрей Ефимыч. — Покой и довольство
человека не вне его, а
в нем самом.
Свежих
людей редко видят
в палате № 6. Новых помешанных доктор давно уже не принимает, а любителей посещать сумасшедшие дома немного на этом свете. Раз
в два месяца бывает во флигеле Семен Лазарич, цирюльник. Как он стрижет сумасшедших и как Никита помогает ему делать это и
в какое смятение приходят больные всякий раз при появлении пьяного улыбающегося цирюльника, мы говорить не будем.
Была, разумеется, и отвага — без этого, какой же бы он был русский
человек! — но было и представление о губернском правлении, об уголовной
палате, а
в особенности о секретарях и столоначальниках.
Вообразите себе, что она до известных там лет своей жизни жила
в кристальных
палатах на дне реки; слыхала там о кораблях, о бурях, о
людях, о их любви, ненависти, о горе.
Засим мы обошли пустые
палаты, и я убедился, что
в них свободно можно разместить сорок
человек.
Теперь я смотрел на женщину и видел, что это —
человек, перешибленный пополам. Надежда закралась
в нее, потом тотчас умирала. Она еще раз всплакнула и ушла темной тенью. С тех пор меч повис над женщиной. Каждую субботу беззвучно появлялась
в амбулатории у меня. Она очень осунулась, резче выступили скулы, глаза запали и окружились тенями. Сосредоточенная дума оттянула углы ее губ книзу. Она привычным жестом разматывала платок, затем мы уходили втроем
в палату. Осматривали ее.
Дело шло о службе где-то
в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел
в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь,
в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых
людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
«Вот службы легонькие, это так! и озимое по милости подлецов незасеянное осталось — этого тоже скрыть не могу!» Но при воспоминании о «подлецах» опять рассердился и присовокупил: «Впрочем, дело об них уж
в уголовной
палате решено; вот как шестьдесят
человек березовой кашей вспрыснут, так до новых веников не забудут!» [Всего
в имении числилось 160 ревизских душ (ревизия была
в 1859 году),
в том числе, разумеется, наполовину подростков и малолетних.
Это радушие вовсе не то, с каким угощает вас чиновник казенной
палаты, вышедший
в люди вашими стараниями, называющий вас благодетелем и ползающий у ног ваших.
Иван Ильич умер 45-ти лет, членом Судебной
палаты. Он был сын чиновника, сделавшего
в Петербурге по разным министерствам и департаментам ту карьеру, которая доводит
людей до того положения,
в котором, хотя и ясно оказывается, что исполнять какую-нибудь существенную должность они не годятся, они всё-таки по своей долгой и прошедшей службе и своим чинам не могут быть выгнаны и потому получают выдуманные фиктивные места и нефиктивные тысячи от 6-ти до 10-ти, с которыми они и доживают до глубокой старости.
Определился
в наш земский суд секретарем из приказных гражданской
палаты молодой
человек, как бы ни было, губернский секретарь.
Они занялись исключительно волокитством; от боярских
палат до швеи иностранного происхождения и до отечественных охтенок — ничего не ускользало от наших молодых
людей. К тому же князь успел раза два проиграться
в пух, надавать векселей за страстную любовь, побить каких-то соперников, упасть из саней мертво пьяный, словом, сделать все, что
в те счастливые времена называлось службой
в гвардии.
Так,
в V
палате жили восемь
человек легко помешанных
в большой дружбе.
Главный доктор
в заведении был добрейший
человек в мире, но, без сомнения, более поврежденный, нежели половина больных его (он надевал, например, на себя один шейный и два петличных ордена для того, чтобы пройти по
палатам безумных; он давал чувствовать фельдшерам, что ему приятно, когда они говорят «ваше превосходительство», а чином был статский советник, и разные другие шалости ясно доказывали поражение больших полушарий мозга); больные ненавидели его оттого, что он сам, стоя на одной почве с ними, вступал всегда
в соревнование.